Невозможное

   Рио пылесосил в комнате. Квартирки здесь маленькие, дорогущие, жизнь в вечном городе не из дешёвых. Но они с Верой любили свой дом. Красивый с каплями-лифтами, бегущими по фасаду. Мишин бросил пакетик чая в кипяток. Пока цедил чай на кухне, забрался на стул и достал ступку. Зачем она её купила? Что за странность. Вошёл Рио. Помощничек... Помогает он...Тяжёлый увесистый пестик опустился ему на голову...

   - Господи, ну как так можно, Мишин! - возмущалась самое большое через час Говорухина, заклеивая пластырем лоб Рио, подавая полотенце Мишину. Мишин, рухнув головой на стол, плакал глухо в локоть. - Хорошо, что у него корпус пуленепробиваемый, ты лишь пластик содрал, а он умник сразу телеграфировал по своей какой-то связи Верке.

   - Да, - кивнул Мишин, пробубнив туда же, куда и плакал, в локоть, слова раздавались как из колодца. Правда, он не знал, как из колодца раздается голос, только читал. - Рио сразу в сеть глобальную выходит, прямо в самую что ни на есть космическую. Крутой он парень, Кира, я знаю.

   - Сидеть бы тебе на пожизненном!

   - Да к чёрту всё, - пробормотал Мишин, отводя глаза и не желая смотреть на Веру, которая собирала вещи. Ему легче было думать, что её здесь нет. Просто нет. - Помогал он ей, ну и пусть. Уже и связь у них какая-то... В общем, переклинило меня, задёргался. Извиняюсь и все такое.

   - Да какая связь! Он ей помогал удочерить малышку из саморазвивающихся людей. Так они называются, Вер?

   Мишин ошалело молчал.

   И вдруг рассмеялся.

   Снова замолчал.

   "Ну вот, придурок в пуантах и пачке, поздравляю, ты опять всё не так понял, - подумал Мишин, скучающе прищурился, уставившись перед собой в одну точку на кроссовках Говорухиной. Кроссовки мягкие, белые, деловито ходили туда-сюда. Верины босоножки замерли на месте, спиной к нему. Он улыбнулся: - Ну что ты... иди, собирайся, или что ты хотела делать, это ведь я дурак. Да. И спрашивается, зачем были три образования? Хоть кто-нибудь во время получения оных рассказал, что так больно, когда умирает сын... едва родившийся для тебя. Она назвала его Артём. Это ведь, получается, малыш родился в тот последний год на Земле".

   Босоножки убежали в спальню. Вера зашуршала - продолжила собирать вещи.

   - Только ничего не говори! - крикнула она из спальни. - Пусть я идиотка, но люди берут на воспитание саморазвивающихся собачек, кошек, хомячков... берут ведь. Говорят всякую ерунду - чтобы кого-то любить, чтобы его кто-то любил, чтобы быть нужным, заботиться о ком-то. А один из них сказал: "Хочу убить время". Меня уже тошнит от времени. У меня его прорва, а у Тёмы... Вот и я буду его убивать!

   Мишин рассеянно крикнул ей в ответ, что да, она удивительная идиотка, что он никогда не сомневался в этом...

   Говорухина уезжала через две недели. Мишины пришли провожать ее. Было грустно. Потому что Говорухина приезжала погостить всего лишь раз в пару лет и опять улетала на Землю. Теперь ей восемьдесят с хвостиком - по её же насмешливому уточнению, и она то и дело тоскливо замолкала и уходила в себя, думая, что скорее всего прилетела в последний раз. А Мишины неуклюже шутили и планировали следующий ее приезд, требовали не откладывать.

   - А то А-51 вырастет и не узнает тебя, - ворчливо сказал Мишин и вздохнул. Как же больно всё это, расставания - нелепая штука, и с ними тяжело, и без них невозможно.

   Вера улыбнулась.

   - Зато Алька любит гулять только с ним. Он ей рассказывает сказки, Кир, представляешь. Откуда ты их знаешь, Мишин? Рио, запечатлей нас на память. Придёт ведь осень-зараза, как я её люблю, буду листать фотографии и наткнусь на эту, с некрасивым кустом.

   Они стояли возле местного куста с белыми мелкими горошинами и ветками в длинных острых шипах. Куст был огромный и странной формы. Казалось, что он радостно обнимает их своими колючими тёмно-фиолетовыми ветвями...

   За окном обрушился дождь. Налетел, согнул деревья, погремел чем-то там на балконе, вылил тонны воды и стих до малого. Теперь дробью монотонно стучал по карнизу. Мишин, упёршись лбом в стекло, руками - в подоконник, уже некоторое время уныло смотрел с высоты четырнадцатого этажа на плывущие внизу разноцветные зонты, дождевики, рекламные баннеры. В комнате за спиной Вера рассказывала Рио новости.

   Мишин повернулся, скрестил руки на груди, закрыл глаза. Он слушал. И рад бы не слушать, но не получалось. Так уж вышло, что он не мог не слушать Веру. Не мог не смотреть. Любил он Веру, что ли, - осторожно думал он иногда. Наверное, по-своему любил, но слова этого не любил. Даже спорил с Чураковым, что нет никакой любви, только вот такое совпадение людей, когда им хорошо вдвоем. Ну так и с другим может совпасть. Тогда и получается трагедия, потому что другой еще продолжает совпадать с прежним. Да разве это для первого имеет значение? Просто уже не совпадает для двоих! Что тут непонятного? Это не любовь. Любовь - это как в книжках пишут, когда даже и до крови по локоть! Или стихи из тебя неосознанно лезут, но это вот всё осталось там, в прошлом веке, сейчас так не бывает! Сейчас люди не те! Мы рациональные, - шумел в запале он...

   Вера же говорила и говорила, и поворачивалась вслед за Рио, который убирался в комнате. Домашний помощник, он был так устроен - помогать, слушать, включаться во все дела хозяев.

   Они долго спорили, каким должен быть этот самый домохозяин. Вера считала, что красивым, в доме всё должно быть красивым или хотя бы радовать глаз. Мишин смеялся и отмахивался: "По мне он должен быть функциональным". Уж в функциональности Рио не откажешь. Мишин понял, что давно наблюдает за Рио. И раздражённо отметил, как помощник отвёл в сторону руку Веры, пытающуюся переключить каналы на видео стене, переключил канал, вытер пыль на столике, подал кофе Вере и ответил:

   - Латте, как ты просила.

   "Быстро. Сколько прошло, как мы его купили? Две недели? Три? Она переключила свой диалог с ним на дружеский".