Страница 11 из 15
Двусторонний скотч под резинкой чулка сорвался с покрывшейся испариной кожи Ани. Чулок соскользнул, сложившись гармошкой вокруг щиколотки. Кирилл проследил за полетом капрона и поднял на новенькую сотрудницу глаза. Редкие веснушки на переносице, тонкая шея, затуманенный взгляд медовых глаз, почему-то жутко грустных. Чем-то напуганных.
К сожалению, в приемной Моргун других взглядов у ассистенток не было.
– Я тебя знаю? – спросила Аня.
В этот момент в дверь приемной вошел Береговой. Безопасник увидел айтишника на коленях возле Смирновой с ее упавшим чулком и их озабоченные, будто застуканные за непристойностями, лица. Кофемашина прожужжала отработанной капсулой, ставя кряхтящую точку в повисшей тишине. «Она предпочитает крепкий чай», – пронеслась мысль в голове Берегового.
Аня развернулась на стуле к Косте и закинула ногу на ногу, демонстрируя, что ничего «такого» не произошло.
– Приветствую, – кивнул безопаснику Крючков.
Он наконец передал злосчастную флешку Ане:
– На ней единственная папка. А ответ на твой вопрос, знакомы ли мы, – пока нет.
– Спасибо, тебе Кирилл. Я тебе еще наберу.
Она специально обратилась к нему на «ты» дважды и добавила про звонок. Их небольшой этюд с оголенной ногой в чулке вызвал на лице Берегового недоумение и ступор, и почему-то эта его эмоция сильно понравилась Ане.
– Что вы хотели, Константин? – равнодушно спросила она, возвращаясь к своему рабочему столу и протоколу, отмечая дистанцию между ними местоимением «вы».
Он зачем-то встал рядом, делая вид, что щелкает по папкам рабочего стола.
– Сзади тебя на стене камера, – произнес безопасник. – Они по всему холдингу. Небольшие, сразу не заметишь. Вмонтированы в рамки рекламных постеров.
Береговой стоял совсем близко к Ане. Она почувствовала от него запах сухой травы, какой бывает посреди летнего луга, а может быть, это был запах скошенного сена. Не парфюма, а самого настоящего полевого разнотравья. Лаванда, календула, полынь…
«В стогу сена он, что ли, прячется, чтобы за сотрудниками следить через свои камеры!»
– Ты пришел, чтобы предупредить меня о камерах? Зачем?
– Записки от бывшей ассистентки аккуратней по карманам ныкай. Заметил бы Шмарко, ты бы вылетела следом за Мариной.
Он увидел, как заалели уши Смирновой.
– Может, я хочу вылететь. Это дурдом, а не офис. Моргун попросила вызвать сотрудника, чтобы его помучить. Три часа прошло. Он до сих пор там!
Константин держал лицо прямо, но его глаза повернулись к Ане.
– Хорошая идея. Уходи.
– Чего?
– Увольняйся.
– Разбежался! – она принципиально выбрала бы какой угодно вариант, но не тот, что предложит безопасник.
– Выйди в дверь. Документы вынесу через час.
– Тебе-то какое дело, уволюсь я или нет?!
Аня спихнула его пальцы со своей клавиатуры и аккуратно подтолкнула плечом, чтобы отошел уже от ее рабочего места. На секунду девушка испугалась, что сейчас снова голову прошибет нервный импульс боли. Для проверки Аня прикоснулась к его руке дважды, будто проверяет, остыла ли конфорка.
Ничего. Никаких видений или боли. Она успокоилась.
– Иди к себе, Береговой. Возвращайся, пока Шмарко не начал искать.
– Хотелось бы, конечно, вернуться, – посмотрел он на часы, – что Марина тебе написала? В записке с ключом, – быстро добавил он.
– Номер телефона, – не стала врать Аня, – позвоню после работы. С улицы, – добавила она, – чтобы ты по губам не прочитал!
– Хорошо, – кивнул он, – советую паркинг номер три. Там глухо. Ни камер, ни окон. Уверена, что тебе нужно быть здесь? Именно в этом холдинге? Может, поищешь другой выход? – спросил он, делая ударение на последнее слово.
Аня не ответила. Врать не захотелось, а шутить на тему жизни и смерти – не самая лучшая идея. К тому же… на горизонте с галлюцинациями Фата-морганы появился самый настоящий Кирилл. И чувство боли, которое она испытала рядом с ним. Нужно выяснить почему. Что это значит? Кто он такой? И почему ее сердце теперь бьется так неровно, стоит о нем подумать.
Бейсбол, ребенок, испачканные кровью ее собственные руки – что это были за видения в голове?
Рисунка с портретом Крючкова в ее блокноте, к счастью, не было.
Из-за их встречи и ее видений с увольнением Аня решила притормозить. Может быть, завтра. Она будто разрисовывала водой черно-белую раскраску. Сегодня слезы уволенной Марины проявили деспотичную сущность Моргун. Разлитый чай рукой Кирилла вывел силуэт видений ужаса и боли. Что еще обнаружит в стенах завода Аня?
– Еще немного – и какой-нибудь скелет мне на голову упадет, – пошутила она сама с собой, еще не зная, что не так далека от истины. – Ляпнула бы Моргун, как остальным: я вас нарисовала, вы умрете! И будь что будет. Нет же! Решила предупредить деликатно. Постараться обойтись без полиции и скорой. И что теперь? В первый день со штрафами, с Крючковым и с заданием найти вора и какие-то там книги! Я же всего лишь секретарь!
Аня не помнила, когда и почему начала рисовать портреты тех, кто в скором будущем умрет. Нарисовав очередное лицо, она знала: какие-нибудь обстоятельства столкнут их. Рано или поздно судьба сводила Аню с каждым.
В первые неопытные встречи она заявляла жертвам об их скорой смерти, тыча рисунками. Несколько раза ее забирали в полицию за хулиганство. Еще чаще – в дурдом. Таких приводов накопилось около двадцати. Сказать по-честному, Аня удивилась, когда холдинг перезвонил ей с предложением занять вакансию. С ее-то «родословной» в графе: числится на учете.
Однажды, когда Аня оккупировала дом молодого дизайнера Аллы Алкиной и проколола той шины мерседеса, лишь бы заставить поговорить, Алкина согласилась выслушать «полоумную». Они вошли в дом, сели возле камина с парой чашек чая.
Женщина кивала, подливала кипятка и делала вид, что внимательно слушает. Через полчаса подъехали наряд полиции и экипаж психиатрички, вызванные Алкиной. Аню продержали в отделении закрытого типа две недели и поставили на учет за ассоциативное поведение с манией преследования. Спустя несколько дней Алкину застрелили во время пробежки. Убийца не был найден. У Смирновой алиби – она была в дурке.
С ней поговорил следователь, но снова услышав про рисунок, решил, что дело на мистике не построишь. Что он предъявит в суде? Художницу из желтого дома? Нет уж!
В какой-то момент Смирнова перестала удивляться новостям о гибели очередного «портрета». Она боялась и не любила брать в руки голубой блокнот. Всякий раз из-под ее карандаша появлялось лицо следующего… очередного свеженького трупа.
Когда она нарисовала Моргун, решила действовать иначе. Присмотреться «к жертве» изнутри. Новый визит в психиатричку обернулся бы для Смирновой закрытием на весьма длительный срок с принудительным лечением нейролептиками. Но кажется, дурдома ей хватит и в «Моргане».
Виктор Юркин вышел из кабинета директрисы в одиннадцать ночи, спустя пять часов.
За бронебойной дверью уборщицы ночной смены выметут осколки нефритовых чашек и парочки восточных ваз с узором дракона. Это же с какой силой швырялась Моргун в подчиненного, что умудрилась расколотить каменные чашки?!
Юркина на парковке дожидался Кирилл. Айтишник смотрел в желтую полоску окон пятого этажа. Как только погасло семь из восьми квадратов, он завел двигатель красного «Опеля». Включилась радиоволна с песней Stay группы Hurts.
– «Останься», – перевел он название. Кирилл смотрел на силуэт девушки, вспоминая ее испуг и застывший в глазах ужас. – Нет, – заставил он себя отвернуться. – Она не Вика. Я не могу… Не хочу найти и ее тело на телефонном проводе.
Выходя из кабинета, Римма бросила взгляд на портрет, приколотый к стенке, что нарисовала Смирнова поверх бланка с тестом. Сквозь жалюзи на карандашные линии рисунка падали черно-белые полосы теней. Черная прямая пересекала глаза женщины, будто стерла их из мира света.