Страница 53 из 89
Вскоре мы сидели в кабинете заведующей Ленинским ЗАГСом Татьяны Андреевны Коряк — костистой тётки неопределённого возраста, не выпускавшей изо рта сигарету. На столе лежала початая пачка «Родопи», а в пепельнице — смятый окурок. Похоже, до нашего появления, хоть мы были и первыми, она успела выкурить сигаретку. Но и она ни в какую не шла нам навстречу.
— И никак нельзя войти в наше положение? — просительным тоном поинтересовался я.
— Нельзя, это закон! Приходите в конце мая, — напутствовала нас Коряк.
Мы с Полиной тяжело вздохнули и покинули помещение.
— Ничего страшного, — сказал я своей расстроенной невесте. — Месяцем больше, месяцем меньше… У нас впереди вся жизнь.
А чтобы сильно не расстраивалась, я предложил ей пока заняться подготовкой свадебного наряда. Я-то костюм себе всегда успею купить. В крайнем случае у меня есть один вполне приличный, можно и в нём в ЗАГС идти. А вот у невест с нарядом всё куда серьёзнее. Ну вот и пусть занимается пошивом платья, будет чем заняться до свадьбы.
Билет на утренний рейс 8 мая до Москвы я приобрёл заранее, без суеты, и погода свинью не подложила — небо было ясным, с редкими обрывками зависших в бездонной лазури облаков. Полёт так же прошёл без происшествий, и из аэропорта я сразу поехал в гостиницу «Россия». Поселился в двухместном номере не с кем-нибудь, а самим Расулом Гамзатовым. Он появился попозже, когда я уже переоделся в тренировочный костюм и подумывал, не включить ли кондиционер. Да-да, наш номер (подозреваю, что и большинство дрогших, если не все) был оборудован кондиционером «Toshiba». Похоже, в Баку выпуск бытовых кондиционеров ещё не освоили. А может, кондишены японской фирмы хоть и дороже, но престижнее, тут же и иностранцы останавливаются. Да и шума от них наверняка меньше. У нас многое делается на совесть, но кондово. Взять пылесосы… Всасывают с охеренной мощностью, но движок работает с таким шумом, словно где-то рядом взлетает ракета. То ли дело какой-нибудь «Electrolux» — мечта советской домохозяйки, по большей части несбыточная.
— Покровский? Да-да, слышал я про тебя, — тонкие губы под огромным, почти как у Фрунзика Мкртчяна носом, разошлись в улыбке. — «И вновь продолжается бой!», «Аист на крыше», «Я не могу иначе»… Твои же вещи?
Я скромно улыбнулся:
— Да, есть такое, Рамсул Гамзатович.
— Ты вообще уникум, и стихи пишешь, и музыку. Как так у тебя получается?
— Кабы я сам знал, — снова с улыбкой пожал плечами. — Оно как-то само собой получается.
— Талант, самородок… Уральский самородок, — со значением добавил он, поднимая вверх указательный палец. — А в этот раз что за песню сочинил?
— «Малая земля», посвящена советскому десанту в 1943 году у Новороссийска. Вы, наверное, тоже приехали не с пустыми руками?
— Да-а, сегодня Иосиф Кобзон поёт песню на мои стихи «Журавли». Её когда-то прекрасно Марк[2] исполнил, хотя записывал в студии, уже будучи тяжело больным, — печально вздохнул Гамзатов. — Теперь Кобзон поёт, и поёт, на мой взгляд, неплохо… Ладно, давай-ка за встречу!
Он порылся в своём огромном бауле, и на столе появилась бутылка с тёмно-золотистой жидкостью.
— Коньяк 5-летней выдержки, наш, дагестанский! — с гордостью заявил Рамсул Гамзатович.
— А я кое-что захватил из закуски.
И стал выкладывать на стол свои съестные припасы.
— Я тоже захватил, сейчас устроим, как говорит один мой друг из Ташкента, настоящий дастархан.
В номере к казённому графину прилагались два стакана тонкого стекла с цветными ободками, так что было куда налить спиртное. Коньяк действительно хорош. Да и колбаса с и лепёшками чуду с творожно-картофельной начинкой на вкус вполне ничего.
— Это что, горячего всё равно не привезёшь, то, что нужно прямо из печи есть, — сокрушался Гамзатов. — Приезжай к нам в Дагестан, я тебя таким угощу — пальчики оближешь! Курзе пробовал когда-нибудь? Это такие пельмени, только вкуснее ваших. А хинкал! Сказка! Тысяча и одна ночь!
Как-то незаметно уговорили всю бутылку. С сожалением взглянув на пустую тару, Гамзатов осведомился у меня:
— Какие планы на день? Лично я собираюсь как следует отдохнуть перед концертом.
— Да и я, пожалуй, Ваньку поваляю, только нужно будет заранее прогладить костюм.
Оказалось, что костюм может погладить и горничная. Официально эта услуга стоила один рубль. Я с готовностью переложил на её хрупкие плечи эту почётную обязанность. Собственно, я за всю жизнь так и не научился толком гладить одежду, даже став на склоне жизни холостяком. Хотя, казалось бы, обучиться этому должен был ещё в общаге. Но у меня никогда не получались эти чёртовы стрелочки!
Итак, из гостиницы я выйду, скажем, в 16 часов. С запасом, так как пешком до Александровского сада идти всего ничего. Почему именно туда? Потому что в 17 часов я должен находиться у могилы Неизвестного солдата. Вчера созванивался с Силантьевым, договорились, что на этом месте с ним и встретимся, где я передам Юрию Васильевичу бобину с записью альбома «Влюблённая женщина». Во Дворце съездов, по словам руководителя оркестра, это будет сделать затруднительно из-за слишком большого количества понатыканной всюду охраны — участники концерта и зрители не должны нигде пересекаться. Конечно, я мог бы и домой к Силантьеву нагрянуть прямо из аэропорта, но он сам предложил такой вариант, и я не стал возражать, чтобы не показаться слишком назойливым.
Гамзатов захрапел практически моментально. Тоже, что ли, поспать… Несмотря на выпитое, в сон не клонило, наверное, потому что ещё и в самолёте выспался, да и не привык я днём дрыхнуть. Телевизор не включишь, соседа могу разбудить, разве что свежую прессу, которой закупился в фойе, почитать… Собственно, советские СМИ при всей моей любви к Родине навевают смертную тоску. Интервью с дояркой, очерк о сталеварах, целые полосы отводятся под решения партии и правительства… Единственная отдушина из этой пачки газет — свежий номер «Советского спорта». В разгаре чемпионат СССР по футболу во всех лигах, в освещении, конечно, предпочтение отдаётся Высшей лиге. Московское «Динамо», за которое я болею с детства, пока выступает относительно неплохо, но я помнил, что в этом сезоне динамовцы до медалей не доберутся, а чемпионами станут их киевские одноклубники.
Нет, при таком храпе ни о каком отдыхе не может идти и речи! Я даже на газетных строках не мог сконцентрироваться. Я к старости, знаю, тоже начал подхрапывать, но, как мне говорили, терпимо, а знаменитый дагестанский поэт просто какие-то рулады выводит.