Домашние правила

Ну ладно, может быть, не хвоста. Кому охота и в самом деле иметь хвостатую подружку.

– Я хочу поговорить кое о чем… – начинаю я, и сердце у меня колотится, а ладони становятся влажными. Анализирую эти симптомы так же, как доктор Генри Ли проанализировал бы любую другую улику, и приберегаю свои выводы на будущее: приглашение девушки на свидание может вызвать изменения в сердечно-сосудистой системе. – Мне хотелось бы знать, Джесс, согласишься ли ты пойти со мной в кино в эту пятницу?

– О, Джейкоб, молодец! Мы не практиковались в этом целый месяц!

– В четверг я узнаю, что показывают. Могу посмотреть на сайте. – Я складываю салфетку в маленький квадратик. – Могу пойти в субботу, если тебе так удобнее.

По телевизору будут крутить «Борцов с преступностью» – много серий подряд, но я готов пожертвовать ими. И тем докажу, насколько серьезно я хочу начать эти отношения.

– Вот это да! – с улыбкой произносит Марк. Я чувствую на себе его взгляд. (Вот еще одна вещь, характерная для глаз: они могут жечь как лазеры, и откуда вам знать, в какой момент их включат на полную мощность? Лучше не рисковать и избегать зрительного контакта.) – Он не просто демонстрирует тебе навыки общения, Джесс. Этот недоумок приглашает тебя на свидание.

– Марк! Ради бога, не называй его…

– У меня с головой все в порядке, – обрываю ее я.

– Ты ошибаешься, – говорит Марку Джесс. – Джейкоб знает, что мы с ним просто друзья.

– Тебе, блин, деньги платят за дружбу с ним! – фыркает Марк.

Я резко встаю:

– Это правда?

Наверное, я об этом никогда не задумывался. Мама устроила мои встречи с Джесс. Я считал, что Джесс сама хочет встречаться со мной, так как: а) она пишет диплом и б) ей приятно мое общество. Но сейчас я представляю, как мать вырывает из чековой книжки очередной листок и жалуется, что нам вечно не хватает денег на все расходы. Воображаю, как Джесс вскрывает конверт в своей комнате в общежитии и сует этот чек в карман джинсов.

Я могу нарисовать в голове картинку, как Джесс ведет Марка в пиццерию и расплачивается наличными, которые сняты с банковского счета моей матери.

За богатую глютеном пиццу с грибами…

– Это неправда, – возражает Джесс. – Мы с тобой друзья, Джейкоб…

– Но ты не стала бы таскаться повсюду с Форрестом Гампом, если бы не получала этот миленький чек каждый месяц, – говорит Марк.

Джесс набрасывается на него:

– Марк, уходи отсюда!

– Ты сказала то, о чем я подумал? Встаешь на его сторону?

Я начинаю раскачиваться взад-вперед.

– Младенцев не ставят в угол, – бубню я себе под нос цитату из «Грязных танцев».

– Дело не в сторонах, – говорит Джесс.

– Верно… – резко отвечает Марк, – а в приоритетах. Я зову тебя покататься на лыжах, а ты меня посылаешь…

– Я тебя не посылала. А пригласила на уже намеченную встречу, которую не могла отменить в последнюю минуту. Я уже объясняла тебе, как важны планы для человека с синдромом Аспергера.

Джесс хватает Марка за руку, но он отмахивается от нее:

– Это все чушь! Я так сделаюсь гребаной матерью Терезой.

Марк сердито выходит из пиццерии. Не понимаю, что в нем нравится Джесс. Он учится в школе бизнеса и много играет в хоккей. Но когда он появляется рядом, разговор всегда должен идти о нем, и я не знаю, почему все хорошо, когда говорит Марк, а не я.

Джесс кладет голову на скрещенные руки. Волосы рассыпались по плечам, как накидка. Судя по тому, как вздрагивают ее плечи, она плачет.

– Анни Салливан, – произношу я.

– Что? – Джесс поднимает лицо; глаза у нее красные.

– Мать Тереза спасала бедных и больных, а я не бедный и не больной. Анни Салливан более подходящий пример – она известный учитель.

– О боже! – Джесс утыкается лицом в ладони. – Я не могу с этим справиться.

В разговоре возникает пауза, и я заполняю ее:

– Так теперь ты свободна в пятницу?

– Ты шутишь.

Я обдумываю ее слова. Вообще-то, я всегда серьезен. Обычно меня обвиняют в отсутствии чувства юмора, хотя оно у меня есть.

– Тебе не важно, что Марк – первый парень, который сказал мне, что я симпатичная? И что я по-настоящему люблю его? – Голос Джесс повышается, каждое слово взбирается на новую ступеньку лестницы. – Тебя вообще волновало когда-нибудь, счастлива ли я?

– Нет… нет… и да. – Я начинаю волноваться. Почему она спрашивает меня о таких вещах? Марк ушел, и мы можем вернуться к нашему делу. – Поэтому я составил список того, что люди говорят, когда на самом деле хотят сказать, что устали тебя слушать, но я не знаю, правильный ли он. Можешь проверить?

– Боже мой, Джейкоб! – восклицает Джесс. – Уйди с глаз моих!

Слова ее огромны и заполняют всю пиццерию. Все смотрят на нас.

– Я должна поговорить с ним. – Джесс встает.

– Но как же мое занятие?

– А ты подумай о том, чему научился, – говорит она, – а потом возвращайся ко мне.

С этими словами Джесс выходит из ресторана, оставляя меня одного за столом.

Хозяйка заведения приносит пиццу, которую мне теперь придется есть в одиночку.

– Надеюсь, ты проголодался.

Нет. Но я все равно беру кусок, откусываю от него и глотаю. На вкус – чистый картон.

Розовый предмет подмигивает мне из-за салфетницы. Джесс оставила свой телефон. Я бы позвонил ей и сказал, что он у меня, но, очевидно, это не сработает.

Кладу телефон в карман и делаю мысленную заметку: принести его Джесс, когда мы встретимся во вторник и я разгадаю, чему должен был научиться.

Уже больше десяти лет мы получаем на Рождество открытку от какой-то незнакомой семьи. Она адресована Дженнингсам, которые жили в нашем доме до нас. На открытке обычно какая-нибудь заснеженная сценка, а внутри напечатано золотыми буквами: «СЧАСТЛИВЫХ ПРАЗДНИКОВ. С ЛЮБОВЬЮ, ШТЕЙНБЕРГИ».

Штейнберги обычно добавляют к открытке ксерокопию письма, где перечислено, что произошло с ними за год. Я прочел об их дочери Саре, которая после занятий гимнастикой была принята в колледж Вассара, потом поступила на работу в консалтинговую фирму, уехала в ашрам в Индии и взяла приемного ребенка. Я узнал, что великолепная карьера Марти Штейнберга оборвалась на фирме братьев Лехман и он испытал шок, оказавшись без работы в 2008-м, когда компания закрылась, а потом взялся вести курс для начинающих предпринимателей в местном колледже северной части штата Нью-Йорк. Я увидел, как Вики, его жена, из сидевшей с детьми домохозяйки превратилась в предпринимательницу, продающую печенье с изображениями породистых собак. Один раз были даже приложены образцы! В этом году Марти взял отпуск, и они с Вики отправились в круиз по Атлантике: очевидно, осуществление мечты всей жизни теперь стало возможным, так как «Eukanuba» – компания по производству кормов для собак и кошек – купила фирму Вики. Сара и ее партнерша Инес поженились в Калифорнии, и в письме была фотография теперь уже трехлетней Райты в образе девочки-цветочницы, осыпающей лепестками роз путь новобрачных.

Каждое Рождество я пытаюсь добраться до письма Штейнбергов раньше мамы. Она бросает их в мусорную корзину, говоря что-нибудь вроде: «Эти люди когда-нибудь задумаются, почему Дженнингсы никогда им не отвечают?» Я выуживаю из мусора открытку и кладу ее в обувную коробку, которую зарезервировал в своем шкафу специально для Штейнбергов.

Не знаю, почему мне так приятно читать их праздничные послания; такое же чувство возникает у меня, когда я лежу под грудой высушенного чистого белья или беру словарь и прочитываю все слова на одну букву зараз. Однако сегодня, вернувшись со встречи с Джесс, я с трудом выдерживаю обязательный разговор с мамой (Она: «Как прошло?» Я: «Нормально») и сразу иду в свою комнату. Как наркоман, которому нужна доза, я достаю письма Штейнбергов и перечитываю их все, одно за другим, начиная с самого старого.

Мне становится немного легче дышать, и, закрывая глаза, я не вижу лица Джесс на внутренней стороне век, зернистого, как рисунок на волшебном экране с алюминиевым порошком. Это напоминает криптограмму, где буква «А» на самом деле означает «М», а «С» – «З» и так далее, как будто главный смысл заключен в изгибе ее губ и смешных звуках, которые проскакивали в голосе, а не в том, что она на самом деле сказала.