Страница 16 из 22
Во дворце, украшенным мрамором, шёлком, золотыми подсвечниками и дорогими изысканными гобеленами и картинами её встретил сам жених, король Хлодвик-Карл. Суровый сгорбленный хмурый морщинистый, с седой бородой и редкими серыми волосами пожилой мужчина шестидесяти пяти лет был одет богато, как истинный король: парчовые дорогие с золотой вышивкой одежды дополнялись бархатным зелёным беретом с красивым пером, бриллиантовыми перстнями на скрюченных пальцах и меховым плащом.
Ульрика сделала реверанс, но Хлодвик-Карл миролюбиво, по-старчески, изрёк:
– Милая Ульрика, моя невеста, не стоит тебе оказывать мне знаки уважения, как королю, потому что, когда мы обвенчаемся, ты тоже будешь королевой. Ты, наверное, устала с дороги, слуги сейчас покажут тебе твои покои, и твой королевский будуар, ты отдохнёшь после целого дня дороги, а завтра утром будь, пожалуйста, готова идти в собор венчаться и сразу же короноваться, как королева, а потом знакомиться с моей дочерью и со всеми главными придворными. Слуги уже приготовили тебе красивое парчовое платье, которое по традиции положено одевать всем королевам Германии в день свадьбы и коронации…
Ульрика почувствовала по голосу что, хоть её муж-король стар и строг, как и положено королю, но совершенно не злой человек, выпрямилась и вежливо ответила:
– Что ж, я тогда лягу сейчас уже спать, чтобы завтра ни в чём не подвести вас в такой важный день…
… Тут слуги провели Ульрику в шикарный обитый тонким нежно-сиреневым шёлком обставленный дорогой мебелью из красного дерева, украшенный изысканными подсвечниками и красивым гобеленом будуар. Девушка тут же переоделась в ночную рубашку, что она брала с собой в маленьком сундучке с кое-каким необходимым скарбом из дома, упала на большую мягкую кровать, задёрнула тёмно-синий бархатный балдахин и крепко уснула…
… А рано утром музыкант разбудил девушку игрой на скрипке, и начались приготовления к венчанию и коронации, многочисленные служанки помогали Ульрике облачиться в невероятно пышное парчовое платье с длинным шлейфом и усыпанное драгоценными камнями, бриллиантовое колье, бальные туфельки.
Цирюльник же завил длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы Ульрики и собрал вверху изящной золотой сеточкой.
Ульрика слов терпела все эти действия, потому что одновременно была и огорчена, ужасно напугана, и одновременно заинтригована предстоящим интересным событием.
Сначала в церкви Святой Отец долго вёл торжественную венчальную службу, потом объявил Хлодвика-Карла и Ульрику мужем и женой…
… В это момент Ульрика с мужем в первый и в последний раз поцеловались, и Ульрика почувствовала на душе болезненный ожог разочарования: муж лишь коснулся без всяких эмоций своими сморщенными от возраста губами её губ, и всё. Никакой любви, радости, без тени всякой эмоции, будто он не красавицу-невесту целовал, а куклу фарфоровую. Ульрика с большой досадой поняла, что она – просто красивая игрушка в его руках, что он её не любит, как жену.
… Потом Святой отец продолжил торжественную службу, только теперь коронационную, Ульрика становилась из той милой девушки-мещанки королевой, её величеством Ульрикой Ротенбургской, а в конце службы на неё воздвигли небольшую золотую, сияющую из-за сета свеч, корону…
… Потом начался богатый пышный званый обед, где присутствовали все придворные, высшая знать, иностранные послы, и дочь Хлодвика-Карла, кронпринцесса её высочество Фредерика-Берта Ротенбургская.
… Фредерика-Берта, девица восемнадцати лет с грубоватыми чертами лица, брюзгливым высокомерным выражением на лице, которое обрамляла сложная прическа из тёмно-русых волос и большие жемчужные серьги, встала впереди своих фрейлин в вишнёвом вышитом золотом платье и рубиновым колье и жеманно протянула:
– Да уж, папенька, выбрал же ты себе невесту! Красивая на лицо, но такая примитивная, сразу видно бывшую чернавку, не то, что моя маменька любимая Августа-Генриетта была, истинная королева!
Все фрейлины засмеялись, в отличие от придворных кавалеров и вельмож, которые сейчас, хоть и смолчали, но были покорены красотой и величественностью новой молодой королевы, и имели противоположное мнению высокомерной принцессы Фредерики-Берты рассуждение…
Старый морщинистых король Хлодвик-Карл нахмурился и прошамкал:
– Берта, дочь моя любимая, я прошу тебя не позволять себе таких некрасивых слов в адрес её величества королевы Ульрики Ротенбургской, и оказывать ей соответствующий почёт, хотя понимаю, что ни мне, ни тебе нашу ненаглядную милую Августу-Генриетту не заменит никто…
Ульрика, смущённая, расстроенная после этого инцидента окончательно, скучая, еле-еле досидела до конца приёма, для приличия приняла поклоны от вельмож и послов, чуть-чуть посмеялась над шутом, да съела от скуки, аппетита из-за плохого настроения не было совсем, кусочек деликатеса из солёной красной рыбы и маленький кусочек тортика…
… Когда за полночь король-муж Ульрики пожал ей спокойной ночи, а слуги проводили её в её спальню – королевский будуар и помогли переодеться в ночную сорочку, девушка со слезами уткнулась в подушку, взъерошив длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы с мыслью: «Ну, я так и знала, что никакой любви, никакого счастья меня тут не ждёт, никто меня не любит, я сейчас одинока, муж даже не попытался провести первую брачную ночь, потому что он явно дал понять, что равнодушен ко мне. А эта придворная жизнь королевы со множеством обязанностей ужасна, да и Фредерика-Берта – невыносимо заносчивая девица…».
Глава « Великий кутюрье к услугам королевы…»
… Так вяло, и скучно утекли два месяца после свадьбы. Ульрика в парчовых пышных платьях с жерновами и короной походила на красивую фарфоровую куколку и чувствовала себя, как в настоящей золотой клетке. Чувство одиночества не покидало девушку, её муж Хлодвик-Карл ни разу за два месяца не пришёл в будуар своей жены, ни разу не обнял, не сказал ласково слова, не говоря уж о том, что совсем не озабочивался супружеским долгом, их общение кончалось взаимной вежливостью короля и королевы на приёмах.
Зато старых седой Хлодвик-Карл любил вечером, когда сделаны все государственные дела, которые он решал только сам, полностью отстранив от них Ульрику, сидеть долго в мягком кресле и любоваться свадебным портретом своей первой жены, королевы Августы-Генриетты и себя в юности. Ульрику эта привычка мужа доводила до белого каления, она плакала у себя в спальне, закрыв плотно тяжёлый бархатный тёмно-синий балдахин, и причитала:
– Если ты, старый бородатый козёл, так сильно любил свою первую жену, то почему, овдовев под старость лет, решил жениться на мне? Старческий маразм что ли рановато начался?!!
С надменной принцессой Фредерикой-Бертой у Ульрики вообще не складывались отношения, если капризная высокомерная принцесса и общалась с мачехой-ровесницей, то только, чтобы как-то уколоть, унизить Ульрику, что усугубляло скорбь Ульрики.
Хотя того, что девушка боялась больше всего, не справиться достойно с обязанностями королевы, не случилось. До политики её никто не допустил, а сложный нудный дворцовый этикет приёмов и балов Ульрика выучила за первую неделю.
Тяжелее всего Ульрике было смириться с мыслью, что она никогда не станет мамой, никогда не родит никакое дитя, не почувствует себя полноценной женщиной, оставившей миру прекрасных наследников. Никогда не выполнит так значимого для неё женского предназначения…
Эти мысли тяготили её целым булыжником на душе, но Ульрика отвлекалась от них, когда приглашала в гости сестрёнку Герду, ни с отцом, ни с матерью Ульрика не общалась принципиально, в обиде за такую женскую долю. А с весёлой рыжеволосой худенькой Гердой с ясными голубыми глазками и веснушками на личике Ульрика очень даже приятно общалась, свою младшую сестру девушка любила по-прежнему сильно, и вдвоём им всегда находилось, о чём поговорить, помечтать, что рассказать…