Страница 11 из 18
Сначала Константин подумал, что он уже летит на небеса к ангелам, но, больно ударившись о землю, он понял, что ещё жив. И более того, он ясно различал звуки и ещё видел вспышки. Неужели наши пришли менять часового, увидели, что его нет, всё поняли и теперь обстреливают немецкие позиции? Какие молодцы! Чёрт, не хватало ещё погибнуть от собственного артобстрела. А где его провожатый? Ясно, на встрече с полковником. Нужно выбираться отсюда, но как это сделать во вражеском расположении, да ещё со связанными руками? Он попытался приподняться, но не удержался и завалился на бок, ногу пронзила боль. Ну вот, он ещё и ранен, теперь точно не выбраться. И вдруг его осенило. Ну конечно! Он совсем не ранен, у него за обмоткой правой ноги алюминиевая ложка, та самая, которую выдал старшина по прибытии на позиции. Он тогда ещё жутко стращал всех, что тот, кто потеряет ложку, до конца войны будет есть руками. Вот он и засунул её поглубже в обмотку.
Так, нужно достать ложку. А зачем ему её доставать, чем она поможет? Её всё равно нужно достать, хотя бы потому, что после неудачного падения она впилась в ногу и причиняет боль при движении. И Константин напрягся и стал медленно, сантиметр за сантиметром разматывать обмотку. Вокруг рвались снаряды и бегали вражеские солдаты, а для него всё замерло и все часы мира могли показывать только два времени – до разматывания обмотки и после. Со стороны это могло выглядеть более чем странно: под артобстрелом, лёжа на земле, извивается человек, пытаясь размотать тряпку на своей ноге и нисколько не думая о том, что каждое мгновение в его жизни может стать последним. Наконец обмотка соскользнула с ноги, и ложка прекратила давить на ногу. Что теперь, взять ложку и попробовать ею перетереть связывающую его руки верёвку? Но как это сделать со связанными за спиной руками? Ногу! Нужно просунуть одну ногу между связанных рук, а потом и вторую. Тогда руки окажутся впереди, и он сможет постараться их развязать. Но это оказалось невозможно сделать из-за громоздкого ботинка, который никак не желал пролезать над связанными руками.
Среди царившего вокруг ада лежал человек, осыпанный с головы до ног землёй, и, раскачиваясь на спине, пытался просунуть ногу со снятым ботинком между связанных сзади рук. Ложка помогла разобраться со шнурками. И когда после долгих безуспешных попыток ему это удалось, он встал на ноги, совершенно забыв о втором ботинке, и пошёл искать что-то, чем можно было бы перерезать верёвку. Обмотка давно размоталась, и он шёл, прихрамывая всякий раз, когда босая нога наступала на что-то колющее. Наконец он наткнулся на что-то железное, торчащее из земли, и принялся яростно перетирать об это верёвку. Через несколько минут усилий верёвка разлохматилась, и остаток он перегрыз зубами. Теперь он был свободен, осталось только найти что-нибудь на босую ногу и можно уходить. Где же вы, доблестные мёртвые солдаты рейха? Вы сейчас просто необходимы. Ну вот же он, красавчик, как красиво лежит, словно в кино. Развалился, сволочь, сейчас сапогами будешь делиться. Рывок, ещё рывок. И опять рывок, и ещё один. Вот они, какие мягкие, кожаные. И носки у гада под ними, а тут ходи в вечно разматывающихся обмотках. А ну, гад, давай и носки! Чуть велики, но всё равно хорошо. Так, что теперь делать, куда идти? Бежать? А куда он может убежать, он ведь даже толком не знает, в какой стороне свои, а здесь вокруг одни немцы. Хорошо, что под обстрелом никто не обращает на него внимания.
И вдруг Константина осенило, теперь он точно знал, что делать. Он повернулся и пошёл к блиндажу, а на ходу подумал, что это безумие, ведь у него не было оружия. Но ему было абсолютно всё равно, ведь добыча перестала бояться охотника.
Глава 6. Карта
Идти во весь рост прямо к цели не было никакой возможности. Пусть жертва перестала бояться охотника, но и прилетающие издалека снаряды тоже никого не боялись и требовали к себе минимального уважения. И поэтому, заслышав знакомый звук, следовало с почтением втягивать голову в плечи и сгибать туловище в полупоклоне. Так Константин и шёл, временами приседая, а то и утыкаясь носом в землю, к своей цели. Она манила и звала его, словно то тёплое море в закатных лучах, что он видел в своём сне. Он чётко видел её, хотя успел заметить всего лишь мельком. Но стоило прикрыть глаза, как она ясно всплывала перед ним, отсвечивая красными и синими стрелками, и её нужно было добыть во что бы то ни стало. И тогда с него снимется весь грех того, что его смогли утащить в тыл врага, а здесь выпытать всё, что он знал. И пусть его сведения не представляли никакой стратегической ценности, по крайней мере по его представлениям, но были ещё люди, которые могли думать совсем иначе. Например, новый командир или особист. Да, они могли думать по-другому. И даже если он и выдумал всё, что рассказал врагу о танках и пушках, что-то могло и совпасть. А тогда из того, кто обманул врага, он становился врагом тем, на чьей стороне воевал. И отмыться было уже невозможно.
Подкравшись к блиндажу, Константин присел и осмотрелся. Было абсолютно непонятно, есть в нём кто-нибудь или нет. Костя осмотрел всё вокруг, пытаясь найти хоть что-нибудь для возможной схватки. Но ничего, кроме ложки за голенищем, надёжно припрятанной, чтобы потом не иметь дел с занудным старшиной, он не нашёл. Так он и пошёл к блиндажу с ложкой в руках. Он и сам не знал, зачем держит её в руке, она не могла ему ничем помочь ни в одном из предполагаемых случаев. Аккуратно потянув дверь на себя, Константин потихоньку начал протискиваться в блиндаж. И вдруг он понял, что ему страшно, настолько, что сердце могло выскочить из груди, настолько, что он мог не то что обмочить штаны, а ещё и чего посерьёзней. Из блиндажа пахло смертью, и она могла запросто принять его в свои ряды. А ещё мог появиться перед ним, безоружным, охотник и опять превратить его в добычу. Но Константин уже принял решение, самое важное из тех, что ему приходилось принимать до этого, и был готов даже умереть. Собственно, смерть обнимала его с двух сторон. Люди с обеих сторон будут стараться его убить, и у каждого на это будет своя веская причина.
Вполоборота к нему, напротив рации сидел человек в сером мундире и что-то кричал в поднесённый к самому рту микрофон. Что он говорил, разобрать было невозможно из-за постоянных разрывов. И шагов Константина он тоже не мог слышать по той же причине. Но лучик света, проникший в блиндаж вместе с Константином, привлёк его внимание. Он повернулся в сторону двери, внезапно увидел Константина, закричал «Рус! Рус!» и стал расстёгивать у себя на поясе кобуру. Откуда у него взялись силы на такой прыжок, Костя не понял тогда в блиндаже и не смог вспомнить позже. В момент прыжка он даже не думал, что летит грациозно, словно лев или тигр на свою добычу. Одной рукой ухватив радиста за руку, пытавшуюся вытащить оружие из кобуры, другой он что есть силы начал бить его ручкой ложки по голове, по шее – везде, куда только смог попасть. Немец взвыл и оставил попытки расстегнуть кобуру.
Они сошлись в схватке, выплёскивая на противника всё, что имели, всю обиду на эту несправедливость, когда миллионы людей наслаждаются жизнью, даже не подозревая, что где-то здесь, недалеко от небольшой железнодорожной станции, катаются по полу два человека, каждый из которых любит свою родину и обожает своего вождя. Именно здесь сейчас решалась судьба человечества, ведь именно они и были его представителями и только одному из них суждено было подняться на ноги, а второму – уже никогда, ибо в этой схватке мог быть только один победитель. Здесь был бой без правил, когда каждый делал всё, что мог, чтобы выжить и победить. Они кусались и плевались, били и царапали друг друга, пытались душить и снова катались, всякий раз сбрасывая с себя своего противника. Наконец Константину повезло: он увидел перед собой ухо противника, не раздумывая вцепился в него зубами и со всей силы мотнул головойназад и в сторону, отрывая часть солёной, грязной плоти.