Страница 13 из 20
– Приходите с невестой, послушаете, – Татьяна Сергеевна с силой стискивает губы, – или распишитесь и принесите мне свидетельство о браке. Но если вы сейчас не уйдете – я могу и от пациентки отказаться.
Дьявол!
Такой чисто женский шантаж от врача возмущает.
Что ж, хорошо. Все на свете сегодня приходится отодвинуть.
– Я вернусь, – недовольство прорывается в голос.
В коридор выхожу с четким ощущением “несолоно хлебавши”. Хотя нет, я все больше понимаю, что моя невеста что-то от меня скрывает. Неужели её риски настолько высоки?
В кармане вибрирует телефон. Достаю его, вижу на экране лучистую улыбку невесты.
Через какой супер-скоростной вай-фай у женщин настроена синхронизация?
– Слушаю, – поднимаю трубку, готовясь к новому скандалу. Ну, а что, сегодня же не было!
– Боже, Ник, где ты? – голос у Юли на грани паники. – Как далеко от клуба?
– Еще далеко, – я напрягаюсь. – Что-то случилось?
– Да! – она отчаянно всхлипывает на очень высокой ноте. – Шурка… Она… Тут такое!
7. Ник
– Я пришла, а она тут лежит. И пена изо рта идет….
Юля рассказывает это уже не в первый раз, но и в этот раз у неё дрожит голос.
Я приезжаю уже к шапочному разбору. Уже после того, как скорая забирает находящуюся в кумаре Шуру и увозит её в больницу.
После того, как Юла убивает час на то, чтобы не дать вколовшей себе убойную дозу морфина Шуре отправиться на тот свет.
Она делала ей искусственный массаж сердца до самого приезда скорой. Прибежавший по первому звонку охранник помогал с искусственным дыханием.
– Объясните мне, – медленно проговаривает Тимирязев, постукивая себя пальцами по предплечью, – у нас что, в медпункте есть морфин?
– По предписанию мы должны держать несколько ампул, для случаев тяжелых травм, – голос Юлы прерывается, – я всегда держала их в сейфе. Закрывала на кодовый замок. Проверяла ампулы раз в три дня. И Шурка, она… Видимо, подглядела код во время последней проверки.
– Подглядела? – повторяет Тимирязев. – Но с чего ей вообще его подглядывать? С чего ширяться морфием?
Юла стискивает руки на коленях, выламывая пальцы. Боится. Боится говорить.
– Говори, Юль, – устало требую я, – ты её всегда выгораживала. И к чему это привело?
– У неё… Были проблемы с этим, – тихо-тихо выдыхает моя невеста отчаянно вцепляясь в свои колени, – Два года… Она проходила лечение…
– Ты протащила наркоманку в мой клуб? – Тимирязев с размаху впечатывает кулак в столешницу. Юля прячет лицо в ладонях. Плечи начинают вздрагивать раз за разом. Плачет.
– Вы не могли бы сбавить тон, Артем Валерьевич, – невесело прошу я, – сейчас кричать уже бесполезно.
– А ты вообще не лезь, – Тимирязев вспыхивает как спичка, – ты – директор клуба, или кто? Какого хрена у меня уже вторая сотрудница на скорой уезжает? А ты в это время где-то болтаешься.
– Если вы считаете, что мое круглосуточное дежурство на рабочем месте поможет исправить ситуацию – мы можем обсудить этот вопрос.
Мы с Артемом смотрим друг на друга.
На данный момент – мы оба взаимно раздражены. Но это не должно мешать делам. Не должно мешать заниматься проблемами.
– Разберись с этим, – шипит он сквозь зубы, – сделай хоть что-нибудь до того, как мы отправились на дно. Директор!
Уходит, хлопнув дверью.
Мы остаемся с Юлой одни.
Я остаюсь наедине с её всхлипами.
– Ну и? – голос звучит пустовато. – Как долго ты собиралась это скрывать?
Медпункт тонет в молчании. Юла, кажется, даже дышать перестает, чтобы быть неслышной.
– Юль, ты ведь понимаешь, чем нам это грозит? Скандалом. Наркоманка в медпункте! Нам прокуратура такой иск вломит, мы год работать на штраф всем клубом будет.
– Она по бумагам – технический работник, – тихо-тихо откликается Юла, – и с неё справку от нарколога не спросили.
– То есть ты прислала к Анжеле на помощь простую техничку?
Я вижу, как стискиваются на колене пальцы Юли. С силой, аж до белых костяшек.
– Шурка училась на медсестру. До лечения, – спуская голос до шепота отвечает. —Мне было плохо. Что было делать?
– Сказать сразу, – безапелляционно проясняю, – ты хоть понимаешь, как сейчас я выгляжу? Этот прокол повесят на меня. А мы с Тимирязевым и так сейчас на ножах.
– А что случилось? – Юля разворачивается ко мне, смотрит на меня огромными темными глазами.
– Не уходи от темы, – я покачиваю головой, не желая касаться причин нашей с Артемом ссоры, – ты не сказала, что твоя племянница, которую по твоей просьбе, устроили работать в клуб, наркоманка.
– Завязавшая.
– Завязавших не увозят в реанимацию с передозом, Юль.
Она снова прячет глаза виновато. И прессовать её, с одной стороны, жалко, с другой стороны – должны же быть границы у её игр в молчанку.
– Её никуда не брали. Это… Запрещено. И Таня меня попросила им помочь. Прикрыть. Я за ней следила.
– Ты? Следила? – я повторяю хрипло. – Ты, моя беременная невеста, следила за тем, чтобы находящаяся в ремиссии наркоманка не сорвалась с катушек? А что бы ты сделала, если бы она сорвалась? Если бы вместо того, чтобы подсмотреть код, она просто двинула тебе стулом по голове ради дозы?
Мир будто подергивается, там, за пеленой ярости, что сейчас заволакивает мне глаза. Давненько я так близко не подбирался к критической границе бешенства. В эту секунду я уже даже с трудом вспоминаю, какими вопросами занимался утром. Что и не удивительно, когда на территории вверенного мне предприятия происходит такой вот трэш.
– Ну прости меня, прости, – Юля отчаянно цепляется в мои руки, – ты бы не разрешил, я знаю.
– Да, потому что твоя безопасность мне важнее, чем просьбы твоей сестры, – взрываюсь я, не удержавшись. Юля сжимается в комочек, снова прикрывает лицо руками, снова начинает всхлипывать.
Нет, этот диалог сейчас бесполезен.
Я оставляю Юлю искать ампулы от морфина – причем если мы не найдем эти чертовы ампулы, вот где нас ждет большая и горячая преисподняя.
Потому что без ампул наркоконтроль организует ответственной за хранение этой дряни Юлы миленькое обвинение в распространении наркотиков. Просто потому что почему бы им его не устроить?
Если Юла ампулу найдет – будет сочинять большую и длинную объяснительную, как технический работник, которую нужно было выдворять из комнаты с сейфом перед каждой проверкой, узнала код.
Помогать ей в настоящий момент даже желания нет.
Это ведь надо было умудриться, промолчать о таком вот “малюсеньком недостатке” у племяшки. После таких вот закидонов почему-то уже даже не очень странно отношение Юлы к своей беременности. Но от того оно выводит меня из себя еще сильнее.
Какие еще секреты скрывает от меня невеста?
Времени переварить происходящее просто нет.
Я не успеваю даже полпути до своего кабинета пройти, как от Тимирязева прилетает гневное “Давай ко мне!” с такой кучей восклицательных знаков, что даже сомнений нет, что сейчас меня ожидает.
С учетом того, что состояние взаимного недовольства друг другом у нас сейчас никуда не делось – легкой эта беседа не будет. И беседой, в принципе, тоже.
Я угадываю.
Тяжелый, густой, вкатывающий в пол рык Тимирязева слышится уже на подступах, и каждый, кто оказывается хотя бы в зоне слышимости, уже испытывает желание втянуть голову в плечи. Из трех извергающихся изо рта Артема слов, два – исключительно матерные.
Мда, давно я его не видел в таком состоянии.
– У вас десять минут разобраться, в чем дело с камерой. Иначе собирайте вещи, – рявкает Артем, когда я вхожу, и почти что швыряет телефон на стол. Опирается на столешницу тяжело.
– Что-то еще случилось?
– А ты и об этом не в курсе? – острый взгляд Артема впивается в мое лицо.
– Ну, если ты меня вызвал, значит, сам собирался рассказать, – сдержанно замечаю, – и видимо, да, случилось. Я слушаю.
С Тимирязевым бесполезно воевать на эмоциональном поле. Он неплохо владеет собой на переговорах, но с сотрудниками работает плохо и регулярно срывается на резкости. И лучше всего возвращает его на землю именно деловой тон. Тогда он припоминает, что он не только хозяин мира, но и еще, ко всему прочему – владелец клуба. И у него должно быть какое-то лицо.