Ларчик для Алмаза

Появление отца-альфы и незнакомого барса возле калитки в коттеджном поселке заставило его замереть – накрыло волной плохих предчувствий, куда более сильных, чем при вступлении в наследство. Пропустил ли тогда Линуш его молитву мимо ушей или решил, что Алмаз слишком хорошо устроился, и надо послать ему испытание – не узнаешь. Отец, не размениваясь на поздравление и приветствие, сообщил:

– Собирайся, я тебе мужа нашел.

Позже Алмаз не раз думал – а как бы сложилось, если бы он не пошел? Можно было захлопнуть дверь, позвонить Макару, его мужу, вызвать или попросить кого-нибудь вызвать полицию, а потом уехать подальше – в тот же Ирбисск. Там бы отец с Пепельником до него не дотянулись. Наверное.

Можно было что-то предпринять, но он ничего не сделал. После пристального взгляда отца, проникшего в душу и перетряхнувшего все тайные помыслы, Алмаз оцепенел. Сил хватало только на то, чтобы выполнять приказы. Он собрал рюкзак, уложил в него все документы. Доехал до ЗАГСа и заключил официальный брак с Пепельником. Древесным барсам не чинили препятствий в поспешной регистрации. Поощряли, зная, что их в ЗАГС калачом не заманишь.

Оттуда, будучи уже женатыми, они с Пепельником отправились к нотариусу и в банк – под присмотром отца. Алмаз оформил доверенность на имя мужа, позволяя ему беспрепятственно распоряжаться своими средствами. Написал заявление об увольнении, оставил в отделе кадров Фонда, и уехал на заимку отца-омеги.

– У тебя дом, у него олени. Нормально заживете, – сказал отец.

Пепельник действительно пригнал на заимку приданое – небольшое стадо оленей. И привез три мешка муки. Голодная смерть им не грозила. Лес не оскудел, дарил изобилие ягод и мелкой дичи, до ягельника по-прежнему было рукой подать. Трудно было возвращаться к старому образу жизни – в городе Алмаз разбаловался – но постепенно привык, и даже радовался, слыша шепот лесных духов. Пепельник начал за ним ухаживать: красовался, с разбегу взбираясь на деревья, качался на ветках, осматривал дупла и призывно мурлыкал. Дарс-омега сначала делал вид, что не замечает альфу, вселившегося на участок, потом согласился посмотреть на большое уютное дупло, оценил выбор и начал таскать туда хвойные ветки для подстилки.

Алмаз забеременел во вторую течку – на заимке не было подавителей, цикл быстро восстановился. Родил как все древесные барсы, в отдельной постройке, без помощи врачей. Назвал сына-омегу Здравомиром, прося Линуша послать ему благополучие и здоровье, но, видимо, недостаточно хорошо молился – они жили на заимке уже второй год, под неусыпным надзором Пепельника.

Странностей, которые он не мог себе объяснить, набралось достаточно. Пепельник им не интересовался – сразу после того, как Алмаз родил, начал пить подавители. У самого Алмаза течек не было, вероятно от бесконечного страха, недоедания и истрепанных нервов. Это радовало – он не хотел делить с мужем ни дупло, ни ложе, хотя в их случках не было ничего особо неприятного. Даже кое-какое удовольствие мелькало. Наверное, как у всех.

Казалось бы – прогони раздражающего омегу и котенка прочь, как делают все альфы. Но Пепельник почему-то упрямо удерживал их на заимке. Отлучался, когда приезжал отец. Как будто сдавали друг другу вахту. Почему? Боялись, что, добравшись до города, Алмаз отзовет банковскую доверенность? Но там, на счету, было совсем немного денег. Давно бы все сняли и отпустили его на свободу. Дом? Алмаз несколько раз говорил, что готов оформить дарственную. Говорил Пепельнику, говорил отцу. Слушали, слышали, но отмахивались.

Больше у него ничего не было. Старый пикап отца проржавел и развалился, земельный участок принадлежал государству. В договоре аренды на девяносто девять лет были какие-то тонкости и сложности, но Алмаз в них вникнуть не успел – нотариус обещал ему провести детальную консультацию после вступления в наследство.

«Что с меня можно взять? – в тысячный раз думал он, укачивая хнычущего сына. – Зачем я нужен именно здесь?»

Ответ, как и прежде, не приходил. Алмаз просил помощи у лесных духов, молился богам-близнецам, но в ответ слышал только молчание. Тогда он решился на знакомую волшбу, надеясь, что она не причинит вреда сыну. В Прощальную Седмицу, последнюю неделю октября, когда Карой и Линуш со свитой духов-предков заглядывают на заимки, проверяя, хватает ли древесным барсам еды и тепла перед долгой зимовкой, Алмаз положил в очаг родильного дома толстое сырое полено и начал клеить вежу – под мокрый огненный треск и снопы искр. Он трудился пять дней – не забывая благодарить судьбу за малые милости и прося прощения у духа покойного отца. Вежа получилась тесной и скособоченной. Как раз для двоих. Алмаз вытащил припрятанную ручку, разрисовал туловища-конусы, нанося мраморные линии и темные пятна. Маленький Здравко привалился к нему под бок, насторожил круглые ушки. Себе Алмаз прилепил длинный хвост, сплетенный из нитей, срезанных с куртки Пепельника. Резал, читая наговоры на отворот и разрыв – а вдруг поможет? Готовую вежу Алмаз оставил в родильном доме. Альфы сюда даже заглядывать брезговали, а ему того и надо.

Вежа помогла или Линуш молитву Прощальной Седмицы услышал – неизвестно. Но уже через неделю, в очередной приезд отца, случились перемены. Разразился грандиозный скандал – к счастью, не затронувший Алмаза и Здравко. Пепельник выгрузил в кладовую привезенные муку, соль и сахар, сел за руль отцовского автомобиля и уехал. Отец улегся спать, через сутки перекинулся и побежал осматривать участок. Это он делал каждый раз, и дважды снисходил до разговора, напоминая Алмазу, что нужно обновлять ленты на пограничных деревьях.

Здравко, боявшийся деда-шамана до икоты, превратился в котенка, как только увидел автомобиль. Спрятался в родильный дом и отказывался выходить. Алмаз прокрался к погребу, достал немного еды и улегся рядом с сыном, грея его телом – осень вручала бразды правления зиме, двор припорошил тонкий ноябрьский снежок.

Взъерошенный и злой Пепельник вернулся через двое суток, когда Алмаз доел последнюю припасенную лепешку и скормил Здравко кусочек студня. Отец встретил его вопросом:

– Ну, что?

– Меня вышвырнули вон и велели больше не появляться! – провыл муж. – Доверенность аннулирована по подозрению в мошенничестве. В офис нотариуса явились полицейские и федералы – похоже, секретарша настучала, вызвала. Меня чуть не арестовали! Они требуют доказательств, что Алмаз жив. Хотят, чтобы он приехал, поменял паспорт и сам написал заявление на выкуп. Только так, и никак иначе.

Отец зашипел. Пепельник хлопнул дверцей автомобиля, продолжил:

– Я от них еле сбежал. Сказал, что у нас родился ребенок. Что муж не хочет везти ребенка в город и не может оставить со мной – боится расстаться.

– Ты идиот? – взвился отец. – Зачем ты сказал о ребенке? Они же теперь не отвяжутся! Будут настаивать на регистрации, пришлют сюда кого-нибудь из надзорной службы по правам детей. Это худшее, что можно было сделать! Зачем ты открывал свою поганую пасть и болтал лишнее?

– Я знаю свои права! – заорал Пепельник. – Я напомнил им о праве на уединение и частную жизнь. Сказал, что в дом они не войдут. Хоть с ордером, хоть без ордера. Я их не пущу. Буду стрелять. У меня есть право на самооборону.

– Какой же ты тупица! Я тебя отправлял упрашивать нотариуса, а не обострять отношения с федералами! Они войдут куда угодно! Ордер не проблема, а если ты начнешь залупаться, сюда пригонят силовое подразделение. Они разнесут дом по бревнышку, а потом уведомят Алмаза о том, что он случайно остался вдовцом. Как я жалею, что с тобой связался! Лучше бы подал в суд на установление отцовства!

– Лучше вспомните, что вы – шаман! Отпугните чужаков от участка! Или вы так ослабели, что лесные духи вас не слышат?

Перебранка переросла в драку. Пепельник был крупнее и сильнее, отец – опытнее. Два древесных барса схлестнулись в поединке. Победила зрелость. Отец почти придушил взбунтовавшегося зятя, а после трепки, встав на ноги, продемонстрировал, что лесные духи слышат и исполняют его желания. Сухая рогатина пригвоздила заднюю лапу Пепельника к заснеженной земле. После отцовского шепота ожила, покрылась почками, пустила корни, превращаясь в капкан, удерживающий барса на месте.