Бессмертный избранный

— Лошади! — хрипло вскрикивает Фраксис. — Лошади! Тушите огонь!

Они начинают говорить все вместе, выкрикивать, шептать и свистеть, призывая магию — и тут же замолкают, когда осознают, что ее у них больше нет. В темноте я вижу, как они сбиваются в кучу у костра, словно испуганные дети, и как спрашивают друг у друга, что теперь делать. Они напуганы до полусмерти — все, даже самоуверенный старик.

— У нас нет оружия, — говорит Фраксис. — Но это их не остановит. Это наверняка солдаты наместника, они ищут наследника, которого мы утащили в лес. Мы должны увидеться с Асклакином, но для этого нам надо выбраться из леса живыми.

— Серпетис, ты должен помочь, — говорит старик-халумни, касаясь рукой моего плеча. — На тебя вся надежда. Во имя Энефрет, мы просим твоей помощи.

Они смотрят на меня. Все, даже Цилиолис, которому явно не по сердцу эта затея. Я, Серпетис, сын Мланкина, могу показать солдатам наместника Шинироса свои пальцы, отмеченные прикосновением к неутаимой печати. Каждый в Цветущей долине знает этот знак. Тот, кто помогает наследнику — помогает правителю Асморанты. Солдаты будут только счастливы сопроводить меня в дом наместника, и даже корсы свои одолжат, чтобы укрыть меня от холодного ночного ветра.

Холодное око Чевь снова показывается из-за туч, и одновременно на поляну ступают первые лошади. Четверо вооруженных всадников с решительными злыми лицами. Четыре смертоносных друса, готовых разрезать воздух и вонзиться в трепещущие сердца. Они подъезжают прямо к костру, напирая на нас и оттесняя назад — просто чтобы показать свою силу. И маги отступают — просто потому что не могут не отступить перед лицом этой силы.

— Кто вы такие? — спрашивает первый из всадников, позволяя своей лошади гарцевать в опасной близости от Фраксиса. Тому остается только смиренно опустить голову — наверняка чтобы они не заметили, как на щеках его играют желваки. — Я спрашиваю, кто вы такие?

Я выступаю вперед, поднимая сжатую в кулак руку. Пламя костра оказывается сзади, и всадники не видят моего лица, но они точно увидят знак печати на моих пальцах.

— Меня зовут Серпетис, и я определенный наследник Асморанты, — говорю я, раскрывая ладонь. Золотистые всполохи под кожей напоминают мне об еще одной отметине на моем теле, и я запахиваю ворот корса свободной рукой, пока они все пялятся на другую. — А кто вы такие?

Всадник наклоняется вперед. Он оценивает то, что видит впервые — редко кому в жизни выпадает шанс увидеть наследника дважды — и поднимает руку, давая знак остальным отступить назад. Они беспрекословно подчиняются.

— Не спускайте с них глаз, — говорит он, не оборачиваясь. Легко спрыгнув на землю, всадник оказывается рядом. Он прищуривается, глядя на мою ладонь, и переводит взгляд на мое лицо, когда я сжимаю руку и убираю ее за спину. — Так ты — наследник Асморанты, Серпетис. А мы посланы наместником Шинироса на твои поиски.

Он стоит против огня, и мне хорошо видно его лицо — лицо молодого самоуверенного мужчины, у которого власти чуть больше, чем у остальных. Во взгляде его нет почитания или благоговения. Он послан, чтобы найти меня, но он не собирается верить с первого слова тому, что услышит в вековечном лесу. Пусть и не знает еще о том, что лес отныне потерял свою силу.

— Я знаю, — говорю я.

— И что же ты делаешь в лесу в компании магов, благородный? Тут недавно все трясло и шаталось, но ты, кажется, вовсе не испуган. Знаешь, в чем дело?

Он слишком нахрапист, но я не позволяю себе вспылить. По крайней мере, сразу.

— Эти люди — не маги, — отвечаю я только на первый вопрос. — Разве ты не видишь?

Я отступаю в сторону, позволив Фраксису оказаться перед лицом всадника. Делаю знак рукой.

— Покажите людям наместника ваши шеи.

И они не смеют ослушаться. Я смотрю на магов и сам, но я знаю, что там увижу. Корчась и катаясь по земле, завывая и плача, они срывали с себя подвязанные на ремешки зубы тсыя. Ремешки еще валяются где-то в траве, но самих зубов нет — я видел, как упав на землю, они в мгновение ока истлевали и превращались в прах.

Маги обнажают шеи, подставляют взглядам чужаков свои белеющие в свете костра горла — смотрите и не говорите, что не видели. Их взгляды мечутся, руки неуклюжи, но им больше нечего скрывать, потому что больше ничего они не имеют. Магия ушла по мановению руки Энефрет. Они отдали ее — сами, по своей воле, во имя той, которая назвала себя хозяйкой этого мира, но теперь они как дети, оставленные матерью — беспомощны, беззащитны и растеряны.

Мне не жаль их магии, но я не могу позволить солдатам наместника отнять их жизни.

— Эти люди не маги, они такие же, как вы, — говорю я.

— Они помогли тебе, благородный? — спрашивает всадник. — Как ты сам оказался здесь, посреди глухого леса?

Я прищуриваюсь.

— На все вопросы я отвечу наместнику и мигрису. Он ведь дожидается вашего возвращения, не так ли?

Всадник кривит губы, но сдерживает резкий ответ. Их четверо, и у них есть друсы, но я знаю то, чего не знают эти уверенные в своей силе солдаты. Если магия ушла из этого мира, она ушла и из смертоносных копий. Друс опасен, как копье с железным наконечником, но он больше не поет своей магической песни, пока летит в сердце того, кого должен поразить. Эти солдаты обучены обращаться с магическим оружием, но теперь, когда магии в нем не больше, чем в мышином писке, сохранят ли оно свое мастерство?

— Мигрис и рабрис ждут тебя, наследник, — наконец, говорит всадник. — Мы отправимся в путь утром. Дорога далека, а ночью велик риск заблудиться.

— Как же вы добрались сюда? — спрашиваю я.

Всадник похлопывает себя по складкам корса.

— Наместник разрешил нам использовать дорожную траву, чтобы отыскать тебя в лесу. С ней мы не собьемся с пути.

Его голос звучит так самоуверенно, что я едва сдерживаю смех. Теперь, в лесу, деревья в котором не поменяют своего расположения, а тропинки не будут покорно ложиться под ноги тому, кто несет с собой пучок дорожной травы, мы как раз таки и можем сбиться с пути. Лес замер и не движется. Мы можем сейчас находиться не в Шиниросе и даже не в Асморе. Эта часть леса может оказаться шембученской или вовсе прилегать к горам, отделяющим Цветущую долину от Каменного водопада.

— Мы позволим вам остаться, — говорит Фраксис. — Мы разделим с вами нашу пищу и воду, если вы позволите нам отправиться с вами в Шин.

Всадник сжимает древко друса чуть крепче, но молчит. Я тоже молчу.

Я мог бы рассказать людям Асклакина, как маги напали на нас, как притащили меня в лес бездыханным, как бросили связанным в лачуге вместе с Цилиолисом. Но потом мне пришлось бы рассказать им о том, как я добыл неутаимую печать, перенесшись в одно мгновение в деревеньку у самой Шиниру и обратно. О магии. Об Энефрет.

— Наместник будет рад увидеть тех, кто помог син-фиоарне, — задумчиво отвечает всадник, глядя на Фраксиса. — Тех, кто помог ему добыть… неутаимую печать?

Он не глуп, этот молодой мужчина в запыленном корсе. Поляна, наследник, которого ищут по всему Шиниросу, знак печати и люди — не маги, почему-то живущие посреди вековечного леса — все это вопросы, на которые наместнику будет очень интересно получить ответы.

Но если Фраксис и старик-халумни не врали, часть ответов Асклакину уже известна.

Я чувствую дрожь в сердце раньше, чем начинает дрожать земля. Мне уже знакомо это сотрясение, и магам знакомо, но оно все равно пугает и путает мысли, и заставляет торопливо опуститься на траву, наплевав на гордость.

Лошади фыркают и рвутся прочь с поляны, словно за ее пределами этого землесотрясения нет, и всадникам приходится успокаивать их, выкрикивая что-то голосами, в которых явно слышится страх.

— Что это? Снова? Снова? — спрашивают они друг у друга, спешиваясь и хватая лошадей под уздцы — а те ржут и хотят сбежать, и в панике выкатывают свои блестящие черные глаза.

Тот, что стоял передо мной, задавая вопросы, тоже садится в траву. Он тоже напуган, но не спускает с меня напряженного взгляда. Земля трясется, с деревьев осыпается листва, ночные птицы шумят в ветвях — а он все смотрит на меня, и в глазах его я читаю догадку. Я не испуган так, как следовало бы испугаться. Я дрожу, сердце замирает — но это не страх перед неизведанным. Я знаю…