Мир

— Вы правы, сэр, — подтянулся, словно услышав приказ, Лихи. — Наши военные атташе сделали точно такой же вывод.

— Том, вечно ты со своими армейскими штуками, — не выдержала молчавшая до того Эммануэль. — Больше поговорить не о чем, что ли…

В машине воцарилось неловкое молчание, которое прервал своим очередным рассказом Лихи.

Проехав под рассказы Джорджа по Звенигородскому шоссе, они наконец-то добрались до Соснового Бора и дачи, арендуемой посольством. За высоким деревянным забором скрывалось несколько одноэтажных задний из бруса, имитирующих деревенскую застройку. Рядом с главным зданием Том заметил оборудованную площадку для барбекю и пару деревянных столов со скамейками.

Лихи передал приехавших местному управляющему, а заодно сторожу, заведующему хозяйством и прочее, и прочее — немолодому американцу Альберту Новицки и распрощался. Кроме завхоза, как оказалось, сейчас на даче в качестве дополнительной охраны находились двое морпехов из взвода охраны посольства.

При этом известии, паранойя Тома, до того работавшая в режиме капитана Смоллета[1], взвыла сиреной боевой тревоги. Поэтому, едва устроившись в отведенной комнате, Томпсон оставил Эмми наводить порядок, а сам позвал Лиззи и Джона «осмотреть территорию». Прогуливаясь под внимательным взглядом одного из морпехов, они зашли за угол главного дома и остановились. Пока Джон прикуривал сигарету, Том сделал рукой знак «внимание» и пояснил:

— Похоже, нас будут убивать.

— При попытке похищения, — кивнула, соглашаясь, Лиззи.

— Когда поняли? — спросил, задымив, Джон.

— Поняла, когда вместо гостиницы повезли сюда, — ответила Лиззи

— Тоже. И морпехи, — кратко пояснил Том. Они неторопливо свернули за следующий угол дома. Никого посторонних видно не было. Том приказал — Приготовьте все из укладки номер пять. Лиззи — на тебе Эмми и сын. Будешь в их комнате в резерве. Джон — с Джеком у себя, наготове… А здесь красивая местность, — заметив появившегося завхоза, продолжил Том.

Новицки пригласил всех на легкий ужин…

Том сидел у себя в комнате, прислонившись спиной к кровати и неторопливо, патрон за патроном, заряжал третий магазин к «Кольту». Надо же как-то убивать время в ожидании. А такой способ, как проверка и снаряжение магазинов он с фронтовой юности считал лучшим. Тем более в темноте и на ощупь, к тому же стараясь не выдать себя случайным шумом, это становится нетривиальной задачей и отвлекает от печальных размышлений. Например, стоило ли брать с собой семью. Или о том, кто стоит за очередной попыткой отправить его на тот свет и не связаны ли с заказчиками и исполнителями еще и здешние «ястребы». Есть такие, если подумать, желающие «дойти до Ганга» и «умереть в боях, чтоб от Японии до Англии сияла[2]» коммунистическая страна. И неважно, что исходом такой войны может стать гибель всей человеческой цивилизации, неважно, что СССР может проиграть, неважны людские потери. Главное — «никаких уступок буржуазии». Что не мешает с той же буржуазией договариваться по тактическим вопросам против оппонентов.

Пока у власти находятся прагматики вроде Машерова, Романова и прочих «сталинистов». Но «ленинское крыло», как они себя на называли в пятидесятые (когда хотели перехватить власть после смерти Сталина) существует и по-прежнему пытается войти во власть. Хотя КГБ изрядно проредила их ряды по пятьдесят восьмой пункт (троцкизм). Той самой пятьдесят восьмой, которую в Союзе никто не отменял. С точки зрения Тома — правильно сделали. Так что недовольные, если они и были, вынуждены были маскироваться. Поэтому информации к размышлению у Томпсона оказалось маловато, намного меньше сведений о возможных американских вдохновителях.

Поэтому он переключился с неактуальных размышлений на думы о своей жизни и семье. Эмми и Айвен… то, что подарила ему судьба и что он ни за что не хотел бы потерять. В это время в голову Тома вдруг неожиданно приходит мысль, что вся его жизнь с «того» момента превратилась в сплошной вестерн. Где он играет главную роль ганфайтера, лихо или не очень лихо, расправляясь со своими соперниками и преодолевая непрерывно возникающие на пути трудности. Только теперь ему этого совершенно не хотелось, а хотелось простой и спокойной жизни вместе с семьей. Стараясь не думать об этом, Томпсон попытался вспомнить подробности из жизни Пискунова и, впервые внимательно всматриваясь в сохранившиеся воспоминания, неожиданно обнаружил несколько «точек бифуркации». Да, оказывается были и Толика моменты, когда его жизнь могла превратится в аналог нынешней жизни Тома. Начиная с предложений прапорщика Мимоходова и особиста части капитана Мазура, до встречи с однокашником Мишей Плоткиным. Получается, что он и «тогда» мог быть и офицером армии или КГБ, или даже успешным коммерсантом. Не смог или не захотел, просто потому что жизнь и так была сравнительно спокойная и его самого все устраивало. И сейчас, если бы не умения его «второго я», жизнь и карьера Тома Томпсона скорее всего закончилась бы в том самом отеле.

Размышления Тома прервал донесшийся из полуоткрытой форточки звук, который он сразу узнал. Кто-то подъехал, как раз в то самое время, когда спать хочется больше всего и которое моряки называют «собачьей вахтой». Том аккуратно, чтобы не стукнуть лишний раз, положил третий магазин на заранее приготовленный стул. И застыл, готовый в любую минуту стрелять, двигаться и бить, при необходимости, всем что попадется под руку. Вспомнив, как говорил старый приятель его деда, такой же старый и сморщенный дед, запомнившийся пятном ожога на щеке: «Снаряд еще полметра до танка не долетел, а я, старый сталинский танкист, уже в канаве».

«Ничего, десантники-парашютисты и призраки АНБ тоже кое-что умеют», — успел подумать Томпсон, когда донеслись приглушенные звуки, напоминающие шум открытия бутылок с шампанским и падение чего-то мягкого, но тяжелого, на пол. Тихонько приоткрылась дверь в соседнюю комнату. Судя по силуэту, отразившемуся в лунном свете на полу, Лиззи решила прислушаться к происходящему. Но дверь столь же быстро прикрылась, видимо Чикконе тоже засекла демаскирующую ее картинку. Почти одновременно за дверью комнаты кто-то отчетливо потопал, заставив Тома насторожиться. Но тут же он успокоился, гость начал негромко насвистывать мелодию. «Кровь на стропах», неофициальный гимн парашютистов, — узнал Том. — Свои».

Он осторожно стукнул запасным магазином о пистолет. Потом еще раз. На третий дверь открылась и в комнату заглянул ясно различимый в свете Луны Джек.

— Готово, сэр. Двое морпехов, шофер и этот… «третий секретарь». Двоих КИА, один тяжело ранен, один — легко. Так как их было больше, применили оружие на поражение, — отрапортовал он, просочившись в комнату.

— Кто жив?

— «Секретарша» и один из морпехов — злобно ощерился Рейвен. — Но секретарь долго не проживет — тяжелый.

— Тогда пошли — допросим, — приказал Том. И вышел вслед за Джеком. Пистолет, кстати, из рук не выпускал, причем снятый с предохранителя. Паранойя иногда очень продляет жизнь.

Допрос поневоле продолжался недолго — скоро должен был наступить рассвет. Добитых «морпехов», которые оказывается в списках охраны не числились, труп водителя и полумертвого Лихи загрузили в машину и отвезли к указанному самим Лихи колодцу канализации. После чего добили и ничего больше не знавшего «секретаря», аккуратно скинули трупы в колодец. А машину отогнали назад к даче. И поставили на прежнем месте, словно ничего не случилось и ее просто принесло ветром. Так что утром крепко спавшего коменданта ожидал неожиданный сюрприз. Еще больший сюрприз ожидал посла, когда выяснилось, что пропали аж четыре работника посольства, включая третьего секретаря Лихи.

Но, как и положено дипломату, при встрече с генералом Томпсоном посол Томпсон[3] выглядел абсолютно спокойным. Невозмутимо поздоровался, поговорил на отвлеченные темы. Сообщил, что для проживания специалистов НАСА русские выделили дом неподалеку от здания Главкосмоса, ВДНХ и гостиницы «Космос». Уточнил сроки переезда и пообещал всемерное содействие соотечественникам в случае любых недоразумений.