Страница 78 из 80
“Официальный День славянской письменности всё безнадёжнее, — писал он в исповедальном эссе “На костре моего греха”, — в руках идейных его ненавистников, которых более всего страшит будущее единение славянское и величие… Похоже, ради этого, чтобы в руки взять, и сделали День официальным. Очередная бумага из Министерства культуры: оргкомитет очередного Дня письменности, ни одного писателя… Это — уже естественно и не вызывает удивления, знаем, с кем дело имеем.
Удивляет другое: митрополит, пока ещё включаемый в оргкомитет, молчит, благодушествует, не требует включения представителей хотя бы Союза писателей России, которые возвращали праздник на нашу землю…”
О том, что представляет собой Мурманская областная писательская организация сегодня, можно узнать из 4-го номера альманаха, целиком посвященного её 25-летнему юбилею. Он содержит биографические справки и образцы творчества всех поэтов и прозаиков Мурманского края, а также воспоминания о тех, кто уже ушёл, и анализ их творчества. Номер открывается напутственным словом ответственного секретаря писательской организации Николая Скромного, затем идут произведения мастеров старшего поколения — В. Маслова, В. Тимофеева, В. Смирнова, А. Миланова, С. Локко — и вплоть до сегодняшних молодых. Хотя надо признать, что в условиях протекающей на глазах у всех трагедии страны и творческое, и гражданское становление идёт многократно быстрее, чем в период благополучия. Именно об этом свидетельствуют стихи Александра Попова из города Гаджиева: “Урок не впрок нам, круглым дуракам, / В который раз судьбу свою вверяем / Не любящим Россию чужакам, / Коварным, кровожадным вожакам / Жестокой, ненасытной волчьей стаи. // Растерзана, обобрана страна… / Злорадствуют душевные кастраты. / Мы сами в наших бедах виноваты / И, видимо, расплатимся сполна…”.
К сожалению, бытие сегодняшней России уже почти не оставляет русскому человеку оснований для оптимизма, и это не может не вносить свои грустные интонации в стихи современных поэтов. Но такой безысходности существования, как в стихах Леонида Коновалова (“Площадь Первоучителей”, N 3, 2003) нам, честно говоря, встречать до этого почти не приходилось. По крайней мере в стихах поколения 50-летних. Даже вынесенная в название всей подборки строка “И верую в Твоё преображение” (хотя содержащего её стихотворения в подборке почему-то не обнаружилось) не уменьшает той пустоты и отчаяния, которыми переполнены строки Леонида Коновалова. “Какое время, таковы и песни. / И даже песни — песни! — как болезни”, — говорит поэт, и становится страшно за то, как же ему с таким восприятием действительности жить дальше. Ведь он выражает мысли и ощущения многих своих ровесников… Как же надо было изувечить страну, если жизнь стала диктовать поэту только такие вот строчки: “И надо мной вздымался небосвод, / Столь равнодушный — звёзды ледяные. / И что ему дела мои земные, / Печальный или радостный исход?!”; “Сыты падалью вороны — / Вся дорога дымит. / Вот и силы подорваны, / Отчий дом с днищем срыт”; “По следу тёмному отчизну догонять, / Заполненному кровью следу, / И день грядущий мне с проклятьем гнать, / И над прошедшим праздновать победу”; “Опять вернусь я в затхлое жилище, / И наглухо за мной захлопнут двери, / И брат мой вынет нож из голенища — / напрасно я глазам его не верю”; “Вот наша жизнь. И птице не запеть, / Её птенцам бы лучше не родиться…”.
Стихи Леонида Коновалова — это своего рода “кардиограмма” души поэта, свидетельствующая, как наше время убивает в человеке веру в лучшее. Хочется верить, что когда-нибудь они тоже будут зачитаны представителям нынешней власти как свидетельство их преступления перед народом…
Свен ЛОККО. Финны на Мурмане. Роман. Книга первая. На финском и русском языках. — Мурманск: Фонд культуры, 1993. — 480 с.
Роман Свена Локко написан сухим, почти протокольным языком и представляет собой бесстрастное свидетельство о предельно насыщенной всевозможными испытаниями и мытарствами жизни финских семей в России со времён революции и до первых послевоенных лет. Началось всё с того, что семья героя романа узнала о том, что власть в России отныне принадлежит народу, и решила перебраться через границу, чтобы жить в этом удивительном государстве без богачей: “Послушайте-ка, ребята, старика, — сказал Пекка, старый хозяин дома. — В этом смердящем мире трудно понять, кто прав, за кого заступиться и к кому присоединиться. Поверьте мне, что в своей стране вы ничего не добьётесь, потому что нашим буржуям идёт помощь из Германии. В России рабочие и крестьяне завоевали власть. Сейчас там гражданская война. Если хотите обуздать свои лахтари, то лучше уйти в Россию и присоединиться к борцам против общего врага рабочих…” — так семья Суло оказалась в Советской России.
Однако на деле всё получилось совсем не так просто, как представлялось старому Пекке на расстоянии. Сначала переселившихся в Россию финнов согнали в колхозы, затем сорвали с обжитого ими места и переселили в глубь Карелии. Потом началась война и Суло призвали на строительство оборонных сооружений, а позже забрали оттуда в трудовую армию и отправили в Челябинск возводить стратегически важные металлургические заводы. По сути дела, трудармия представляла собой некоторую разновидность того же самого ГУЛАГА — с конвоем, бараками, колючей проволокой и бесконечной изнурительной работой.
И вот в конце 1946 года Суло добивается демобилизации и получает разрешение вернуться в Мурманскую область к матери. Хотя право возвратиться на прежнее место жительство было даровано тогда далеко не всем трудармейцам. “Не жизнь, а постоянная игра в очко, — с обидой говорит Суло его товарищ по работе Яаакко, который по какой-то неведомой причине получил отказ на возвращение в Карелию. — От чьего-то одного слова зависит вся твоя судьба. У тебя же нет никакого права на выбор: либо подчиняйся, либо тебя согнут в бараний рог…” — “Нельзя так рассуждать. Страна огромная, и если каждый будет делать так, как ему в голову взбредёт, то представь себе, какой бардак начнётся”, — возражает ему Суло, и эта вот неозлобленность героя (и автора) на судьбу и на страну является доминирующим признаком книги Свена Локко. Его повествование — это не месть сталинизму и советской власти, а воспоминание о большой, сложной, предельно тяжёлой, но вместе с тем наполненной осязаемо созидательным трудом жизни, которую при всех её крайностях почему-то никак не воспринимаешь как несчастливую. Как трудную — да, но только не несчастливую. Потому что, несмотря ни на какие испытания, она не отучила героя любить свою землю, людей, Родину, не отучила его быть полноценным гражданином и человеком.
Елена КОЖЕВАТОВА. Женщина Сентябрь. Стихотворения. — Мурманск: Изд-во “Максимум”, 2003. — 56 с.
Живёт в городе с поэтическим названием Снежногорск удивительная женщина по имени Сентябрь, работает директором библиотеки и пишет первозданные, как первый снег, стихи, которые каким-то странным образом берут читателя за живое. Может быть, тем, что их автор предельно искренна и непосредственна, может, потому что направленность вектора её души нацелена не к себе, любимой, а во внешний мир, к людям? Как бы там ни было, а открывающие книгу стихи “К вопросу о счастье” уже с первых страниц заставляют читателя проникнуться доверием ко всему, что его ожидает дальше. Что же необходимо поэтессе для счастья? — “Ветра глоток, / Красный платок, / Русского неба, / Чёрного хлеба, / Дочки весёлую рожицу, — / Всё остальное приложится!” — Думается, что под этим могли бы подписаться и многие из читающих эти строки…
Родившись в южном Севастополе, Елена Кожеватова очень быстро, как она сама пишет, “привыкла к Северу. Вросла / В него короткими корнями” и вот уже не заметила, как пишет многоцветную оду приютившему её Снежногорску. Жизнеутверждающий тон её стихов не может поколебать даже несложившаяся личная жизнь, и стихи на эту тему хотя, может быть, и самые тяжёлые в книге, но зато и самые тёплые и пронзительные: “Мечтает дочка молча, гордо. / Рисует папе — про запас… / Душой наивной верит твёрдо, / Что будет папа и у нас. / Весёлый, добрый, смелый, ловкий, — / Ну, самый лучший из людей! / Тогда она покажет Вовке, / Как задаваться перед ней! / Тогда она лицо при встрече / Не станет прятать в воротник / И не ссутулит в страхе плечи, / А смело высунет язык!”.