Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 7

«Собирающаяся толпа». Фотография Дэвида Бейта из серии «ZONE». © 2001. c-Type Print

Из-за кажущегося консерватизма многих высказываний Тарковского об искусстве, особенно в последние годы его жизни, например в последних главах книги «Запечатлённое время», не вызывает удивления тот факт, что многие критики чувствуют себя обязанными применять к его фильмам такие же консервативные методы анализа, как будто он как художник более родственен Брейгелю и Баху, чем, скажем, киномастерам Борзейги и Брэкиджу. Исключительность же Тарковского как художника можно оценить, лишь включая его произведения в художественный процесс и контекст. При относительном молчании критиков до сих пор кино Тарковского встречало наиболее острый отзвук у других художников, как, например, в документальных этюдах кинорежиссеров Александра Сокурова и Криса Маркера, в музыкальных приношениях композиторов Тору Такэмицу и Франсуа Кутюрье, в песне Александра Башлачёва «Время колокольчиков», в романе Кэндзабуро Оэ «Тихая жизнь» и у Дэвида Бейта в серии фотографий «Зона» (2001), снятых на месте съемок «Сталкера» в Эстонии. В своей фотографии «Собирающаяся толпа», например, Бейт улавливает то, как у Тарковского экранная поверхность обнаруживает неожиданные наслоения фактуры и цвета, озадачивая наше зрение и вызывая у нас более активный встречный взор.

Кадр из фильма «Солярис» (1972), режиссер Андрей Тарковский

Подобное можно сказать и о единственном голливудском ремейке фильма Тарковского – фильме «Солярис» режиссера Стивена Содерберга (2002). Истые поклонники Тарковского отнеслись к фильму Содерберга с легкой насмешкой. Даже Станислав Лем, который, как автор романа, всегда выражал недовольство экранизацией Тарковского, якобы был вынужден признать преимущество фильма Тарковского над ремейком. Однако хотя можно сомневаться в самой идее повторения сюжета виртуозно выполненных фильмов Тарковского, даже «Солярис»-2 обогащает оригинал, напоминая нам, что фильм Тарковского тоже был своего рода повторением первой советской экранизации романа режиссером Борисом Ниренбургом (1968), снятой для телевидения, и что все три фильма повторяют роман Лема, который, в свою очередь, драматизирует конфликт между клонами и их человеческими оригиналами. Подобно Хари-2 (как герой Крис Кельвин ее называет), «Солярис»-2 Содерберга обязан оригиналу своей памятью, своим умом, и подвержен «опискам» невнимательного копииста: если платье Хари-2 повторяет подробности оригинального покроя без учета их функционального значения, что приводит, например, к появлению неразвязывающихся шнурков, то у Содерберга всплывают произвольные и, по всей видимости, бессмысленные реминисценции из фильма Тарковского (без формального признания самого факта заимствования – имя Тарковского отсутствует в титрах). Так же как Крис пытается уберечь Хари от саморазоблачения, так и зритель пытается оградить фильм Содерберга от стыда разоблачения как потока энергии, потраченной вхолостую. Оказавшись на пересечении взоров Океана и Криса, Хари начинает себя вести как человеческий индивид. Подобным же образом фильм зависит от качества взоров, которые погружают изображение в живое время и «стабилизируют» пустой поток пленки как образ, способствующий контакту между зрителем и отсутствующим оригиналом. При всех своих недостатках, даже в силу их, ремейк Содерберга повторяет и даже усиливает то жуткое ощущение узнавания и утраты, которое лежит в основе и неповторимого фильма Тарковского. К тому же Содерберг напоминает нам, что, как истинный художник кино, Тарковский ближе к студиям Голливуда, нежели к мастерским старых голландских мастеров, и наше понимание как Тарковского, так и истории кино, требует их интеграции в едином анализе[24].

Бесспорно, фильмы Тарковского также занимают важное место в истории современного искусства, в котором видео-и цифровые технологии создают все новые эстетические ситуации. Речь идет не только о произведениях современных художников, которые так или иначе используют фильмы Тарковского, например Psi Girls Сьюзан Хиллер (1999) или Ajapeegel Джереми Миллара (2008)[25]. В видеоинсталляции Дугласа Гордона 24-Hour Psycho (1993) классический фильм Альфреда Хичкока показывается на диагонально подвешенном экране при радикально замедленном темпе; каждый кадр длится приблизительно две секунды, при этом зритель может обходить экран и смотреть с обеих сторон, меняя свою точку зрения, буквально обживая пространство изображения. По мнению критика Марка Хансена, приостановление рассказа Хичкока в инсталляции Гордона «лишает произведение изобразительного “содержания”… так что то, что составляет содержание произведения, может быть создано лишь через телесный опыт и аффект зрителя, как квазиавтономное произведение»[26]. Согласно Хансену, отказ от репрезентации и перенесение смысловой оси на тело зрителя характеризуют новое понимание образа в видеоискусстве; образ «помечает процесс, посредством которого тело… дает форму или ин-формирует информацию»[27]. Хотя, с точки зрения Хансена, этот процесс характеризует именно цифровые технологии, в которых образ лишен материального бытия; на мой взгляд, фильмы Тарковского показывают наличие этого процесса и в старых аналоговых технологиях: когда течение рассказа прерывается, зритель или читатель встает – или «случается», по слову Роберта Келли, – в центре композиции. Главным различием между Тарковским и Дугласом Гордоном является не та или иная медиатехнология, но то, что Тарковский, как художник кино, все же сохранял видимость единого рассказа внутри своего произведения, тогда как Гордон, как художник видео-арта, заимствует рассказ у Хичкока и целиком опирается на широкую известность фильма и его исторического контекста. Заостренная диалектика между течением рассказа и его радикальным замедлением у Тарковского и Гордона роднит поэтическое кино с теми течениями внутри современного видеоискусства, которые также смещают смысловой центр с самого изображения на его активное, творческое воссоздание зрителем.

Кадр из фильма «Солярис» (2002), режиссер Стивен Содерберг

Понятие образа у Тарковского проступает наиболее ясно в лице неудачливого подмастерья Фомы в картине «Андрей Рублёв». Фома – плохой иконописец не только потому, что нерадив и необоснованно амбициозен, но и потому, что склонен к пустому фантазированию: «Придумываешь ты, брат, без конца», – корит его Андрей. Если отнести на счет его воображения такие сцены, как полет камеры высоко над землей (после того, как Фома находит в лесу мертвого лебедя) и «русская Голгофа» (которая начинается и заканчивается крупным планом замечтавшегося Фомы), мы видим, что замечание Андрея выражает его собственную озабоченность – и озабоченность Тарковского как автора картины – проблемой реалистического изображения, свободного от искажений и ограничений индивидуального воображения художника. В отличие от Фомы Андрей восприимчив; прежде чем взять в руки кисть, он наблюдает, размышляет и по-настоящему переживает. Хотя изображение как таковое не является делом благочестия, оно требует от художника отрешения от собственного воображения – и проверки образа временем.

В этом подходе к образу как к процессу постепенного приближения к невозможному оригиналу можно усмотреть параллель между фильмами Тарковского (особенно «Андреем Рублёвым») и видеоинсталляцией британского художника Марка Воллинджера Via Dolorosa (2002), в которой отрывки из фильма Франко Дзеффирелли «Иисус из Назарета» (1977) проецируются на экран, почти вся центральная часть которого, кроме тонкой рамки вдоль всех четырех краев, затемнена как будто наложенным на экран черным квадратом. В основном видно лишь ноги и руки персонажей, передвигающихся по пыльной земле, но по ним можно безошибочно узнать, как Иисус движется по пути на Голгофу, как его распинают и как он висит на кресте. В отличие от «Черного квадрата» Малевича, к которому Воллинджер, несомненно, отсылает, Via Dolorosa не отрицает возможности изображения, лишь отказывая зрителю в быстром и легком визуальном удовлетворении.

24





Как это и сделано в кн.: Dillon S. The Solaris Effect: Art and Politics in Contemporary American Film. Austin: University of Texas Press, 2006.

25

См.: Bird R. Tarkovsky and Contemporary Art: Medium and Mediation // Tate Papers. 2008. N. 10: http://www.tate.org.uk/research/tateresearch/tatepapers/08autumn/robert-bird.shtm.

26

Hansen Mark B. N. New Philosophy for New Media. Cambridge, Mass.: MIT Press, 2004. Р. 29.

27

Hansen Mark B. N. New Philosophy for New Media. P. 10.