Послание из прошлого

– Ну конечно будешь, чего я спрашиваю‑то? – тетя Оля подтолкнула его к кухне, а сама закрыла дверь в квартиру. Она быстра налила ему из трехлитровой банки большую кружку молока и подтолкнула тарелку с румяными пирожками. – Ешь! Потом расскажешь!

Однако Витя не набросился на пирожки, хотя и взял один. Было видно, что его что‑то гнетет.

– Тетя Оля, можно я вас кое‑что попрошу. Только вы… не говорите маме. Хорошо?

– Господи… – сказала она, едва не опрокинув банку с мукой. – Ну как скажешь, конечно!

– Поклянитесь!

Женщина оторопела. Она быстро взглянула на Витю, но не нашла в нем каких‑либо отклонений, вроде удара по голове или что‑то в этом роде.

– Ну… клянусь. Не скажу! – быстро сказала она.

Витя удовлетворенно кивнул.

– Тетя Оля, в субботу в Лужниках пройдет забег на пять тысяч метров – чемпионат СССР. Вы можете со мной сходить? Я… я накопил деньги на билеты, но мама не пойдет, она ненавидит спорт и скорее всего будет занята на работе.

– Забег? – она потрясла головой, будто бы пытаясь отогнать невидимую муху. – Когда это ты увлекся легкой атлетикой?

Витя пожал плечами.

– Мне она всегда нравилась, – соврал он, содрогнувшись при воспоминании о беге и тут же испугавшись, что тетя Оля заметит его замешательство.

– А что мы маме скажем? И почему ей не говорить? – тетя Оля выглядела растерянной – она не понимала, в чем подвох.

– Маме скажем, что пойдем в зоопарк или в кино.

– Хм… – она машинально взяла пирожок с печенью и яйцом и откусила кусочек, хотя есть не хотела. – Ну… не вижу проблем, кроме… почему бы маме не сказать….

– Вы поклялись, – напомнил Витя.

Тетя Оля положила пирожок назад в тарелку, из его откушенной части вывалился кусочек желтка и упал на расстеленную газету.

Она на мгновение задумалась, но не найдя, что возразить, ответила:

– Ну ладно. Забег так забег. Давай сходим, почему нет, – женщина чуть заметно улыбнулась. Нравился ей Витя, хороший, смышленый мальчик. Она всегда думала, то его ждет светлое будущее. А спорт и светлое будущее идут рука об руку – об этом она слышала как‑то по телевизору. Причин не верить обаятельному Николаю Озерову, сообщившему это сентенцию, у нее не было.

Получив согласие, Витя тут же расслабился и набросился на пирожки, словно его неделю не кормили. Он запивал их парным молоком и, не переставая, что‑то рассказывал – она не слышала, что именно, да это было и не важно.

Глава 6

2010 год

Спал он плохо, урывками. За стеной почти до утра громко играла странная музыка, которой он не понимал. Исполнитель с томными придыханиями беспрестанно повторял один и тот же куплет и одни и те же слова:

«Черный папин танк, папин танк…»

И Виктор хотел, буквально видел себя, идущего к сотрясающейся от басов квартире, чтобы унять разгулявшихся нарушителей покоя, но что‑то его останавливало. Может быть, страх сорваться, а может быть – и это было более вероятным, боязнь пропустить что‑то важное в этом безумном медитативном речитативе.

«Черный папин танк…», – шептал он в сотый, потом в тысячный раз. И наконец, где‑то между тысячью и двумя повторений веки его сомкнулись, огромная черная махина, до сих пор стоящая где‑то на окраине утонувшего в серой пыли кишлака сдвинулась с места – гигантская башня со скрежетам развернулась и он увидел мерцающую бездну дула, затянувшую его в свою холодную пустоту.

Наутро Виктор вскочил, совершенно опустошенный. Голова гудела. Он прислушался, но из квартиры за стеной не уловил ни звука.

Наскоро перекусив, он выпил мерзкий растворимый кофе три в одном, выкурил сигарету, поглядывая на похмеляющихся позади вино‑водочного магазина страдальцев – их трясущиеся руки и неровные, нервные движения вызывали в нем брезгливое, смешанное с какой‑то легкой жалостью чувство. Рабы привычки – смогут ли они когда‑нибудь взять себя в руки, смогут ли хотя бы попытаться исправить себя настоящего, а не прошедшего или будущего? Или их все устраивает?

Он встряхнул головой, будто отмахиваясь от ненужных и вздорных мыслей.

– Вперед, вперед! Сегодня важный день! – проговорил он, глянул на магнитофон, возвышающийся на столе. Ему вдруг захотелось включить его и прослушать запись – возможно, там появилось новое сообщение, однако он не стал этого делать.

Вместо этого Виктор надел кроссовки, старую джинсовую куртку «Монтана», которую носил после школы и в которую на удивление влез и вышел из квартиры.

Навстречу ему поднималась тетя Оля – старенькая и какая‑то ссохшаяся. Она несла небольшую сумку, но даже эта ноша была для нее тяжела.

Виктор почувствовал укол в сердце. Кажется, еще вчера или даже буквально несколько секунд назад пышная и румяная тетя Оля кормила его вкуснейшими пирожками с мясом, печенкой и капустой, от пирожков еще шел дым, а парное молоко, купленное на рынке за углом было теплым – оно пахло коровой с добрыми глазами… и вот… он лишь моргнул… одно мгновение…

1984 год

– Тетя Оля! – мальчик постучал в дверь, потом дотянулся до звонка и позвонил. – Тетя Оля, открывается, мы опаздываем!

За дверью послышались мягкие шаги.

– Иду, – раздался веселый голос, дверь распахнулась, а из квартиры потянуло какой‑то вкуснятиной.

Не сказать, что мама Вити плохо готовила, – наоборот, когда у нее было время, кажется, все у нее получалось отменно и Витя уплетал блюда за обе щеки. Но… тетя Оля, – та словно знала какую‑то особую тайну, кухня была ее волшебной мастерской по изготовлению невероятных запахов, вкусов и ароматов. Каждый раз, попадая сюда, Витя с широко открытыми глазами разглядывал многочисленные непонятные ему принадлежности для готовки, висящие, стоящие или лежащие здесь практически повсюду.

– Так, сначала перекусим, – безапелляционно заявила тетя Оля. – Ничего не хочу слышать, – сказала она в ответ на вялый протест мальчика. – Какой бег на голодный желудок, а?

Поглядывая на часы с надписью «Луч», стрелки которых, по его мнению, вращались слишком быстро, Витя принялся за пахучие голубцы со сметаной, потом за чай с румяными творожными пышками и очень скоро почувствовал, что доведись участвовать в соревнованиях лично ему, вряд ли он смог бы даже стартовать.

– Добавки? – поинтересовалась тетя Оля, надевая выходную кофту.

Витя едва вздохнул и с трудом покачал головой.

– Спасибо! – проговорил он, силясь улыбнуться. – Я больше не могу…

– Так мы не едем? – всплеснула она руками и посмотрела в окно. Мягкое утреннее солнце входило над городом. В отдалении громыхал трамвай. Николай Степанович, высокий, степенный мужчина, местный почтальон – неспеша разносил газеты и письма по подъездам. Она смотрела на него и думала, какой он умный и интересный мужчина – читает много интересных журналов и газет, непременно здоровается с ней, когда они сталкиваются в подъезде – и она слегка краснеет, хотя в утренней полутьме это совершенно незаметно. Она знает, что он одинок и его умные, слегка грустные глаза, как бы случайно встречаясь с ее взглядом, полны доброты и какой‑то затаенной нежности.

Принимая из его рук журнал «Работница», она приходит домой, прижимая глянцевые страницы к груди и долго сидит на кухне, вдыхая запах типографской краски и едва заметный, почти невесомый терпкий аромат одеколона «Саша».

Тетя Оля знает, что Витя выписывает журнал «Юный техник» и сегодня как раз он должен прийти.

– Кажется, Николай Степанович идет, – сказала она, стараясь, чтобы Витя не уловил нотки волнения в ее голосе. – Кажется, у тебя сегодня будет «Юный техник»!

Витя встрепенулся и вскочил со стула.

– Идем же, идем, тетя Оля, – вскрикнул он. – А то он положит журнал в ящик, а у меня ключа нет!

– Идем, юный техник, – засмеялась она и они вместе вышли из квартиры. Она замкнула дверь на ключ и они успели спуститься как раз в тот момент, когда почтальон, напевая шлягер новый шлягер Аллы Пугачевой «Айсберг», опускал газету «Правда» в ящик квартиры номер два.