Мистресс из трущоб

Мужчина, наконец, оставляет меня в покое, но только для того, чтобы раздеть окончательно всего парой движений. Осматривает внимательно каждый сантиметр обнаженной кожи, отвратительно облизываясь при этом. Улыбается с чрезвычайно довольным видом. Неужели во дворце не нашлось желающих участвовать в подобном? Министр снова хватает за подбородок и засовывает язык мне в рот. Помня о пощечине, стою, не двигаясь, и даже стараюсь не дышать. Хотя очень хочется откусить этот назойливый отросток. Так противно, тошнота лишь усиливается. Прекратив пожирать мои губы, он тянется к собственным брюкам и расстегивает замок.

– На колени, – резко командует и кивает на пол перед собой.

Не совсем понимаю, чего он хочет, но послушно опускаюсь.

– Ну? Давай же! – рычит сверху, но я лишь смотрю на него во все глаза, задрав голову. – Что?! И этого никогда не делала?!

Мужчина явно не очень верит в мою растерянность. Энергично мотаю головой из стороны в сторону, чтобы развеять его сомнения. Тетушка как-то подсовывала книжку с картинками об ЭТОМ, но я лишь покраснела и отодвинула ее от себя, словно ядовитую жабу. К тому моменту я давно была влюблена в Тома, и процесс сам по себе меня не интересовал. Заставать никого за подобными занятиями тоже не приходилось. Тетя не приводит мужчин в дом, да и вообще в квартале принято всячески скрывать сексуальную жизнь. Как и нежелательные беременности. Министр неопределенно хмыкает и снова тянется руками к штанам. Расстегивает их полностью, спускает белье и вытаскивает… Нет, такие картинки я, конечно, видела. Иногда и на заборах рисуют. Но зачем прямо перед моим лицом?

– Возьми в руку.

Приказывает, тяжело дыша. Орган тем временем начинает чуть шевелиться и становится еще больше. Неосознанно отшатываюсь назад. Министр хватает за волосы и возвращает на место.

– Может связать тебя? Бегать за тобой не собираюсь.

– Не надо, – шепчу чуть слышно и смотрю на мучителя умоляющими глазами. – Я сама. Извините.

– Давай! – прикрикивает снова, а глаза столь дьявольски горят, что смотреть невыносимо.

Возвращаю взгляд к паху. Тянусь пальцами к стоящему колом члену. Медленно глажу, размазывая влагу, осторожно провожу по набухшим венам. Стараюсь не думать, что скоро эта штуковина окажется во мне. Разве это возможно?

– Теперь то же самое губами и языком.

Сказанное с трудом добирается до моего сознания из-за сбивающегося дыхания мужчины и собственного пульса, барабанящего в висках. Запрокидываю голову, продолжая ласкать член рукой. Министр не смотрит – прикрыл глаза, выражение лица отсутствующее, губы яркие, будто он только что кусал их. Хочу сказать, что не понимаю, чего он хочет, но предчувствую новую вспышку гнева. Собрав в кулак всю оставшуюся смелость, медленно тянусь к той части тела Министра, что назойливо маячит перед самым носом. Осторожно целую сжатыми губами, зажмурившись и стараясь не дышать. Слишком резкой кажется смесь запахов, добрую половину из которых не могу определить – это и дорогое мыло, и хороший парфюм, и кожаная одежда. Так редко контактирую с кем-то мужского пола, что все это кажется чуждым, противным, противоестественным. Министр же не замечает моего замешательства. Хриплое дыхание переходит в чуть слышные стоны, а я всего лишь целую его, куда сказано. Едва успеваю немного привыкнуть к происходящему, как Министр снова хватает за волосы и велит открыть рот. Быстро выполняю, не желая злить. И почти давлюсь от неожиданности, ведь Министр в ту же секунду запихивает орган почти на всю длину. Всесильные боги и великая дева…

В детстве мы с приятелями играли на заброшенных заводских прудах. Рядом бил чистейший подземный источник. Набирали эту холодную прозрачную воду в рот и замирали, глазея друг на друга. Выигрывал тот, кто вытерпит дольше. Обратно в квартал победитель шел налегке, а его ведра тащили остальные. Сейчас я постаралась сделать то же, что и в далеком детстве. Распахнула глаза, чтобы понимать, что происходит, сомкнула губы вокруг горячей плоти и стараюсь размеренно дышать через нос. Снова ощутимо мутит – сказывается голод и мерзейшее ощущение от действий Министра.

– Хорошая девочка, – шепчет мужчина чуть слышно и гладит второй рукой по голове. – Маааайрааа.

Зачем-то тянет мое имя, будто пробуя на вкус, как я его кожу. Потом еще крепче вцепляется в волосы и начинает двигать бедрами. Уже через пару секунд лежу на полу, задыхаясь от рвотных позывов. Министр что-то недовольно бурчит про неудобных девственниц – не очень поняла, о чем он. Хочется и провалиться сквозь землю и взмолиться со слезами, чтобы отпустил. Ужасно хочу очутиться дома, на своем тюфяке. Спрятаться от всего света под тонким дырявым шерстяным пледом и забыть обо всем, что по какой-то нелепости случилось именно со мной.

3.

В себя пришлось прийти быстро. Министр сунул мне в руку бокал все с тем же содержимым, а сам ушел вглубь комнаты. Туда, где одиноко стоит огромная кровать. По пути мужчина стал снимать одежду – части униформы имперских гончих поочередно оставались на полу. Меня начало нешуточно колотить – увидеть главную гончую вот так запросто, без одежды, будто обычного человека из кожи и костей. А не закончится ли эта ночь улыбкой от уха до уха? Ведь для быстрого секса вовсе необязательно раздеваться. Жители квартала всегда и во всем торопятся. И в этом по слухам тоже. Обнажение – роскошь и выражение доверия к партнеру. Возможно, во дворце все иначе.

В два глотка осушила бокал, прокашлялась в очередной раз, изо всех сил сдерживая тошноту. Как же есть хочется. И чтобы все это поскорее закончилось. Слышу свое имя, поднимаюсь и иду к кровати. Министр уже там, развалился абсолютно голый и рассматривает себя в зеркалах на потолке. Не особо довольное у него выражение лица. Может, с ним что-то не так? Я, конечно, не пойму. А если пойму, то эту тайну придется хранить до самой смерти.

– Майра, ну где ты там? – недовольно шипит. – Или думаешь, стояк вечный? Упустишь время, придется снова рот открывать. И на этот раз мне будет наплевать, захлебнешься ты собственной рвотой или нет.

Озвученные перспективы подхлестнули не хуже кнута, с которым Министр, если верить народной молве, почти не расстается. Моментально перешла на бег и рухнула на колени рядом с кроватью. Не знаю, зачем. Просто мы на этом остановились.

– Иди ко мне, – прошептал чуть слышно, накручивая на палец локон моих волос.

Забралась на высокую кровать и села на самый край. На Министра стараюсь не смотреть. Это первый голый мужчина в моей жизни, и мне еще более не по себе, чем десять минут назад. Алкоголь снова кружит голову, тошнота отступила. Хочется отыграть свою роль до конца и уйти. Мужчина тянет за плечо и укладывает спиной на себя. Одной рукой продолжает гладить по волосам, а другой снова тянется к низу живота. Теребит светлую поросль, трет и гладит. И явно чего-то ждет. Не пойму чего. Жутко стыдно, стараюсь не двигаться и ничем не мешать ему. Свои желания Министр никак не озвучивает, лишь недовольно выдыхает.

– Иди поближе, – оставляет мое лоно в покое, а сам садится.

Переворачиваюсь и залезаю на кровать. Простыни подо мной скользят, не понимаю, что знать находит хорошего в этой чудовищно дорогой, но такой неудобной ткани. Мужчина нависает, тянется губами к лицу, периодически целует щеки, лоб, губы. Да везде, где может достать. Хочу лечь на спину, но Министр останавливает жестом, и велит развернуться. Послушно укладываюсь на живот, чувствуя, как мурашки ползут по спине. Я ведь так совсем ничего не увижу. Не буду знать, что делает и что собирается делать. Мужчина раздвигает мои ноги и устраивается между ними. По шее скатывается капелька пота, он водит членом по моим ягодицам. Какой же большой и твердый… Внезапно внизу становится горячо, мокро и очень больно. Вцепляюсь в простыни пальцами и зубами, чтобы не закричать. Почему так больно? Всем ведь нравится секс. Еще подростками в квартале начинают говорить об этом, загадочно закатывая глаза. И все ждут начала взрослой жизни, чтобы приобщиться к такому нехитрому удовольствию. Одному из тех, что нам доступны.