Путь к себе

Я читала и радовалась, хотя по моему лицу текли слезы душившей меня обиды. Вот значит, как повернулась судьба Пети. Новая любовь и счастье заставили моего мужа пересмотреть свое решение прожить еще раз, не оставляя меня в одиночестве в новом времени. Он именно это и сделал.

Рассказывал он и про прилет инопланетян, но скомкано. По словам Петра, они не мешали вести бизнес и даже принялись субсидировать натуральное хозяйство, в том числе и мои теплицы. Скупали все, вплоть до самого чахлого саженца, и увозили растения с планеты. Поставляли новые семена, решив перейти на систему заказов для получения тех растений, которые в их мирах уже не были так сильно распространены, как прежде, но другие миры в них очень нуждались.

Я радовалась и этому. Подумать только, то, что я создала очень давно, продолжила совершенно незнакомая мне женщина. Вскользь проскочила фраза, что большая часть работников так и трудились у них до самого выхода на заслуженную пенсию. Теперь мне хватало и этого. Слишком много лет прошло для жалости, осуждения или претензий. Главное, что они никого не увольняли, не закрыли мое дело. Кто из сотрудников решил остаться, кто уйти, это их собственный выбор.

Про новые реалии Петер больше сам спрашивал у меня, задавая интересующие его вопросы в пустоту. Это было в его стиле, спрашивать меня о всех моих переживаниях, даже если я просто кивала в ответ головой. За этого заботливого и родного человека я радовалась откровенно. Он был достоин новой семьи и пятерых детей. Подумать только. Для меня видеть рядом с собой одного малыша было бы непривычно, а тут целых пять! Молодец Оля, и молодец Петя.

— Алина, я могу чем-то помочь? — неожиданно спросила Сорта, подходя из своего привычного угла.

У меня был шок, когда я узнала, что она даже спит в нем, сидя на местном кресле. Плуторианка отвечала, что ей удобно и ничего не требуется, но я чувствовала себя неуютно всякий раз, когда открывала глаза и замечала ее на одном месте и в одной позе.

— Все хорошо, Сорта. Это слезы светлой грусти.

— Доктор вас расстроил, передав эти записи?

— Нет. Скорее, он помог понять, что я полностью свободна от оков, что могли настигнуть меня и здесь.

— Если нужно, я могу выслушать, мне не все равно на ваши чувства, — моя проницательная сиделка подошла ко мне и терпеливо ждала ответа.

— Понимаешь, я была замужем в прошлой жизни, девятьсот лет назад, и мой супруг собирался последовать за мной в это время, наказав разморозить его, когда я буду здорова. Но я не любила его. Принимала, как данность, позволяла себя любить и не испытывала ответных чувств. И сейчас, в новой жизни, я могла бы оказаться в затруднительной ситуации. Я могла почувствовать себя обязанной вновь вступить в отношения с моим мужем. Вернуть прежнюю внешность, возможно, лишь слегка ее исправив, ведь именно такую он меня и любил.

— Но ведь вам уже говорили, что ваш супруг не проходил заморозку, — задумчиво произнесла Сорта.

— Да, и от этого мне было только страшнее. Я представляла, что он погиб или его тело не пережило заморозку, что оно было утеряно в процессе. Много негативных мыслей одолевало меня. «Неизвестность — самый жестокий палач». Так сказал один из мыслителей моего времени. Пусть безосновательно терзала себя, но по-другому я не могла, пока не узнала бы истину. Теперь же я свободна, ведь он сам выбрал новую семью и любимых детей. Отказался проходить заморозку, предпочтя продолжиться в потомках. Правильно это или нет, я не знаю.

— Вот как. И Вы радуетесь за них? Вам разве не обидно? Ведь другая жена оказалась проворнее вас.

— Нет. Ольга стала той женой, которой я не смогла стать для него. Родила детей, смогла окружить достойного мужчину любовью и поддержкой. Я должна сказать ей спасибо, ведь сама показать эту сторону личной жизни не сумела.

— Значит, Вы рады его измене. Как необычно… — неожиданно произнесла Сорта, опять свернув в своих мыслях не туда.

— Какая еще измена? Я умерла очень давно. Он был еще молод и жить без женской ласки долго не смог бы. Я ведь даже просила его не отказываться от счастья, если оно появится в его жизни. Он молодец, что послушался. Я горжусь и Ольгой, и своим бывшим мужем. Теперь я сама могу делать все, что пожелаю, не оглядываясь на его мнение и одобрение. Его выбор отпустил и меня.

— Это относится и к Вашей новой внешности? Я правильно понимаю?

— Да. Я смогу выбрать любую внешность, не повторяющую мою собственную. В конце своей жизни я выглядела просто ужасно и не хочу вновь видеть в отражении лицо, которое сейчас преследует меня в кошмарах. Не желаю думать, не стану ли я через сто гарантийных лет такой же развилиной, какой уже была однажды. Поэтому, после долгих размышлений я решила стать иной. Поможешь мне? Не сегодня, не сейчас, но уже скоро.

— Конечно! Я могу подобрать несколько образов сама, а вы уже решите, что взять от одного, а что от другого. Ваши прошлые данные прикреплены к карте, и я буду исходить из заданных вами параметров — не быть похожей на себя прежнюю. Вы желаете быть с характерными чертами вашей расы? Или вас устроят некоторые детали, присущие другим?

— Скорее всего, своей. А какие еще есть варианты? Совсем вызывающе выглядеть я не желаю. Это не мое — сильно отличаться от людей.

Признаться, меня пугали варианты с цветной кожей или наростами. Привыкнуть к подобному будет не просто.

— Ваш вид относится к изначальному. Он не смешивался многие тысячелетия с другими, вот что я имею в виду. Конечно, некоторые отличия имеются, но не глобальные. Первый и самый чистый цвет кожи людей был только двух оттенков — очень светлый и почти черный. И загар их либо выбеливал, либо заставлял темнеть, — мгновенно перешла на деловой тон сиделка.

— Ты имеешь в виду, что светлая кожа темнела, а темная светлела? — удивленно переспросила я, не понимая, чем моя кожа отличается сейчас от изначальной.

— Нет. Светлая еще больше выгорала, а темная загорала. Ваша же светлая кожа темнеет. Загорает. Так вы это называете.

— Ну, быть светлокожей красиво. Особенно, если волосы темные, а глаза и губы выделяются ярким насыщенным цветом.

— Поняла вас. Буду подбирать яркие образы, а вы укажете те черты, которые вас устроят. Сейчас я смогу удивить вас оттенками, которые в земных генах были заблокированы.

— А еще я смогу выбрать тот талант, который всегда хотела развить, но не имела на то ни возможностей, ни способностей. Я помню твое предложение. Работать уборщицей я смогу и не тратя единственный шанс на призрачную возможность подняться на пару ступеней выше, — поделилась я планом с моим отменным источником информации.

— И о чем вы мечтали в прошлом? — спросила Сорта, и тут же спохватилась. — Это ведь не секрет? Я не выдам вашу тайну, не тревожьтесь. А еще я смогу подсказать, как получить с клиники немного больше, чем оговорено в условных рамках договора. Прежде всего я здесь для вашего собственного спокойствия. Готовая оказать любую помощь и поддержку. Я ВАША сиделка.

Улыбнувшись, я кивнула в знак осознания и принятия ее помощи. Секретов точно разводить не стоит, а поддержка мне нужна, как воздух.

— Я всегда была материалисткой. Работала руками и крепко стояла на земле, но душа тянулась к прекрасному. Что-то я выращивала сама и любовалась, а за чем-то регулярно ходила в галереи. И мечтала научиться рисовать. Ходила на курсы один раз, но, увы, руки у меня оказались не приспособлены под такую тонкую работу. Сказали, не хватает чувствительности пальцев. И раз сейчас мне выпал шанс, то я хочу попробовать научиться рисовать самостоятельно. Так, чтобы выходило красиво, как я вижу в моем воображении.

— Это действительно интересное желание, — задумчиво пощелкав пальцами, признала Сорта. — Но позвольте подсказать Вам не ограничиваться одним лишь рисованием. Просите возможность создавать предметы искусства. Рисование — это лишь капля из огромного списка талантов, закрепленных за несколькими квасторами вашего мозга. Сдвиг в голове делается в одном лишь сегменте, а выходит большой и многогранный пласт всевозможного творчества.