Хроники Януса

– Ну, хорошо, – сказал он. – Оставайся там, где ты считаешь для себя нужным.

«Как заблудшую овцу, примкнувшую к чужому стаду». К чужому. Мне эта метафора показалась звучащей загадочно.

Я продолжал смотреть на сенатора. Его лицо источало радушие. Но в его глазах, властных и не привыкшим к отказам, я прочёл другой ответ.

IV

Деметрион

Сегодня мне не нужно было выделяться, и я не надел знака тайной службы. Но, не выделяясь как советник, я выделился как солдат возвращавшийся с военной кампании. Ибо поверх туники я накинул плащ-полудаментум, через плечо у меня висела походная сумка-локулус, а мои сандалии-калиги, подбитые короткими гвоздями с большими шляпками, цокали по мостовой в такт моему шагу.

В таком виде я пришёл на первую встречу в одно неприметное место недалеко от Бычьего Рынка, встречаясь с человеком из Библоса, который прежде знал меня как солдата. Он передал мне важное сообщение. Затем я проследовал на Палатин – в то место, о котором пойдёт речь ниже.

Ворота были распахнуты настежь. Слуги толпой стояли снаружи: они пришли забрать господских детей и проводить домой после занятий. Многие дети, тем не менее, не спешили уходить. Маленькие со смехом гонялись по двору друг за другом, тогда как те, кто постарше, стояли группами что-то обсуждая. Иные же практиковались в меткости: круглыми камушками следовало с десяти шагов угодить в горлышко амфоры, наклоненной под углом сорока пяти градусов.

Я вышел во двор и проследовал к арочному входу. Дети, снующие туда-сюда, бросали на меня любопытные взгляды или вовсе не обращали внимания. По обоим сторонам коридора стояли бюсты известных римлян и греков. Какой-то невысокий седой человек из прислуги кивнул мне. Я по привычке кивнул в ответ. Я не знал кто это, но, возможно, он знал кто я.

– Скажи, где я могу найти Деметриона?

Он стал жестикулировать, показывая ладонью направление.

– Где-где?

Он издал несколько невнятных звуков. Я понял, что он – немой, кто-то из прислуги.

– Библиотека?

Он закивал.

Я поднялся по лестнице. Открыв массивную дверь из тёмного дерева, я увидел человека, сидящего на скамье у окна. Перед ним был низкий стол, на котором лежало несколько свитков. Он что-то читал. Увидев меня, он улыбнулся, отложил свиток и встал.

– Для меня всегда честь видеть тебя в этих стенах, советник.

Ему было за пятьдесят. Обликом своим он напоминал одного из философов, кто увековечен у них в мраморе: чёрная окладистая борода с редкой проседью покрывала его щёки, а карие умные глаза из-под густых бровей, спокойный мягкий голос и умение слушать собеседника – безусловно располагали с первых минут к общению. Он и был философом.

Деметрион приехал в Рим примерно двадцать с небольшим лет тому назад. Сам он родился в Смирне, там же увлёкся учением Платона. В девятнадцать он покинул родной дом и отправился в Афины, чтобы учиться в Академии. Там в течение пяти лет он слушал лекции Аркесилая. Однако финансовое положение его отца, состоятельного торговца, ухудшилось, и Деметрион перестал получать деньги на оплату учёбы и своё содержание. Предоставленный сам себе, он не знал, что делать, пока случайно не встретил Клодия Маката, римского богача, который приехал в Афины, чтобы подыскать учителя для своих двух чад. Так Деметрион получил работу литтератора (так у нас зовут частного учителя) с неплохим жалованием.

В течение пятнадцати лет в Риме качестве литтератора, он учительствовал сначала в доме Mаката, затем у Ливия Друза, затем в других домах, стяжав себе на этом поприще имя хорошего педагога и заработав деньги. После чего решил открыть собственную школу. Для своей цели ему удалось найти попечителей и заинтересовать префектуру. Так был основан Paedagogium на Палатине. Под него курия распорядился отдать недостроенный храм в честь Латоны. Здание это реконструировали: удлинили и сделали двухэтажным, затем огородили стеной с воротами. Вскоре в его Педагогиуме появились первые ученики.

В числе попечителей его школы состоял и я. Раньше я обучал здесь своего старшего сына Квинта, но затем, по настоянию Деметриона, перевёл его в школу другого грека – Поликарпа, где детям склонным к искусствам и риторике давали возможность больше раскрыть себя.

Все дети были разделены на три группы: младшую – от шести до восьми; среднюю – от восьми до одиннадцати, и старшую – от одиннадцати до пятнадцати. Плата за обучение была высокой. Я платил около тысячи сестерциев в год за обучение сына, при том, что годовое жалование центуриона нашей армии составляло полторы тысячи. Плата же за учебу с полным пансионом (ибо здесь проживали и питались двадцать с небольшим учеников из других мест Италии) как раз достигала жалования центуриона. Кто-то найдет эту плату за обучение детей непомерной. Но в эту сумму было заложена оплата педагогов, которых Деметриону удалось выманить из Аттики: грамматика и ритора Алкмеона, Эвфидема – математика и геометра, и географа Пелагия. Сам же Деметрион преподавал историю и греческий. Кроме них были здесь и другие учителя ниже рангом, но не менее усердные и достойные. Помимо них, было несколько уборщиков из рабов и свободных, два повара и трое из прочей прислуги.

Первый выпуск был пробным камнем. Но уже он дал свои плоды: знания детей оказались столь глубоки и обширны, что многие молодые люди, учившиеся в Греции, были посрамлены, когда дети намного младше их оказывались на голову выше едва ли не в каждой дисциплине. После этого у Деметриона уже не было недостатка в учениках.

Всякий раз, когда мы общались, наша беседа, пусть даже самая короткая, оставляла много пищи для размышлений. Во-первых, он был философом. В его речи тут и там проскакивали глубокие мысли – порой спорные, порой несомненные, но всегда интересные, которые он излагал легко, как бы «между прочим» в дополнение к теме разговора, сопровождая это паузами, во время которых бросал добродушный, чуть насмешливый взгляд из-под густых бровей, словно оценивая как сказанное воспринял собеседник. Во-вторых, он излагал сложные вещи простым языком без напыщенного мудрствования. Его манера общения и его мысли подталкивали, приглашали развить дискуссию, которая могла состояться… будь на то у нас обоих время. Однако, пару раз мы всё же долго и жарко дискутировали. Я находил Деметриона одним из самых интересных людей, которых я когда-либо встречал в своей жизни. Со своей стороны грек поощрял мой интерес к рождению истины в споре.

Я, однако, никогда не приходил сюда только для бесед с ним. Вот и в этот раз я пришёл сюда, чтобы проведать одного из воспитанников. О том кто это, я упомяну в конце.

… а сначала я расскажу что этому предшествовало.

Место, где я застал Деметриона, было библиотекой, предназначенной для учащихся. В правом крыле располагалась другая библиотека уже для педагогов, служившая заодно местом их совещаний. Мы обменялись несколькими фразами вежливости. Перехватив мой любопытный взгляд на множество свитков лежащих на столе, он признался что исследует события истории, поскольку задумал написать историю Рима начиная от недавней войны с Карфагеном. Я приветствовал такое намерение. Тогда он обратился ко мне с просьбой. Он слышал о последних событиях по поимке врага Рима и попросил меня позволить ему упомянуть это событие в своей книге. Он будет мне благодарен, если расскажу о себе и моих товарищах, увековечив, тем самым, нас для следующих поколений. Я был польщён, но пока расследование не закончится, сказал я, рассказать об этом я не имею права.

Дальше мы коснулись дел попечительства. Крыша была отремонтирована и водоотведение завершено так, что вода теперь скапливается в нужном месте и стекает точно в чаны, расставленные по периметру, а оттуда идёт на хозяйственные нужды. Он поблагодарил меня за это и за другое содействие: где-то три месяца назад было решено открыть коллекцию древностей и несколько попечителей дали на это деньги. Я, со своей стороны, попросил знакомых торговцев и капитанов судов, которых я знал, купить что-то из его списка в странах, куда они отправлялись. Так в школьной коллекции оказались египетские статуэтки, персидские монеты, аккадская клинопись, украшения с Крита, и многое-многое другое.