Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 76

Сквозняк из окна дунул в мою сторону пылью и обрывками каких-то листков. Она сидела, опустив глаза. Горестные крики, слезы отчаяния, осколки надежд, и обломки иллюзий, незримо наполняли все пространство вокруг неё. Она подняла голову и уставилась мне в глаза. Приветствия ни к чему, мы оба знаем, зачем мы здесь.

— Тяни билет, Андреев, — Проничева кивнула на стол, где лежало четыре билета.

Я взял билет и, не глядя, сказал:

— Готов отвечать, Наталья Олеговна.

Она откинула голову и задумалась на мгновение.

— Ты уверен?

— Вполне. Более того, я намерен уйти с пятеркой.

Эта битва будет смертельной, и не думай, что я сдамся! — прочитала она в моих глазах. Посмотрим! — она прищурилась.

— Ну что же, я слушаю.

— Вопрос первый. Особенности Австрийской экономической школы. Основные отличия от плановой экономики. Гм. Маржинализм, в своем развитии, дал миру несколько экономических …

И дальше я, почти дословно, начал повторять параграф учебника. Периодически вставляя ссылки на другие учебники, и современное положение в мировой экономической мысли. Уложился в четыре минуты. Она поскучнела лицом. Взглянула в мой билет.

— Надо полагать, кто такой Николай Орем, и терминологию ты тоже знаешь.

— Само собой, Наталья Олеговна.

— Это плохо, Андреев. Это говорит мне, что твои знания — чисто умозрительные. Проще говоря — результат зубрежки. Они вылетят из твоей головы, как только ты выйдешь отсюда. Я могу поставить тебе три балла. Или придется встретиться еще несколько раз, для лучшего усвоения тобой материала.

Она, давая мне подумать, встала, и закрыла окно. Все же справная тетка!

— Я наслышан о вашем отношении к неофитам, Наталья Олеговна. И настаиваю на дифференцированном подходе. Я, в конце концов, не виноват в вашем феминизме. Так что лучше спрашивайте меня. Я готов к дополнительным вопросам.

Пропустив основной посыл, она вскинулась:

— А чем тебе не нравится феминизм?

— Хм. Уточню. Мне не нравится западный феминизм. А наш, советский, очень даже нравится.

— А есть разница?

— Наталья Олеговна, — протянул я. — Уж вам-то должно быть понятно. Западный феминизм приводит к тому, что женщины на Садовой работают шпалоукладчицами. И с отбойным молотком. Какая гадость!

Она хихикнула. Но я не дал ей вставить слова.

— А советский феминизм, — я мечтательно прищурился. — Это когда женщина спит до одиннадцати. Потом принимает ванну с бокалом шампанского. Потом занимается собой. И к вечеру едет на показ в Доме Мод.

Она откровенно фыркнула. А чего? Так себе и представляют сейчас, в совке, жизнь успешной и независимой женщины. Нет, когда есть дети, там другая история, хотя… но речь ведь сейчас не про это.

— Ну, если не Дом Мод, то на литературные чтения Франсуазы Саган, в контексте душевных поисков, начатых еще Жорж Санд. И сидит там, вся такая… неземная.

Проничева развеселилась:

— Андреев! Руки на стол!

Оба-на! Этот мем уже сейчас существует?!

— Нет, — грустно сказал я. — У меня мозоли на ладонях.

И она, наконец, засмеялась. То есть, похоже, как водится, старая шутка из академических кругов перекочевала в конце концов в интернет. Но сейчас это — типа распознавалки свой-чужой. Тем не менее, отсмеявшись она сказала:

— Я не могу тебе поставить пятерку, Андреев, — она посмотрела направление на пересдачу, что я положил на стол. — Пойми, Коля, репутация стервы — это все что меня пока защищает. Так что, не взыщи.





— Наталья Олеговна! Я не виноват, что мир финансов — мужской. В общем, Наталья Олеговна. Я вам обещаю место вице-президента в банке, что возглавлю со временем!

— А ты хорош, Андреев! — она уже откровенно веселилась. — Другие мне таскали цветы ведрами. Были такие, кто деньги совал. А ты не мелочишься, обещаешь мне будущее. Предложи еще что-нибудь, чтобы было о чем жалеть.

— Ха! Пятерка, Наталья Олеговна, и я расскажу, откуда в институте слухи, что вы грязно пристаете к молодым студентам.

— Чушь! Нет таких слухов!

— Будут!

И тут она уже захохотала. Хотела кулаками вытереть слезы с глаз, но спохватилась, и достала из сумочки платок и пудреницу. Глядя в зеркало, аккуратно промокнула под глазами. Посмеиваясь мне пояснила:

— Это прекрасно ляжет на образ стервы, что я так упорно создаю.

— Идея! Для законченности образа, вам нужна непредсказуемость. Просто зверствовать и злобствовать — это фи, и надоедает. А вот если вы мне поставите пятерку, за чашку растворимого кофе, что я угощу вас в буфете… Все поймут — конченая стервоза! Так и скажете на кафедре. Такой этот Андреев дурачок! Весь учебник вызубрил, и подкупить вздумал. Давайте, говорит, я вас кофе угощу. А я взяла и согласилась.

— Четверка, Андреев! — она захлопнула крышку пудреницы. — На пятерку я сама не знаю. Если будет пять — все решат что мне позвонили. Оно тебе надо?

— Тогда вы возьмете меня под руку, по дороге в буфет.

— Ну ты наглец!

В начале четвертого институт впал в шок. Открылась дверь аудитории, и из неё вышел новичок-второкурсник, что перевелся откуда-то из Мухосранска. За ним вышла всем известная Наталья Олеговна Проничева. Взяла этого новичка под руку, и они, весело смеясь, пошли в буфет. Там, все так же весело они попили кофе и разошлись по своим делам.

Когда мы вышли из аудитории, Проничева взяла меня под руку, и любезно сообщила, что ты же понимаешь, Андреев, что теперь экзамен по кредитным операциям с первого раза не сдашь? На что я сказал, что вообще-то и вправду пришел сюда учиться. Так что будет как в анекдоте про волка и Красную шапочку — ты не боишься, Шапка, одна здесь гулять? А чего бояться? Секс люблю, лес знаю! До буфета она дошла с трудом. Давилась смехом.

Декан стоял возле двери деканата и задумчиво меня разглядывал. Я пришел отдать ведомость с четверкой.

— А ты не безнадежен, Андреев! — сказал он.

— Ах, Леонид Степанович! Меня из МИФИ отпускать не хотели, пришлось в армию уйти, чтобы к вам попасть!

Я вышел из института и пошел в сторону Невского. Погода была как раз как я люблю. Низкая облачность, без дождя. Тепло. То есть, тепло для начала сентября. Так-то я в куртке, хотя и в кедах.

Удачно сданный зачет, приободрил. Хотя… я действительно умею заучивать большие объемы. Но кто же знал, что я нарвусь на тетку, которая добровольно выполняет в институте роль фильтра. Отфильтровывает лишних. В других институтах с этим справляются экзамены по вышке и сопромату. А здесь она лично отсеивает. А тех, что оставляет — приводит к покорности. Зря, наверное, я выпендрился. Но — плевать.

Теперь я человек в институте известный. Из немногих, проскочивших Проничеву на своих условиях. Бггг… проходя рекреацию, я ловил взгляды. Ладно. Как она и говорила, я выбросил это все из головы.

По нечетной стороне Невского я прошел Гостинку, перешел переходом Садовое. Мимо Библиотеки, Катькиного садика, Дома пионеров, и Клодтовских коней, миновал Рубинштейна, и вышел к Сайгону. Неформалов еще немного. Время у меня еще было, и я зашел. Взял двойной кофе.

— Воды поменьше? — улыбнулась мне полная тетка за стойкой.

Пристроился у окна за стоячий столик. Тут собрались как раз припанкованные перцы. И смотрели на меня неприветливо.

— Спокойно, парни, я свой.

— Не похож, — угрюмо процедил крендель в косухе.

Я взбил челку в ирокез.

— А так?

Вокруг засмеялись. Попил кофе, вышел и пошел дальше. Мы договорились сходить, наконец, сегодня с Сурковым и Ивой в «Жигули». Отметить начало учебного года. Поэтому и пешком.

Мое появление в тридцать первой группе, вызвало оживление среди девушек. И легкое любопытство среди ребят. Кроме формального лидера, старосты Вити, есть неформальный — Миша Снежин. Его адъютант, здоровенный ростовчанин Серега Букреев. Армянин Карен Гульян, из Карабаха. Леха Кособоков из Перми. Юрик Семенов из Приозерска. Нормальные, в общем, парни.

Разве что, Снежин слегка гнет пальцы. Ну, типа летом в Париже скука, то ли дело на Новый год. Девицы млеют. Я сдуру, чисто на автомате, поинтересовался, музей Орсе уже работает, или до сих пор — вокзал на ремонте? Мне и вправду интересно, я не помню, когда там откроют музей импрессионизма. Он посмотрел на меня как на заговорившее насекомое. И, не отвечая, принялся рассказывать девицам про суперунивермаг Тати. Я сплюнул про себя. Даже не Лафайет. Он, похоже, не понял, о чем я спросил. Девицы, однако, ахали, и требовали подробностей.