Страница 11 из 14
– Сколько раз тебе повторять, что неприлично так пристально смотреть на человека! – и очнувшаяся Марта отводила взгляд.
– Тебе нет и четырех, и кто-то подумает, что глупо сейчас говорить с тобой на все эти темы. Да, ты многого не понимаешь, но запоминаешь. И я знаю, что ты все запомнишь. Потому что ты моя внучка. Ты – это я. А у меня блестящая память, и это потрясающий дар. Я бы могла сомневаться в тебе, если бы не глаза. Но тут и думать нечего. Это наши глаза. Значит, и дар наш. Правда, есть у тебя еще один дар – сострадание. Я вижу это в тебе. И зря. Дело это – неблагодарное, и в этом смысле ты будешь совершенно безоружной. Уж не знаю, где тебе пригодится этот дар, главное, помни, что за все в этой жизни приходится платить… или расплачиваться, – задумчиво произнесла Бабуля и закурила сигарету. – А вот руки у тебя всегда теплые! Не руки, а какие-то утюжки! Кровь так и бурлит в тебе! Наверное, в мать…
Эту игру Марта тоже очень любила. Когда она накрывала своими горячими ладошками сухие, холодные руки Бабули, та не могла скрыть благодати на лице, хотя и делала вид, что возмущается:
– Просто невозможные утюжки!..
Потом наступала минута тишины, когда Бабуля закрывала глаза и замирала в блаженстве, а Марта искрилась счастьем. Но вскоре все возвращалось на круги своя, и Бабуля продолжала.
– Я думала и волосами ты не в нас, но нет. Посмотри, какие они у тебя красивые. И, слава Богу, не кудрявые, как у простушки, а прямые волосы настоящей аристократки. И обязательно длинные волосы! Это одно из лучших украшений женщины, – поучала она Марту. Свои волосы она неизменно красила басмой, отчего они становились черными как вороново крыло.
– Ни одного белого волоска, Марта. Помни это.
Теперь Марта почти каждый день доставала любимую колоду карт Бабули и раскладывала ее за столом то по форме цветка, то домика, разглядывая лица королей и королев, вспоминая любимые «дымные разговоры».
– Молодость – это обмен энергиями, – говорила Бабуля. – Мы чувствуем себя богами, и нам кажется, что нам все по силам. Ярче, сильнее, быстрее. Мы садимся на эту карусель и несемся, отдавая направо и налево все, что у нас есть. Молодость, тело, бесценное время… На то она и молодость, чтобы так нещадно ее раздавать, – говорила Бабуля, выпуская изо рта струйку дыма.
– Ну а зрелость – это когда наконец понимаешь, что такое время. Тебе уже ничего не хочется отдавать, хочется все оставить себе. Ты чувствуешь, как энергии с каждым днем становится меньше. И однажды ты говоришь: довольно. Все, что у меня осталось, – мое и ничье больше. Вот тогда ты и стареешь. Парадокс в том, что, именно отдавая энергию, мы продлеваем свою молодость… Словом, природа несовершенна и мы не боги, но когда понимаем это, оказывается поздно что-либо менять…
Марта помнила, как впервые задумалась о несовершенстве природы. Разговор зашел о мальчике ее возраста, который жил со своими родителями в доме по соседству. Виделись они редко, но когда это случалось, любили побегать и побаловаться леденцами, которые Марта приносила ему без разрешения взрослых. Они мерились силой и ростом, а иногда вместе качались в ее любимом гамаке. Но однажды Бабуля, заметив отметку на косяке двери, сказала, что не стоит мериться с ним ростом, так как мальчик больше не вырастет – ни на «крылышко бабочки», как говорила Марта. Ее это очень огорчило:
– Но почему?
– Потому что он карлик и останется таким, как сейчас, даже в сто лет.
– Как гномик?
– Хуже. Руки, ноги – все останется гротескно маленьким, почти смехотворным.
– Даже сердце? – с недоумением спросила Марта, которая часто слышала от Бабу, что неважно как выглядит человек, главное, чтобы у него было «большое сердце».
– Сердце – это другой разговор. Тут, видишь ли, каждый решает сам, каков будет размер его сердца, – ответила Бабуля. – Но этот мальчик до большого своего сердца, скорее всего, просто не доживет, потому что он еще и болен. И не смотри на меня так, да еще и моими глазами! Излишнее сострадание тебя погубит! В этой жизни нет смысла к кому-либо привязываться, поверь мне и успокойся.
После смерти Бабули Марта вдруг обнаружила, что и дом по соседству опустел. Однажды она постучалась к ним, но, никого не застав, больше туда не ходила, хоть и вспоминала мальчика-гномика. Впрочем, вспоминала она его не так часто, ведь теперь своих дел у нее было предостаточно – почти весь дом оказался в ее распоряжении. Марта часами чем-то занималась, никому не мешая; в основном придумывала персонажей, разыгрывала сценки, перевоплощаясь во всех героев. У каждого героя – что-то свое, особенное. А еще ей отдали тот самый «стаканчик», сквозь который она так любила смотреть на окружающий мир. Теперь ничто не мешало ей наслаждаться этой кобальтовой синевой и часами смотреть на небо, на солнце, на деревья и дома… Смотреть и представлять, что она героиня сказки «Русалочка», а вокруг – ее подводное царство.
В доме Бабули была еще одна обожаемая диковина. Большая ракушка, которую использовали как пепельницу. После очередного курильщика, который не задумываясь тушил в ней сигарету, Марта бежала ее отмывать, причитая, как Бабу, и успокаивая ракушку, словно та могла обидеться. Все думали, что Марта растет внимательной, услужливой девочкой, но у нее были свои мотивы. Противный запах окурков и черные точки от затушенных сигарет ввергали ее в ужас. «Как можно портить такую красоту?» – искренне недоумевала она, но ничего не говорила, а только мыла и мыла любимую ракушку.
Марта не очень радовалась гостям, так как терпеть не могла, когда нарушался привычный порядок ее размеренной жизни. Правда, гости бывали нечасто, а кроме того, в их приходе были и положительные моменты. Мама сервировала стол фамильным серебром Бабули. Это важное дело всегда поручали Марте: ножи справа, вилки слева, под ножом салфетка, сложенная уголком. Она охотно помогала, предвкушая любимую игру. Когда гости расходились, на обеденном столе раскладывали уже вымытые приборы, и они сохли до утра, а прежде чем все убрать на место, ей поручали полировать их специальной тряпочкой. И пока Марту никто не видел, она раскладывала красивым узором вилки, ложки, ножи, лопатки и щипцы для пирожных, ложилась в центре стола, складывала на животе руки, пытаясь рассмотреть себя в стекле серванта: так ли выглядела Бабуля, когда умерла? И как будет выглядеть сама Марта, когда умрет?
Со временем Марк пришел в себя и стал привычным Марком, доброжелательным и участливым, только, пожалуй, стал дольше засиживаться в своем кабинете. Иногда просыпаясь ночью, Марта видела, что свет на первом этаже все еще горит.
Однажды она зашла в кабинет, где Марк читал книгу. Ее заинтересовала белая обложка, на которой был прорисован красивый цветок.
– Почитаешь мне эту сказку? – указала она пальчиком на книгу.
– Это для взрослых.
– А цветочек?
– Это роза.
– Книга про розу?
– Нет, и ты меня отвлекаешь.
Но Марта уже научилась складывать буквы в слова и прочитала надпись.
– Ма-ар-ки-из… Роза Маркиз! – радостно заключила она, но Марк отложил книгу.
– Иди, покачайся в гамаке.
Марта видела, что папа не сердится, но в его голосе чувствовалось какое-то напряжение, и взгляд стал строгим; ей стало неуютно. Она обожала свой гамак, но сейчас ей совсем не хотелось качаться, а хотелось, чтобы папа почитал ей Белую книгу. Она насупилась, сложив руки на груди, и стала оглядывать комнату в поисках повода не подчиниться. Повода не нашлось, и Марта погрустнела еще больше.
– Хочу сказку про розу.
– Я подарю тебе настоящую розу. Хочешь?
– Да.
– Тогда дай мне почитать.
Марта глубоко вздохнула и надула губки. Взгляд ее снова упал на книгу. То, что живая роза была лучше книги, сомнений не вызывало, но как же ей не хотелось уходить!
– Тогда я пойду как черепашка! – заявила Марта.
– Ладно. Как черепашка.
– Черепашки хорошие!