Гордая любовь

Глядя в потолок неподвижным взглядом, Либби прошептала:

– Ты была права, тетушка Аманда. Ты во всем была права. – Она улыбнулась и восхищенно вздохнула, мечтая, чтобы Ремингтон снова оказался рядом с ней в постели.

Но он уже ушел, да и ей пора было подниматься. Хотя Ремингтон ничего не сказал, она понимала, что им придется везти Бэвенса в Вейзер, чтобы передать его в руки шерифа и правосудия. Ей придется дать показания о том, что произошло прошлым вечером. День будет не из приятных.

К тому же оставался открытым вопрос с отъездом Ремингтона. «Может, он не уедет сразу, – подумала Либби, вспомнив удовольствие, которое они доставили друг другу. – Может, мне удастся уговорить его отложить поездку, скажем, на одну-две недели, а то и дольше…»

Восхищенно ощущая себя настоящей женщиной, она откинула в сторону помявшуюся простыню и поднялась, горя желанием поскорее проверить на практике свою недавно открывшуюся способность убеждать.

Нортроп внимательно осматривал местность, с трудом представляя себе, как Оливия может здесь жить. С тех пор, как они на рассвете выехали из Вейзера, ему на глаза не попалось ни одной повозки, ни одного всадника, ни одного фермерского домика! Он не мог вообразить себе, что его дочь живет в такой глуши, где нет простейших вещей, чтобы облегчить и разнообразить существование.

Еще труднее было смириться с тем, что разузнал для него О’Рейли незадолго до приезда Нортропа в Айдахо. По словам детектива, Ремингтон Уокер и Оливия – или, вернее, Либби Блю, как ее тут называют, – помолвлены и собираются пожениться.

Он нахмурился. Уокер не дурак! Не может же он думать, что если женится на дочери Нортропа, то унаследует состояние Вандерхофа!

О’Рейли тоже так не думал.

– Я совершенно уверен, что он женится на ней ради нее самой и только, – сказал ирландец Нортропу вчера вечером. – Мне лично кажется, что он ее любит, сэр.

Любовь? В представлении Нортропа это было неподдающееся вычислению, заоблачное понятие. Он встречал умнейших мужчин, которые из-за любви совершали глупость за глупостью, но сам никогда не оказывался жертвой подобных обстоятельств. И никогда не станет. А вот Ремингтон Уокер, похоже, стал.

И, как и многие до него, он пожалеет об этом!

Губы Нортропа изогнулись в самоуверенной улыбке. Ему не удалось бы сколотить знаменитое состояние Вандерхофа, если бы он не понимал главного в человеческой натуре, не знал, как это использовать себе на благо. Если предчувствия не обманывали его, Оливия еще до захода солнца будет мечтать вернуться вместе с отцом в Нью-Йорк.

Он взглянул на О’Рейли.

– Сколько осталось ехать до ранчо?

– Недолго, сэр. Мы почти приехали.

Либби быстро приготовила завтрак из бисквитов, свиных сосисок в соусе и яичницы. В середине стола стояло ледяное молоко в кувшине, охлажденное в соседнем ручье. Когда все было готово, Либби позвонила в висящий на задней двери колокольчик.

Минуту спустя в кухню вошли Ремингтон и Фред. Работник стал извиняться за то, что Бэвенс сумел застать его врасплох, но девушку обеспокоили только раны Фреда. Когда мужчины сели за стол, Либби положила еду в третью тарелку и понесла ее Джимми, который охранял пленника.

– А как насчет него? – спросил Джимми, кивнув головой на запертую дверь временной тюрьмы Бэвенса.

Либби живо вспомнила отвратительные сцены прошлого вечера, и ее охватила холодная ярость.

– Ремингтон отнесет ему еду, когда закончит завтракать, – поспешно ответила она и вышла из сарая на залитый теплым солнечным светом двор.

Она уже подошла к кухонной двери, когда заметила, что к дому приближается экипаж, – теперь, когда вырубили часть деревьев, дорога стала хорошо видна, Либби поднесла ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза от яркого солнца, и попыталась разглядеть, что за посетители к ним направляются. Но поля высоких черных шляп отбрасывали густые тени на лица визитеров – двух мужчин, сидящих рядом друг с другом на диванчике экипажа.

К самой изгороди с громким лаем выбежала Мисти. Ринджер, подражая матери, вторил ей высоким писклявым потявкиванием. Остальные щенки присоединились к общему хору. Мисти оглянулась на хозяйку, ожидая команды.

Лошадь проворной рысью приблизилась к дому, везя легкую повозку, и Либби вышла навстречу.

Возница не натягивал вожжи до тех пор, пока не проехал рощицу.

Странное беспокойство мучило Либби, пока она поджидала гостей. Девушка понимала, что должна приказать Мисти замолчать, но не могла заставить себя сделать это, так же как не могла отвести взгляд от пассажира в зеленоватом костюме, сидящего в изящной черной повозке с красной полосой. Солнечный свет поднимался с его груди на шею… на его лицо.

Сердце Либби оборвалось, в горле пересохло. Она словно окаменела, тело отказывалось повиноваться.

«Только не сейчас. О Боже! Только не сейчас!»

Коляска остановилась перед девушкой, и оттуда вышел Нортроп. Либби показалось, что он сверлит ее стальным взглядом целую вечность.

«Не сейчас… не сейчас… не сейчас…»

– Итак, Оливия, наконец-то я здесь. – Нортроп удивленно вскинул черные брови. – Вы разве не поприветствуете вашего отца после стольких лет?

«Не сейчас!»

Она открыла было рот, но не смогла вымолвить ни слова. Либби вспомнила сон, увиденный ею всего две ночи назад, когда она словно услышала слова отца: «Ты не можешь от меня сбежать», – и ощутила полную беспомощность.

В этот момент раздался стук открываемой двери. Все сразу встало на свои места, потому что рядом с ней оказался Ремингтон! Она смело может встречаться лицом к лицу с отцом, ведь с ней Ремингтон! Она может вынести что угодно, Пока он поддерживает ее. Отец больше не имеет над ней власти. Не имеет сейчас и не будет иметь никогда впредь.

Повернувшись, Либби смотрела на приближающегося Ремингтона. Выражение его глаз было суровым, губы сомкнуты в жесткую линию.

– Как приятно снова увидеть вас, мистер Уокер, – сказал ее отец.

Либби едва не задохнулась от удивления.

Ремингтон посмотрел на нее, стараясь перехватить взгляд, но следующие слова Нортропа заставили Либби снова повернуться к отцу.

– Рад, что ваши поиски закончились успехом, – продолжал Вандерхоф, обращаясь к Ремингтону. – Уверен, что вы тоже довольны, учитывая, какую значительную сумму получите за работу, которой занимались меньше года.

Стон вырвался из ее груди. «Нет! Это неправда! – сказала она себе. – Отец не может быть с ним знаком. Это неправда!»

– Либби, – тихо позвал Ремингтон.

– Я и подозревать не мог, что вы отыщете Оливию в Айдахо, и, судя по телеграмме, которую вы прислали мне несколько недель назад, вы тоже. Сожалею, что не смог сообщить вам дату моего приезда, но я считал, что будет полезнее преподнести Оливии сюрприз. – Он вытащил чек из нагрудного кармана. – Здесь только премия, о которой мы договорились. Как видите, я человек слова. Вы нашли Оливию меньше чем за год. – Он держал чек в вытянутой руке. – Когда вернетесь в Манхэттен, пришлите счет на ваши расходы и оставшуюся часть вознаграждения. Я распоряжусь, чтобы банк сразу же выплатил вам всю сумму.

Не успел Ремингтон пошевелиться, как Либби выхватила чек из рук отца. Она попыталась понять, что там написано, но цифры сливались у нее перед глазами. Девушке пришлось поморгать, чтобы суметь хоть что-нибудь увидеть.

Чек оказался выписан на имя Ремингтона Уокера. Она снова и снова перечитывала это имя, словно пытаясь увидеть на его месте что-то другое, но ничего не менялось.

Итак, отец знал, что Ремингтон здесь. Он привез чек, выписанный на его имя. Он был знаком с Ремингтоном. Он его знал. Он…

Рука Ремингтона легла на плечо девушки.

– Либби, выслушай меня.

Она наконец сумела разглядеть сумму, указанную на чеке, и громко прочитала:

– Двести пятьдесят тысяч долларов. – Она недоверчиво покачала головой. – Четверть миллиона долларов.

Либби подняла глаза и встретилась с немигающим взглядом Нортропа Вандерхофа.