Сирийская жара

В связи с переводом в центральный аппарат майору померещились великие перспективы, но мариновать его продолжили и здесь на мелких поручениях вроде сегодняшнего.

Леня блеснул очками в дверном проеме. Красный, встрепанный, явно его шеф пользовал.

– Отдыхаешь? – поинтересовался нервозным тоном Леня. – Шеф про тебя спрашивал.

Егоров поначалу удивлялся, зачем Ермилов взял в отдел Леонида. Это произошло через полгода после прихода самого Василия. Говоров – панический тип, краснеет, потеет, однако подобное состояние никак не сказывается на его работе. Причем запоминает Леонид все феноменально.

Сам Говоров порой жаловался, что запоминание происходит помимо его воли, и голова похожа на урну у Казанского вокзала, которую обходят своим вниманием городские коммунальные службы. Он незаменим, когда во время работы по какому-либо делу приходится аккумулировать много цифр, фамилий и фактов.

Василий подшучивал над Леней, дескать, научили того мнемотехнике в академии и случайно запустили сложный механизм в мозгах, теперь не остановить. Однако Говоров утверждал, что это у него с детства, и он помнит даже, сколько стоили игрушечные машинки, пистолеты и конфеты, не забыл, как ни старался, имена-отчества-фамилии всех учителей и одноклассников и так далее, и тому подобное. Вася успокаивал: «Раз медкомиссии проходишь, значит, не псих. Все с тобой в порядке».

– Слушай, Леонид, вот ты кладезь информации. Кто у нас по-курдски кумекает? Кто вообще по ним работает?

– «Турки», в академии курдский знают, – пропыхтел Говоров, вставляясь в зимние ботинки. – Позвони Денисову. У них есть ребята, кто с курдами общается. В частности, с русским батальоном. Агентура, то да се. А вообще, Горюнов из УБТ курманджи знает, – он выпрямился и отер взмокший лоб. – Он ведь с нашим Ермиловым дружит. Правда, я думаю, наш-то с ним напрасно связался. Про Горюнова разное говорят. Но факт остается фактом – Ермилов вернулся с ранением. А Горюнов целехонек. И довольный такой. Я его месяц назад видел, он забегал к шефу. Тяжелый человек. Как его в нелегалы взяли?

– Тебя спросить забыли! – Вася уже набирал по внутреннему телефону номер Денисова из турецкого отдела. – Роман Георгич, добрый вечер. Что?.. – майор заулыбался. – Не очень добрый? Ну что ж так? А я за помощью. Не мог ли кто-нибудь у вас перевести мне пару фраз с курманджи?.. Да нет, не переквалифицировался.

Говоров заматывался в шарф и прислушивался к разговору.

– Это было бы очень хорошо. Он сам подойдет или мне к вам? Ага. Все, жду.

– Как же, пригласят они к себе. Все таятся. А вдруг чего в коридоре или кабинете услышим? Конспирация, – дежурно повозмущался Леня.

– Ты, кстати, все убрал со стола? – вытянул шею Василий. – Нечего нашими документами светить.

– Так точно. Секретчик нашелся, – уже из-за двери огрызнулся Леонид. – К шефу-то зайди. До завтра!

В ожидании человека, способного подтвердить или опровергнуть перевод с курдского, Василий открыл окно. Снаружи подмораживало, холодный воздух ринулся в душный кабинет через огромное окно. Движение вокруг дома два начинало к этому часу иссякать, размытые красные стоп-сигналы во влажном от мороси пространстве московского центра казались речными бакенами или морскими буйками, обозначающими безопасный фарватер – по направлению к дому. Пахло бензином и кофе, как шлейф уходящего рабочего дня. А Егоров к тому же обонял и запах предстоящего домашнего концерта. Вика не преминет выказать справедливое возмущение. Завтра у Валерки алгебра, а сынуля ни в зуб ногой. Приходится с ним заниматься, благо Василий не гуманитарий, а сугубо человек цифр и четких геометрических фигур. Виктория вообще-то сама инженер, но мать Валерка не слушается и ее объяснения не воспринимает. Приходится отдуваться Васе.

В дверь постучали. Незнакомый оперативник, представившийся Сергеем, внимательно прослушал отрезок записи, так взволновавший сперва Меркулову, а теперь и Егорова. Для чистоты эксперимента Василий не дал ему второй перевод. И получил точно такой же, в котором фигурировал загадочный «доктор», который придет и всех вылечит.

– Но какой это может быть доктор? Шутка, что ли? – пытался добиться хоть какого-то объяснения Егоров.

– Никакой иронии я не уловил, – Сергей взглянул на наручные часы, явно рассчитывая попасть домой в ближайшее время, а не сидеть с приунывшим Егоровым до ночи.

Василий чувствовал себя в роли Валерки, который завтра предстанет перед непробиваемой учительницей алгебры без знаний и с перспективой получить двойку. В роли учительницы для Егорова-старшего выступит Ермилов. Правда, без классического учительского пучка на макушке, а с крепкой залысиной.

Шеф вот-вот потребует отчитаться о визите к журналистке. Вася всеми фибрами души и пятой точкой чувствовал, что звонок уже дал старт из кабинета Ермилова и по опломбированным проводам несется в направлении майора.

– Но это ведь в переносном смысле «доктор»? – грустно спросил Егоров. – Не врача же он имел в виду.

– Я бы подумал, что это прозвище, – Сергей шмыгнул носом и снова взглянул на часы. – Доктором ведь может быть и некто имеющий высшее образование. Вот в Бразилии, скажем, тех, кто окончил любой институт, всех «доторе» зовут. И не обязательно медицинский. Сечешь?

Вася кивнул, но не отцепился и зашел с другой стороны:

– Ты знаешь тот регион. Если курд так говорит, кого он может подразумевать? Утверждает, что никого не будет – ни арабов, ни американцев, ни курдов. Спрашивается, какой национальности этот самый «доктор»?

– Я бы спросил по-другому, – Сергей встал, собираясь потихоньку перемещаться к двери, чтобы побыстрее уйти. – Что должно произойти, чтобы там никого не осталось? Ядерная бомба, что ли, упадет?

Они переглянулись.

– Так-так, – сказал Вася, пряча переводы в папку.

– Пойду я, – улыбнулся Сергей, – а то мы с тобой договоримся бог знает до чего.

Едва он ушел, раздался телефонный звонок.

– Да, шеф, – вкрадчиво ответил Вася, он так упорно называл Ермилова, хотя тот заметно раздражался по этому поводу. – Почему пропал? Занимаюсь поставленной задачей. Сейчас.

Василий захватил с собой папку и диктофон и предстал перед Ермиловым, который, наверное, собрался ночевать сегодня на работе. Полковник поливал несколько кустов алоэ, стоящих на широком подоконнике рядом с кофемашиной.

– Садись, – велел он. – Чего не докладывал? Я уж начал было думать, что тебя Меркулова в шредере порезала на полоски. Как впечатления?

– От журналистки или от информации? – съехидничал Василий, но, увидев строгий взгляд серых глаз Ермилова, осекся и все же поделился впечатлениями: – Там странновато у нее. Темнота, свечи горят, рыжий кот лает… Не хватало только магического шара… – не замечая реакции на бесстрастном лице полковника, Егоров скороговоркой изложил все, что узнал, и заключил: – Не уверен, что за этим вообще кроется хоть что-то стоящее…

Ермилов молча читал перевод, не прислушиваясь к доводам майора. С одной стороны, он доверял чутью Меркуловой, а с другой – сам за годы работы убедился, что из пустяка порой вырастает нечто полезное, и не пренебрегал деталями. Впрочем, эти детали иногда могли оказаться пустышками и накрыть как пирамидой Хеопса. Придавят и не разгребешь. Но полковник умел вычленить главное.

– Значит, так, – он снял очки и прихлопнул ладонью по бумагам. – Надо порассуждать. Слова курда выглядят как попытка нас предупредить?

Егоров с тоской взглянул в черное окно, отражавшее люстру в кабинете, и кивнул.

– Записи исполнился год. Жив ли ваш курд? – Василий понял, к чему клонит Ермилов.

– Выясним… Это второстепенно, – отмахнулся Ермилов. – Он назвал арабов, американцев и курдов, хотя мог просто сказать: «Тут никого не будет. Придет доктор и всех вылечит». Смысл тот же, да не тот. Кого он не назвал из заинтересованных сторон?

– Сергей из турецкого отдела решил, что «всех вылечит» – намек на ядерный удар, – встрял в рассуждения Василий.

– Какой еще Сергей? Зачем было его привлекать? Что за самодеятельность?