Страница 46 из 64
Артур с головой ушел в магазин, а свободное время проводил со скаутами. Теперь он стал уважаемым лидером, женатый, добившийся успехов в бизнесе. Между магазином, скаутами и футбольной командой у него не было свободной минутки, чтобы задаться вопросом, для чего, собственно, он женился. Элайза тоже находила себе занятия, они получали все больше заказов на украшение отелей и ресторанов. Лишь изредка он смотрел на жену и ловил ее грустный взгляд с вопросами, на которые у него не было ответов. Когда Элайза лежала рядом с ним в кровати и даже во сне, поворачиваясь, выставляла напоказ грудь или касалась его рукой или коленом, он подавался назад. Как и Элайза, он никому ничего не говорил. Похоже, радовался, что все оставили его в покое.
Но Элайзу иногда охватывала страсть, она хотела прижаться к телу мужа, хотела, чтобы он обнял ее. Но этого не происходило. Миссис Смарт продолжала резко одергивать ее, если она начинала рассказывать о ленче, о бизнесе отца или о том, что она и Арти сидели за главным столом на ежегодном обеде Ассоциации владельцев цветочных магазинов. Чтобы заткнуть рот Элайзе Беттл, хватало упоминания Доры, которая вышла замуж позже ее, но уже нянчила дочь. Или о том, что Кора должна родить на Рождество.
– В моей семье полный порядок, – многозначительно говорила миссис Смарт.
Да, конечно. Элайза замолкала.
А потом началась война. И произошло несколько Событий, в значительной степени повлиявших на жизнь Элайзы. Во-первых, Артур поступил в военно-воздушный флот и уехал. Во-вторых, Фред ушел в армию. А вскоре заболел туберкулезом и через шесть месяцев умер. В-третьих, Нелл призналась Элайзе, что при их последней встрече, незадолго до его смерти, когда он уже был очень болен, они решили прогуляться в лес, подальше от санатория. За его пределы пациентам выходить строго воспрещалось, даже с женами, но они наплевали на запреты. Легли в папоротниках и занялись любовью, в надежде, что им удастся зачать ребенка. Три недели спустя он умер. И конечно же, сказала Нелл, с его смертью не пришли месячные, которые она называла «шоу». Не пришли они и чрез месяц. И через два.
– Просто удивительно, как ты можешь оставаться такой веселой, – как-то сказала ей Элайза.
Артур накануне отъезда в тренировочную эскадрилью предложил Элайзе пригласить Нелл, чтобы та помогала ей в магазине. Элайза с радостью ухватилась за эту идею. Нелл согласилась, но предупредила, что сможет поработать короткое время, а потом переберется в какое-нибудь спокойное местечко, чтобы родить ребенка. Ей полагалась пенсия за Фреда, ребенку – пособие. Она переехала в дом Элайзы, для вдовы более чем веселая. Кто пребывал в минорном настроении, так это Элайза. А потом, через неделю или две после того, как Нелл начала помогать Элайзе в магазине, ее мечты рухнули. Из нее потекло.
Доктор сказал, что для вдов прекращение менструаций – обычное явление и беременной она не была. Нелл, ужасно расстроенная, вернулась к Элайзе, все ей рассказала. Элайзе хотелось спросить, откуда доктор знает, кто беременная, а кто нет? Но Нелл была не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы.
Женщины два года работали вместе, пока Нелл не пригласили в департамент военных архивов. Что-то в ней переменилось. Она стала модно одеваться, вроде бы забыла про все печали. Ей нравилось восхищение, с которым смотрели на нее молодые люди, но их ухаживаний не принимала. Ей хотелось найти себе партию получше, сказала она Элайзе, и Элайза не могла ее в этом винить.
Нелл война начала нравиться. Горе вдовы сменилось ощущением: живи моментом. А ощущение это включало и мужчин. Хотя ниже талии, как она сказала Элайзе, она никого не пускала. Элайза попыталась прикинуться, что знает, о чем говорит Нелл. А последняя произносила те же фразы, что были у всех на устах: «Нас в любую минуту может разнести в клочья…», или «Живи сейчас. На том свете ничего не успеешь…», или «Наслаждайся, пока можешь…». И фразы эти отражали действительность. Людей разносило в клочья, они уходили из дома и не возвращались или приходили домой, чтобы обнаружить, что у них больше нет ни дома, ни семьи. В мгновение ока человек мог лишиться всего. «Всего? – думала Элайза. – А что есть все?»
Только когда миссис Смарт приходила в гости, Нелл проводила вечер дома и вела себя паинькой. Не из страха перед матерью, так она говорила, но потому, что миссис Смарт дважды попадала под бомбежку и она отдавала матери должное за то, что та все равно не боялась разъезжать по городу. Элайза начала понимать, что у нее нет выбора в дилемме оставаться ли хорошей или становиться плохой. Она все больше завидовала Нелл, которая в предрассветные часы возвращалась домой со сверкающими глазами, раскрасневшаяся и с подарками.
А потом, когда Артур приехал в положенный ему отпуск, вся семья собралась на вечеринку, и многочисленные дети бегали, или ползали по ковру, или сидели на руках матерей, в Элайзе вдруг поднялась злость, потому что все радужные надежды, которые она связывала с Артуром, обратились в прах. И она подумала: если здесь ей ничего не светит, она обратит свой взор на других.
Спросила Нелл, не сможет ли она пойти куда-нибудь с ней и ее подругой Долли из военного архива. Нелл и Долли угостили ее коктейлем в «Кафе ройял», где играл оркестр Дикки. Коктейль ей не понравился, и Она вылила его в кадку с пальмой, когда никто не видел, но вот сам ресторан и царящая там атмосфера приглянулись. Ей не требовался коктейль, чтобы поднять себе настроение. Нелл танцевала, Долли танцевала. И после некоторого колебания Элайза тоже пошла танцевать. И на этот раз у нее перехватило дыхание, правда, по-другому, когда высокий незнакомец, светловолосый, с улыбающимся ртом, назвался он Родни, положил ей руку на поясницу и крепко прижал к своему движущемуся телу. В тот вечер она в каждом танце меняла партнеров, слушала нежные слова, нашептываемые на ушко, ей сжимали руку, прикасались к бедру, но никто, включая Элайзу, не воспринимал что-либо всерьез. Из ресторана они ушли в половине первого, Элайза раскраснелась от удовольствия, временами даже пела, когда они с Нелл шли домой. В темноте ночи пробегала руками по своему телу, пытаясь представить себе, каким ощущали его ее партнеры. «Худенькое, – думала она, – но с округлостями в нужных местах», – как прошептал ей один из мужчин.
Шесть месяцев спустя Нелл уже встречалась с лихим рыжеволосым офицером, которого звали Гордон, и призналась Элайзе, что пустила его и ниже талии. «И не напрасно, – добавила она, после чего приложила палец к губам Элайзы. – Только ни слова матери».
А потом случилось ужасное и радостное. На одно из свиданий – Нелл была с Гордоном, Долли с кларнетистом – Гордон привел своего брата Джонни. Для Элайзы. И ей сразу понравились и его шутки, и темные смеющиеся глаза. Очень уж они отличались от глаз Артура, настороженных, наблюдающих.
Джонни оказался очень настойчивым. Она позволила ему прижимать ее к себе во время танцев, но убирала руку с тех мест, прикосновения к которым считала неприличными, пусть и со все возрастающим сожалением. Джонни сказал, что ноги у нее не хуже, чем у Бетти Грэббл.
– На самом деле они даже лучше, чем у Бетти Грэббл. Знаешь почему? – Он чуть наклонился, приподнял ее юбку повыше колена. – Потому что они здесь.
Миссис Смарт, естественно, ничего не знала. Дикки ей не говорил. Ему не хотелось навлекать на себя недовольство матери. Ругать бы она стала прежде всего его, как старшего брата. Артур приезжал в увольнительные и уезжал, и Элайза все больше наливалась яростью, когда ее свекровь спрашивала:
– О, дорогая, дорогая… опять ничего? – и повторяла, что причину надо искать не в ее половине семьи. В очередной раз услышав, как плохо она выполняет обязанности потенциальной матери, Элайза не выдержала, поднялась и подскочила к плите. Взяв чайник, налила в чашку воды.
– Не возражаете, не так ли? – смело заявила она миссис Смарт. – Только он очень крепкий, прямо-таки чай для моряков. А ведь идет война.
Миссис Смарт поразилась такой наглости, но не преминула ответить. Не могла допустить, чтобы дочь паршивого мясника наводила порядки на ее кухне.