Страница 5 из 10
А Аполлодор в закатной тьме тихо причаливает маленькую двухвесельную лодочку в восточной гавани Александрии. Здесь, прямо под стенами дворца, совершенно темно, а дальше побережье залито ярким светом. С моря, с высоты ста пятидесяти метров, бьет луч света от величественного маяка, одного из чудес античного мира. Этот гигантский фонарь находится всего в километре, в конце рукотворной дамбы, соединяющей материк с островом Фарос. Клеопатры не видно: она забралась в большой холщовый мешок и вытянулась там во всю длину, а Аполлодор закинул мешок на плечо – и это единственный в литературе намек на размеры Клеопатры. Под ласковый шепот волн он идет вдоль дворцовых садов, мимо живописных вилл и колоннад галерей, раскинувшихся на целую милю вокруг и занимающих четвертую часть города. Аполлодор – не единственный, с кем она плыла сюда из пустыни, но, надо полагать, основной разработчик плана – хорошо знал местность. На его плечах Клеопатра, успешно миновав дворцовые ворота, въехала прямо в покои Цезаря, вообще-то принадлежавшие ей. Это одно из самых необычных в истории возвращений домой. Многие королевы эффектно восставали из небытия, но только Клеопатра появилась на мировой сцене из грубого мешка, в каких обычно перевозили свитки папируса или небольшие золотые слитки. Хитрые уловки и трюки с переодеваниями были ее стихией. В дальнейшем она в минуту опасности поможет другой женщине совершить побег в гробу.
Нам неизвестно, в каком виде Клеопатра предстала перед Цезарем. В любом случае вряд ли она была величественна, как указывает один источник [7], или вся сверкала золотом и драгоценными камнями, как считает другой. Вряд ли ее волосы были красиво уложены. Что бы там ни напредставляли себе мужчины, каких бы историй ни насочиняли за последние пять столетий бурного расцвета искусства (которому мы обязаны появлением двух величайших пьес в английской литературе), на ней, скорее всего, была всего лишь простая длинная туника. Из аксессуаров – только то, что из всех египетских женщин могла носить она одна: диадема, то есть широкая белая лента, знак эллинской власти. Маловероятно, что она явилась перед Цезарем без повязанной вокруг головы ленты. Свидетельств же того, что Клеопатра обладала умением нравиться всем и каждому [8], у нас более чем достаточно. Все знали, что невозможно говорить с ней и сразу же не попасть под ее огромное обаяние [9]. Для современников такой дерзкий маневр – внезапное появление юной царицы в роскошных залах ее дворца, куда даже Цезарь вряд ли решался входить, – недвусмысленно намекал на вмешательство потусторонних сил. Оглядываясь назад, можно сказать, что эта встреча имела не только серьезные личные последствия для двоих, но и политические – для всего античного мира. Пошла мощная сейсмическая волна, неизбежная при внезапном столкновении двух цивилизаций, движущихся в разных направлениях.
Цезаря, знаменитого быстротой и интуицией, удивить было непросто. Он всегда и всюду появлялся раньше ожидаемого, и даже раньше гонцов, посланных сообщить о его приезде (и этой осенью ему пришлось расплачиваться за то, что прибыл в Египет вперед своих легионов). Большую часть его успехов можно было объяснить скоростью и внезапностью передвижений [10], но и в остальных случаях мало кому удавалось застать врасплох этого собранного, готового к любым непредвиденным обстоятельствам, педантичного и здравомыслящего стратега. Его нетерпение вошло в легенды: что такое Veni, vidi, vici – девиз, который появится через год, – если не ода эффективности? Он настолько хорошо разбирался в человеческой натуре, что во время решающей битвы того лета приказал своим воинам не метать копья, а бить ими прямо в лицо бойцов Помпея. По его мнению, их тщеславие должно было возобладать над храбростью. Он оказался прав: помпейцы бежали с поля боя, закрывая лица. За предыдущие десять лет Цезарь преодолел много самых невозможных препятствий и совершил много самых удивительных подвигов. Он всегда с почтением относился к удаче, но все же чувствовал, что иногда можно слегка «потыкать в нее палочкой», чтобы расшевелить, и приходил в безумный восторг от собственного везения. По крайней мере, в плане изобретательности и принятия смелых решений он нашел в Клеопатре родственную душу.
Впрочем, у молодой египетской царицы было мало общего с пресыщенным любовью мужчиной преклонных лет [11] (Цезарю недавно исполнилось пятьдесят два). О его победах на романтическом фронте ходило не меньше легенд, чем о победах на военном. Злоязыкая молва прозвала этого элегантного человека с худым лицом, горящими черными глазами и выдающимися скулами «мужем всех жен и женою всех мужей»[23] [12]. Преувеличение здесь только во втором пункте. Клеопатру за три года до их встречи выдали замуж за ее брата, совсем мальчика [13], который – даже если бы и достиг к своим тринадцати годам половой зрелости, что по тем временам было маловероятно, – большую часть жизни пытался от сестры избавиться. Более поздние комментаторы будут клеймить Клеопатру «распутной дочерью Птолемея», «коварной сиреной», «размалеванной шлюхой, распущенность которой дорого обошлась Риму». На деле же чего у «царицы-потаскухи» не было, когда она материализовалась перед Цезарем в октябре 48 года, так это сексуального опыта [14].
Если одно вообще можно отделить от другого, то она скорее думала о выживании, чем о соблазнении. Как ясно продемонстрировали опекуны ее брата, на кону стояло расположение Цезаря. Клеопатре жизненно важно было вступить в союз с ним, а не с благодетелем своей семьи, кампанию которого она поддерживала и обезглавленное тело которого теперь разлагалось на берегу Средиземного моря. В данных обстоятельствах Цезарю незачем было к ней благоволить. С его точки зрения ставить нужно было на молодого царя с боеспособной армией и поддержкой жителей Александрии. Однако на руках Птолемея была кровь Помпея, и Цезарь мог посчитать, что за союз с убийцами римлянина ему сложнее будет оправдаться в Риме, чем за помощь изгнанной, беззащитной царице. Он уже давно понял, что «все действуют более усердно против своих врагов, чем помогают своим друзьям»[24] [15]. Скорее всего, Клеопатра, особенно поначалу, оставалась в живых благодаря не столько силе своих чар, сколько неприязни Цезаря к ее брату и его опекунам. Вряд ли они походили на людей, которым можно доверять в финансовых вопросах. К тому же ей повезло. Как предположил один хроникер [16], другой на месте Цезаря мог бы заплатить ее жизнью за жизнь Помпея, просто отрубив ей голову.
Вообще у знаменитого римского полководца был умеренный нрав. Он действительно мог не моргнув глазом убить десятки тысяч человек, но в то же время славился своим милосердием, особенно по отношению к заклятым врагам, порою даже миловал одного и того же дважды. «Прощение молящих о помиловании», – уверял один из его военачальников, – «доставляет ему самое большое удовольствие»[25] [17]. Отважная, красноречивая особа царских кровей, без сомнений, была первой в списке молящих. Однако у Цезаря имелась еще одна причина проявить милость к молодой египтянке: в юности он тоже был изгнанником. Он тоже совершал политические ошибки, которые дорого ему стоили. И хотя решение принять Клеопатру могло тогда показаться логичным, оно привело к одному из опаснейших кризисов в его карьере. Когда они встретились, она билась за жизнь. К концу осени за жизнь бились они оба. Следующие несколько месяцев Цезарь проведет в осажденном дворце, на ходу осваивая азы ведения партизанской войны – в незнакомом городе, с сильно превосходящими силами искусного противника. Птолемей и жители Александрии, безусловно, несут кое-какую ответственность за то, что, просидев шесть тяжких месяцев бок о бок за наскоро сколоченными баррикадами, лысеющий ветеран и молодая царица сделались близкими союзниками. Настолько близкими, что к началу ноября Клеопатра забеременела.
23
Гай Светоний Транквилл цитирует Куриона: «Жизнь двенадцати Цезарей. Божественный Юлий», LII.3. Здесь и далее цит. в пер. М. Л. Гаспарова.
24
Дион. XXXVII.lv.2. Здесь и далее цит. в пер. В. В. Рязанова.
25
Записки Юлия Цезаря и его продолжателей… об Александрийской войне, 70. Здесь и далее цит. в пер. М. М. Покровского.