Гордая любовь

Теперь уже обеими руками он принялся ласкать, сжимать, гладить ее груди, и Либби очень удивилась, поняв, что она гораздо острее воспринимает его прикосновения к бедрам, чем к груди.

Словно прочитав ее мысли, он опустил одну руку, дотянувшись до пояса ее трусиков, легко потянул за шнурок и развязал его.

Прохладный ночной ветерок, врывающийся в распахнутое окно, пробежал по обнаженной коже. И все-таки ей не было холодно. Ее сжигала лихорадка страсти. Либби закрыла глаза, ощущая нечто совершенно незнакомое.

Ремингтон осторожно опустил девушку на постель и стянул трусики с ног. Через мгновение он уже лежал рядом с Либби. И хотя их тела еще не коснулись друг друга, какое-то шестое чувство подсказало ей, что на нем не осталось никакой одежды, и она радовалась, жадно стремясь познать тайны любви, открыть для себя то единственное и особенное, что связывает мужчину и женщину.

Он снова прикоснулся к ее груди, теперь уже губами. Она восхищенно вскрикнула, ощутив, как в душе вспыхнуло, испепеляя все внутри, совершенно незнакомое чувство. Правую руку Ремингтон опустил к ее правой ноге и начал, медленно лаская нежную кожу, продвигаться выше и выше.

Наконец его пальцы достигли ее лона, и Ремингтон, медленно оторвавшись от груди Либби, дотянулся до ее рта, их губы снова слились в поцелуе. Он поглаживал ее кожу нежно и трепетно, а она радостно стремилась навстречу каждому его прикосновению, одновременно боясь, что ее тело вот-вот разорвется на тысячу мелких кусочков.

Ремингтон поднялся над Либби, и его напрягшаяся плоть прижалась к ее лону. Либби ждала. В ее душе не осталось ни капли сомнения или неуверенности.

Каким же восхитительным оказался этот миг соединения, мгновение, когда они стали одним целым! Она приняла его с радостью, сердце Либби пело песню любви. Ритмичные движения Ремингтона оказались такими же вечными и естественными, как само время, и Либби двигалась вместе с ним. Она прислушалась и поняла, что их дыхание слилось воедино.

Ремингтон опустился немного ниже, и движения его ускорились. Либби, слыша его нежные, томные стоны и свои гортанные покрикивания, закинула голову назад, вжав ее в подушку. Ремингтон потянулся ртом к изгибу ее шеи и прижался языком к ямочке между ключицами.

Либби показалось, что ее пронзили тысячи мелких иголочек сладострастия. Она задрожала, и с ее губ сорвался восторженный крик. На какое-то мгновение ей показалось, что она поднимается в воздух, но он удержал ее и не дал упасть. Обняв любимую, Ремингтон лишь слегка приподнял ее, и они вместе окунулись в океан безумной страсти, ринулись в водоворот любовной лихорадки. Их древний, как мир, танец все ускорялся, разрастался, становился свободнее и глубже.

Вверх… вверх… вверх.

Они парили все выше и выше.

И когда Либби уже казалось, что она не вынесет пытки таким наслаждением, она почувствовала, что они вместе сорвались с обрыва. Еще один крик вырвался из ее горла, слившись с его гортанными восклицаниями.

Внезапно наступила полная тишина, слышалось только их прерывистое дыхание.

Прошло немало времени, прежде чем Либби открыла глаза и обнаружила, что Ремингтон внимательно на нее смотрит.

– Я этого не знала. – Ее тихо произнесенные слова казались наполненными благоговейным трепетом.

Он нежно улыбнулся и ласково отвел с ее лба влажные прядки волос.

– У нас всегда так будет? – спросила Либби, едва отваживаясь надеяться, что это правда.

– Всегда, Либби.

Она вздохнула и закрыла глаза.

– Тогда, мне кажется, я захочу жить вечно.

Ремингтон перекатился на бок и увлек за собой Либби, не давая их телам разъединиться.

– Вечно, – прошептал он, словно повторяя слова молитвы.

Она снова закрыла глаза, радуясь сегодняшнему вечеру и всем предстоящим дням, и спокойно заснула.

25

За окном рассвело. Ремингтон лежал, облокотившись на подушку и обхватив голову рукой, и пристально смотрел на Либби. Он чувствовал неизъяснимое удовольствие просто оттого, что смотрит на спящую Либби; ее сочные губы припухли от поцелуев, светлые, розовато-золотистые волосы разметались по подушке, шелковистые локоны спускались на виски.

Он медленно потянул вниз простыню так, чтобы стала видна ее упругая, прекрасной формы грудь с темными кружочками сосков и собравшейся в легкие складочки кожей. Ремингтон знал, что, если коснется груди Либби губами, нежные выпуклости ее тела сразу напрягутся, а соски превратятся в твердые горошины.

Одна мысль об этом заставила все тело Ремингтона напрячься.

Не справившись с искушением, он потянулся вперед и облизал языком сосок любимой, восхищаясь переменами, которые вызвала эта Ласка: Либби слегка потянулась и издала глубокий, негромкий стон.

Ремингтон приподнял голову и увидел, что она открыла глаза. Либби улыбнулась невинно-обольстительно и немного сонно.

– Доброе утро, – сказал он.

– Угу. – Она снова потянулась, словно кошечка.

– Время просыпаться.

– Я не хотела просыпаться. Мои сны были такими… – она еще раз потянулась, – м-м… сладкими.

Он приподнялся над девушкой, опираясь на локти и колени.

– Действительность может быть еще слаще, дорогая.

Она смущенно покраснела, но не отвела взгляд.

– Я знаю.

Либби быстро придвинулась к нему так, чтобы ее бедра оказались под ним, и Ремингтон почувствовал, как спазмы желания пронзают все его тело.

Он смущенно кашлянул, стараясь взять себя в руки, напоминая себе, что до вчерашнего вечера Либби оставалась девственницей.

– Может, лучше немного подождать?

На сей раз в улыбке, которую она подарила Ремингтону, не осталось и следа невинности.

– Я не хочу ждать. – Голос Либби звучал хрипло, она почти не дышала и снова пошевелилась, но на сей раз ее движения говорили сами за себя.

Все мысли о самообладании улетучились сами собой.

– Как ты пожелаешь, Либби, – прошептал он, прежде чем накрыл ее губы исступленным поцелуем.

Прошло немало времени, и наконец Ремингтон поднялся с постели. Ни капли не смущаясь, Либби наблюдала за тем, как он двигался по комнате. И хотя она неоднократно видела все самые интимные части тела Ремингтона, когда ухаживала за его ранами, сейчас все было иначе. Совершенно иначе.

Либби поняла, что обожает каждую клеточку, каждый уголок его тела. Ей нравились темные волоски на его груди и ногах, нравились очертания его икр и мускулистых бедер, крепкие округлые ягодицы. Ей нравилась даже щетина, появившаяся к утру на его подбородке и скулах, хотя из-за нее казалось, что щеки ее горят огнем.

Она наблюдала, как он умывается и бреется бритвой, которую она приобрела, пока Ремингтон выздоравливал. Ее радовало, что он не оделся сразу. И оттого, что это доставляло ей радость, Либби почувствовала себя бесстыдно-порочной. Ей нравилось наблюдать, как напрягаются и снова расслабляются его мышцы, когда он водит бритвой по лицу.

Закончив бриться, Ремингтон сполоснул лицо водой из тазика, повернулся к Либби и сказал:

– Мадам, если вы не перестанете так на меня смотреть, наши работники решат, что мы умерли, и придут в дом искать нас. Не думаю, что стоит поджидать их в таком виде.

Щеки Либби снова заполыхали, но она улыбнулась.

Ремингтон засмеялся.

– Пойду-ка проведаю нашего пленника. А потом я не отказался бы от завтрака. Не знаю, как ты, но у меня ужасно разыгрался аппетит.

– Я что-нибудь приготовлю, – пообещала Либби, садясь в кровати.

Уокер пересек комнату, схватил ее за плечи, поднял, посадил к себе на колени и медленно поцеловал, так что у Либби снова оборвалось дыхание и она вспомнила все великолепные мгновения, которые он подарил ей прошлой ночью и потом утром. Когда Ремингтон отпустил Либби, она, разрумянившаяся и ослабевшая, упала на подушки.

– Я не долго, – пообещал Ремингтон, надевая брюки. Он вышел, как и пришел в дом, – босиком и без рубашки.