Страница 4 из 69
— Что тебя удивляет? — хмыкнул Сергачев. — Чужаков уже давно истребили, Круг тоже полностью разгромлен, не без твоего, замечу, активного участия. Силовое крыло больше не нужно, нету для боевых псионов подходящих задач. В нашем формате, имею я в виду. Кого-то ФСБ себе заберет, кто-то в полицию уйдет. Армейцы многих перетянут, у них давно соответствующие структуры сформированы. Федеральная Служба по Контролю за Псионикой вон, которой твой друг Злобный командует, останется — нужно же кому-то преступников-псионов ловить. Сам-то чем планируешь дальше заниматься?
Я пожал плечами.
— В институт к Коробку вернусь. Я ведь и не уходил оттуда, отпуск взял на время, пока мы оборотней по подвалам гоняли.
Принесли чай, граненые стаканы в советских металлических подстаканниках отлично вписались в походный интерьер генеральского кабинета. Пока Сергачев со звоном размешивал сахар металлической ложечкой, я вгрызся в пирог — тот на удивление оказался еще теплым.
— И охота тебе штаны просиживать в лабораториях, — поморщился мой собеседник. — У меня есть идея получше. Собственно, я тебя и позвал сюда, чтобы обсудить этот вопрос. Дембельский аккорд, так сказать. Или прощальный подарок, воспринимай как хочешь.
Я вопросительно поднял бровь — говорить с набитым ртом не очень-то получалось.
— На вот, погляди, — Сергачев выдвинул ящик стола, порылся там, после чего выудил из его недр кулон на веревочке, и протянул мне. — Что скажешь?
Черная квадратная пластина величиной с половину ладони, гладкая матовая поверхность, серые прожилки. Неожиданно тяжелая для такой небольшой вещицы, и удивительно холодная наощупь. Я взглянул на нее через ментал: так и есть, внутри кулона прячется какой-то незнакомый мне знак. Довольно простой, но при этом хитрый, питается, судя по всему, энергией оболочки носителя безделушки. Стоило мне прикоснуться к поверхности камня, как узор знака начал менять форму, переплетаясь с моей аурой — ее отпечаток остался внутри переплетения энергетических линий. Теперь аура составляла с камнем единое целое, даже если я выброшу этот амулет или утоплю в океане, незримая связь все равно останется. Я попытался изменить структуру знака или удалить этот слепок, но с наскока ничего не вышло. Артефакт явно создавали настоящие профессионалы. Надо будет поэкспериментировать потом. Да и вообще, не стоило хватать подозрительную вещь с явной примесью псионики. Расслабился я что-то в последнее время. Или слишком доверился старому генералу?
— Что это?
— Нравится? — прищурился Сергачев. — Это твой, забирай. Носи с гордостью, как пионерский галстук. Ты ведь был когда-то пионером?
Пионером я, конечно, был, но перспектива таскать на себе амулет с незнакомым знаком меня совершенно не устраивала.
— Не боись, — видя мое замешательство, успокоил меня Сергачев, — скоро у каждого псиона такой будет, и у тебя, и у всех твоих товарищей. Это регистратор. Фиксирует в непрерывном режиме пси-активность и при ее проявлениях сообщает куда надо. Чтобы, значит, псионы не использовали знаки и другие свои приёмчики без разрешения. Ношение обязательно. В пределах поселений снимать категорически запрещено, даже во сне, даже в ванной и в туалете. Новый указ правительства. За уклонение — вплоть до тюрьмы. Ко всему прочему регистратор еще и показывает твое точное местоположение, если кто-то из компетентных органов вдруг им поинтересуется.
— Они там что, с ума все посходили? — не хватало нам датчиков с камерами на каждом фонаре, теперь еще и это.
— Наоборот, они весьма умны и дальновидны. — генерал ухмыльнулся, верно оценив выражение моей физиономии. — На самом деле, не ты один такой, никому не нравится. Но законы, как ты знаешь, не мы придумываем. То есть, пока не мы. Вот об этом я и хотел с тобой поговорить…
Сергачев на мгновение замялся, будто подбирая слова, а потом продолжил:
— Как ты знаешь, с недавних пор выработкой всех правил, касающихся применения магии, у нас в стране занимается Госсовет. Среди его членов большинство — люди, есть и псионы, но их немного. Думаю, будет правильно, если ты пополнишь их число. Это позволит нам хоть как-то контролировать эту их законодательную активность. Влиять, так сказать, на политическую обстановку. Дело это важное и очень ответственное, как ты понимаешь. Там…
Сергачев многозначительно поднял глаза к потолку.
— Там все согласовано. На самом высоком уровне. Правда, эта работа потребует от тебя полной самоотдачи, Витя. Из Института придется уйти.
— Раньше они старались встречаться со мной как можно реже. Лично, имею в виду.
Боялись за свои маленькие тайны. Впрочем, говоря по справедливости, есть и немаленькие, за которые дают пожизненное. Надеются на новое поколение амулетов?
— Посчитали тебя достойным доверия.
Вот тебе раз. Значит, кому-то в высшем руководстве очень не нравится то, чем я занимаюсь, и они решили таким вот образом сделать из меня карманного политика. Нарядить в модный костюм, заставить ходить на слушания и заседания, голосовать за нужные или не очень законы — лично и по партийным спискам. Ну, и приглядывать заодно. Чтобы чего-нибудь не учудил. Все-таки, Институт — довольно закрытая контора, многое происходящее там так и остается навсегда в его стенах. Пирог в глотку уже не лез. Я отодвинул в сторону ополовиненный стакан чая и поднялся.
— Спасибо, Александр Васильевич.
— Это значит — «нет»? — Сергачев, прищурившись, пристально смотрел на меня.
Все-таки политическая карьера — это совсем не мое. Нечего тут обсуждать. Про свой внезапный приступ, случившийся в такси, я решил не рассказывать: во-первых, генерал уже без пяти минут бывший, вряд ли он сможет мне чем-то помочь. Да и решение о расформировании СБР мой рассказ не отменит. Мало ли, что почудилось одиозному псиону? Устал на зачистке, перетрудился… Кивнув, я развернулся к выходу.
— Зря, Аскет. — Неожиданно резко бросил мне в спину Сергачев. От него фонило расстройством. — Очень зря.