(Не)настоящий ангел

Тут все, как я помню: разбросанные бычки, неприличные граффити на стене. Все-таки что-то никогда не меняется. Снова зажимаю сигарету зубами и чиркаю зажигалкой. В кои-то веке она срабатывает с первого раза. Делаю первую затяжку и блаженно запрокидываю голову к небу. Солнце греет лицо, а дым заледеневшее нутро. Ну вот какого хрена он приперся? Почему сейчас? Почему такой же, как раньше, разве время не должно было нас поменять? Встряхнуть, перевернуть, перепрошить. Мы должны были измениться и повзрослеть, стать другими людьми, мило улыбнуться друг другу – словно все прошлое – в прошлом – и мирно попрощаться, чтобы ни в коем случае не всколыхнуть пожар, что вечно разгорался от наших скрещенных взглядов.

Но стоило лишь встретиться глазами – полыхнуло будь здоров. Ничего не забыто, мы все те же подростки. Ненависть снова пульсирует нервным током по венам. Лишь бы в этот раз не спутать ее с другим чувством, чтобы не появилась очередная кровоточащая зарубка на сердце. Там уже опасно нет места.

Надо искать плюсы.

Например, теперь, раз он вернулся, мне не придется каждый вечер таскаться на кормежку кота. Дерьмо опять же руками убирать. Чем не положительные моменты?

Черт, надо вернуть ключи тети Вали на место, если она приедет, а ее сынок опять куда-то свинтил – будет отстой.

Выкидываю окурок, встряхиваю головой, выгоняя ненужные мысли, и бодро шагаю к парадной.

– Ты бы завязывала, дочь, – отвечает на мою доброжелательную улыбку дядя Саша, докуривая вторую сигарету и ясно давая понять, что мои прятки за трансформаторной будкой не остались тайной. – Не женское это дело.

– Обязательно, – мысленно выставляю ему большой, жирный…

Не женское дело. А что женское? Рыдать в подушку и впадать в депрессию после каждого разочарования? Всем нужны вот такие моменты силы и контроля, когда ты точно знаешь, что владеешь ситуацией. А что сигареты зло – прописная истина, спроси любого, кто держит в руках пачку, просто это осознанный выбор темной стороны. Лучше такая мелкая слабость, чем просто быть слабой.

Прикладываю ключ от домофона, открываю дверь. Мимо меня проскальзывает хрупкая фигурка девчонки-курьера в яркой желтой куртке и тихо благодарит. Я иду к лифту, она ныряет на лестничный пролет. Какая шустрая, с таким рюкзаком и субтильным телосложением, и явно не опытная – совсем не экономит силы. Я еще помню времена, когда самой приходилось вот так по району гонять, чтобы заработать первые деньги. К концу дня ноги еле передвигались.

Кабина старого лифта со скрежетом движется вниз, пока не останавливается на первом этаже. Он меня всегда немного пугал хотя бы потому, что его год выпуска сильно старше, чем мой. Но сегодняшний день был и так чересчур долгим и утомительным для девушки на каблуках, поэтому я решаю сэкономить немного энергии. В конце концов, это дело минуты: подняться, открыть квартиру, кинуть ключи тети Вали обратно на мамин комод, закрыть дверь и снова залезть в лифт.

Дверцы разъезжаются на этаже, и я с удивлением застаю девчонку-курьера у соседской двери. Она жмет звонок и нетерпеливо перетаптывается с ноги на ногу.

Я подхожу к маминой квартире, засовываю ключ, успеваю провернуть один раз, прежде чем соседская дверь распахивается.

– Добрый день! – звучит бодрое приветствие “желтой куртки”. А затем, – о, боже! – выдает с придыханием.

Да ладно, там максимум на “вот это да”. Неужели и правда во всей красе дверь открывал? Не успел натянуть портки за столько времени? Любопытство перевешивает мое твердое “плевать мне на него с высокой колокольни”, так что я делаю шаг назад и ненавязчиво заглядываю за соседскую дверь через плечо девочки-курьера.

Сначала я даже не понимаю, чего она так ахнула. Арсеньев выглядит почти как человек: в джинсах и футболке, никаких неприлично висящих достоинств. Влажные волосы зализаны назад, а не торчат, как у психопата, каким я встретила его ранее. Правда, в его руках красуется огромный грязный нож, с которого что-то капает на пол.

Девчонка отшатывается от двери, и мне предстает более детальная картина: по коридору шествует кровавый кот, медленно тащит по ламинату окровавленную лапу, по его морде стекает красная струйка и окрашивает шерсть на груди и животе. Истошный кошачий вой только прибавляет напряжения сложившейся ситуации. И в совокупности с ножом в руке Антона все это выглядит не очень.

Какого хрена, Арсеньев?!

Я больше не хочу копать яму во дворе под покровом ночи!

Антон

День как-то не задался. Хотя есть эпитет покрепче.

Неадекватная соседка в самолете, чокнутая дома – похоже, это что-то кармическое.

– Что думаешь, Вискарь? – подношу уродскую морду кота к лицу и вглядываюсь в это недоразумение.

Это, конечно, подстава подстав от матери. Все детство канючил у нее котейку, а получал лишь неизменное “только через мой труп”. Хотя готов был на самого бесхожего и блохастого, лишь бы был, как у всех. То ли мать смягчилась на старости лет, то ли так мстит за вынужденное одиночество.

Вискас смотрит на меня одним целым глазом, шипит и замахивается когтистой лапой, очевидно, желая сделать мое лицо похожим на свое. Хорошо, не стал буянить, прикрывая самое ценное от взгляда мелкой занозы. “Не такой уж и мелкой уже” – подсказывает уставший мозг.

Выпускаю нервного кота на пол, он тут же фыркает, словно ругается на меня, и с важно задранной покоцанной мордой шествует в сторону кухни. Выходит громко. Во-первых, потому что у этого разбойника с большой дороги не когти, а когтищи, стучащие о ламинат, как вбиваемые гвозди. А, во-вторых, его лапы липнут к тому самому ламинату из-за лужи, в которую мы оба с ним вляпались.

Что за черт, кстати говоря?

Эта чудачка так набросилась с самого порога, что ни черта выяснить не удалось: ни какого хрена она тут натворила, ни почему мне в рожу прилетело вонючей тряпкой. Почему под ногами сейчас разливается мутная сладкая лужа и какого хрена я все еще стою в ней абсолютно голый?

Швыряю полотенце под ногами в самый эпицентр разлива, оно и так уже все пропиталось землянично-помойным запахом, и направляюсь в комнату. Нужно хотя бы портки натянуть, чтобы не остаться без шаров, с которыми гарантированно захочет поиграть Вискарь, когда я буду прибирать за чокнутой. Это тоже какой-то круг сансары. Вот вернулся в старую жизнь и все по накатанной: она, я, бесконечный треш. Всю жизнь за ней разгребал и отгребал за нее, как говорится: никогда не было и вот опять. Едва переступил порог родного дома.

Встряхиваю единственные джинсы, достаю припасенную футболку, она неприятно липнет к телу, и я вспоминаю, что так и не смыл незабываемое приветствие от чокнутой.

Иду в ванную, кошак трется в коридоре, шурша пакетом. При моем появлении выдает наглое “мяв”, слегка шипяще. Шепелявый кот-пират. Огонь.

– Жрать хочешь? – зачем-то спрашиваю это недоделанное создание.

– Мя-яв, – истошно вопит он, присаживаясь на тощий хвост.

Господи, до чего же жалко создание. Но умный, все понимает. Или у меня уже крыша едет от жесткого недосыпа, разговаривать с мохнатой мордой?

– Ладно, пошли, – подхватываю пакет с кормом и делаю шаг в сторону кухни.

Кот-пират радостно плетется за мной, все еще прилипая лапами к полу. Надо его сполоснуть после кормежки. Вопрос только, настолько мне это нужно, чтобы рисковать своим лицом?

Кидаю пакет на кухонный стол, включаю кран с водой, ополаскиваю лицо, кожу которого стянуло от липкой жижи, прилетевшей в него. Волосы прочесываю назад, чтоб не мешались, ворот футболки оттягиваю, чтобы добраться до шеи. Хоть ты снова в душ лезь.

Очередное гневное “мяв” за спиной напоминает, что мои потребности нынче не в приоритете. Наглое создание восседает на столе и помахивает облезлым хвостом. Еще и недоволен, ты посмотри.

Выключаю воду, высыпаю содержимое на стол. Какая ирония – Вискас для Вискаса. Хотя выбор весьма приличный. Тут тебе и тунец в желе, и рагу с лососем, и паштет из телятины. Чтоб я так питался. Перекидываю пакетики с кормом на край стола, выбирая, чем сегодня будет ужинать этот доходяга, когда побитая морда подталкивает ко мне консервную банку. Облезлый, побитый, а губа не дура у котяры. Я б тоже заточил “террин с уткой, морковью и шпинатом”. Желудок неприятно сводит, напоминая о голоде. За всем этим нескончаемым трешем забыл о курьере из доставки. Надеюсь, он уже у порога, иначе придется открывать консерву и на себя.