Хроники Януса

Я пришёл к ней, чтобы расставить точки раз и навсегда. Я пришёл, также, – неважно что она сама хотела мне сказать – услышать зачем она явилась туда, чтобы унизить Плинию; а то, что это было намерение именно унизить и ни что больше, мне было совершенно ясно. И прежде Фабия делала поступки от которых мне было не по себе, но этот перешёл всякие рамки, и теперь у меня совершенно изменилось мнение о ней.

***

Она догадалась что было причиной моего плохого настроения, но не подала виду, как будто ничего и не произошло. В этот вечер она была изысканно одета и умащена, словно это было назначенное свидание. Её левое плечо стягивал серебряный браслет в виде змеи с крохотными глазами-изумрудами, который служил ей талисманом. Дом был пуст. Я узнал, что родители, забрав почти всех рабов, уехали на виллу.

В этот раз я демонстративно сел напротив, а не рядом как раньше.

Фабия сквозь силу улыбнулась.

– Мне казалось, что мы всегда были друзьями, Луций. И даже больше, чем друзьями. Но ты скрыл это, хотя у меня не было тайн от тебя. Я рассказывала тебе о всех, с кем я встречалась… – начала она.

– Ты рассказывала уже зная, что они не годятся тебе, – перебил я. – Ты говорила это после того, как всё заканчивалось. Найди ты себе пару – и ты не сказала бы мне ни слова. Потому что то, что было между вами, было бы слишком лично для чужих ушей.

– Ты хочешь сказать, ты нашёл себе пару?

– Да.

– Ты в этом уверен?

– Да.

Она промолчала и опустила глаза.

– Даже если это так, – сказала она вздохнув, – я не заслужила, чтобы не знать этого. Ты прекратил всякое общение со мной, будто мы и не были знакомы.

– Если ты имеешь в виду только это, прими мои извинения. К тому же я две недели был болен. Теперь скажи, для чего ты пришла к ней?

Она промолчала. Встав с кушетки, она сделала несколько шагов и встала спиной ко мне, глядя в окно. Был вечер. Солнце клонилось к закату. Фабия умела хорошо делать скульптуры, но не лучше Гелиоса: лучи закатного солнца, бьющие из окна, идеально высекали её формы под полу-прозрачным платьем. Она не оборачивалась.

– Очевидно, я поступила дурно, – наконец произнесла она после паузы.

– Так оно и есть.

– Я прошу простить меня.

– Я постараюсь. Хотя намеренную ложь трудно простить, Фабия. Ты говоришь о дружбе, но ты солгала мне, солгав ей …

– Я солгала ей потому, что не могла лгать себе, – резко оборвала она меня и обернулась.

– Ты хочешь сказать… – Наши глаза встретились. В них я вдруг прочёл то, что подтвердило мою мысль. – Это так? Ты в этом уверена?

Она кивнула и, глубоко вздохнув, отвернулась.

Это было правдой. Это не было её игрой.

Я тоже вздохнул.

– Прости, мне очень жаль. Я этого не знал. Но теперь уже поздно. Теперь уже ничего не изменишь.

– Почему?

– Ты знаешь почему. Это не зависит от нас.

– Я знаю, у меня множество недостатков. Если боги сделали меня такой и хотят, чтобы я испытывала отвращение к себе, как мне быть? Но я знаю, что они дали мне и достоинства. Когда приходит чувство, ты не знаешь почему это так. Это просто происходит и всё. Скажи, чем она лучше меня?

Она обернулась и подошла ближе. Я продолжал сидеть.

– Ты сама только что сказала: это просто происходит и всё. Ты сказала: боги. Наверно, такова их воля.

Она усмехнулась.

– С каких это пор ты стал набожным, Луций Капитул? Это не боги, это ты. То есть, она…

– Послушай…

– Я недооценила её. Она совсем не простушка; она хитра и ловко использовала твои слабости…

Я было думал, она сожалеет. Но эти слова опровергли мои мысли. В её фразе, при всём, мог быть и пробный камень как я отвечу на её подозрение.

– Так вот оно что, – усмехнулся я. – Если у парня и девушки разного достатка и звания может быть что-то помимо ложа, это не укладывается в твоей голове?

Я вполне бы мог ей солгать. Но она знала, что я не стану лгать. По лицу Фабии было видно: моё хоть и косвенное признание, что я не спал Плинией, всё же возымело действие. Однако это не изменило отношения к ней в целом.

– Даже если это так, – задумчиво проговорила Фабия, – даже если это так, она – не то, что тебе нужно. Она совсем не для тебя.

Её назидательный тон лишь подлил масла в огонь.

– Не хочешь ли ты сказать, что мне следовало спросить тебя о своём выборе, или ты знаешь меня лучше, чем я сам?

– Я женщина, Луций. И когда одна женщина видит другую женщину, она видит то, что сокрыто от глаз мужчины.

– И что же ты увидела?

Фабия посмотрела на меня. В её взгляде сквозило недоумение: слишком искреннее, однако, чтобы принять его за подлинное даже по меркам патрицианского умения лицемерить.

– Только дочь винодельщика с большими глупыми глазами. Только это, – произнесла она, адресуя это не мне, а как бы всем – как актёр бросающий реплику публике.

Я с досадой вздохнул.

– У тебя все глупы кто добр, простодушен и имеет задних мыслей. Ей далеко до тебя. Ей не пришло бы голову так лгать…

– Счастье, которое ты ищешь с ней, обманчиво, Луций Капитул. Ты ищешь тепло и заботу. Но ты поймешь, что такая жизнь не будет твоей.

– Что ты несёшь?

– Ты пытаешься обмануть себя, ища семейное счастье. Но семейное счастье ещё не всё между женщиной и мужчиной. Между избранными женщиной и мужчиной, – многозначительно прибавила она.

Её туманные слова не столько запутали, сколько добавили раздражения.

– Не много ли ты на себя берёшь, предрекая мне судьбу?

Она изогнула брови:

– Скажи, как ты видишь себя, скажем, этак лет через тридцать? Уютное гнёздышко, курица-жена под боком и ты, старый, подстригающий ножницами розы. Званые обеды. Походы на ристалища. Идиллия. Но, вспоминая свою жизнь, ты осознаешь, что мало чего добился и стал лишь одним из них.

– Из них? Ты о ком?

– Ты действительно хочешь этого? Ты хочешь такого счастья как вся эта римская шваль?

– Я не понимаю твоих намёков…

– Это курятник, Луций Капитул. Аркадия для латинян.

– Ты пьяна…

– Я всегда ценила в тебе волю. Волю и решимость быть полезным Риму. Твой ум. И твоё сердце, Луций.

Я пристально посмотрел на неё. Мы встретились глазами.

– Значит, это правда, – произнесла она насмешливо, что-то прочтя в моём взгляде. – Ты хочешь такой жизни. И для этого ты подыскал себе глупую курицу-наседку.

Её тон взбесил меня. Я ошибся, думая, что моя снисходительность к её поступку встретит ответное сожаление. Но Фабия опять показала свой истинный цвет.

Я вскочил с места.

– Замолчи, клянусь, я не стану больше терпеть твой язык…

Она вдруг подошла ко мне близко. Я слышал её прерывистое дыхание. Она заговорила быстро и тихо:

– Я давно знаю тебя. Знаю даже лучше, чем ты сам. Ты сказал, что это было как прозрение. Но допусти, что у меня тоже прозрение. Неужели ты сам ничего не видишь? Ты думаешь, я не задавала себе вопросов? Ведь это не случайность. Так было с детства, Луций. Мы нужны друг другу. Мы были созданы для этого. Боги сделали так, чтобы мы стали единым целым… Я знаю, что я бываю плохой и ненавижу себя за это. Но у меня есть то, что нет у тебя. Мы должны дополнять друг друга. Таково наше предначертание. Такова их воля. Пенаты не будут благоволить тебе, потому что тебе благоволят Юпитер и Марс. Ты был создан для власти и обретения славы, а я была создана для тебя… Нет и не будет другой женщины в Риме, Луций, чтобы привести тебя к славе, как я. Я помогу тебе в этом. Я вижу будущее. Прислушайся. Слышишь? Консул Луций Ветурий Капитул! Люди на форуме рукоплещут и приветствуют тебя. Сенаторы встают при твоём появлении. На площадях стоят твои статуи, а историки описывают твои дела. А когда ты состаришься, ты увидишь, что всё это время с тобой рядом была я, твоя Фабия. У нас будут красивые и умные дети. В них будет течь латинская кровь без изъянов. У наших детей будут свои дети. Они будут править миром…

Она подошла и прижалась ко мне.

– Как я ждала этого дня, Луций, – прошептала она.– Я хранила себя для тебя.