Формалин

Спальня оказалась аскетичной: два шкафа, комод, зеркало над ним и два расстеленных футона. Стены радовали новой краской светло-оливкового тона. Можно было раздвинуть сёдзи, и тогда открывался прекрасный вид на искусственных пруд и ухоженный садик.

— Ты любишь его? — спросил Неджи.

— Наруто?

— Да.

Я оглядела спальню ещё раз. Мне тут нравилось. Приятное оформление, нежные цвета, японский минимализм. И красавец-муж в придачу, даром, что ему пятнадцать лет. Вроде пятнадцать.

Прошлая Хината любила Наруто, в конце истории у них даже было два ребёнка. Боруто и Химавари… если у меня родится девочка после Шино, то я тоже назову её Химавари. Прекрасное имя.

— Нет, не люблю, — легко сказала я.

Кровавое верхнее кимоно легко соскользнуло на пол. Вообще-то, раздевать меня был должен муж, но вряд ли он сейчас это сделает.

— И тебя я тоже не люблю. Но это можно исправить.

========== 5 ==========

Комментарий к 5

Эй-эй, а где же отзывы?) Я вижу, что читаете. Ай-яй, что за тишина?)

Кстати, немного интересного: пришлось переписывать две последних части. Просто потому, что они оказались нелогичными :)

!Спасибо тем, что правит ошибки. Мы делаем текст лучше!

Приятного чтения. Алоха!

За пределы клановых территорий меня не выпускали ещё месяц, так что и окончание экзамена на чуунина, и нападение на Коноху я пропустила. Это не вызывало у меня каких-то чувств кроме облегчения. Участвовать в заварухе я совершенно не хотела. К тому же, было банально страшно.

Коноха оправилась от потерь, а моё время оказалось расписано по минутам. Каждое утро ко мне в комнату являлись злые заспанные учителя, которым было не лень впихивать в мою голову бесконечную вереницу знаний, обязательных для советника Главы. На уличных полигонах страдала Ханаби: за неё тоже взялись, уже не делая скидок на детский возраст. И нам обеим преподавала Ёшико, передавая все накопленные старой куноичи знания.

Благодаря загруженному графику тренировок и общей усталости мы с Ханаби как-то спелись: она жаловалась на своих учителей, я на своих. В итоге мы приходили к выводу, что все хотят нашей смерти, и более спокойно шли пить чай. Без всякого официоза, что было крайне приятно. Сестрица даже как-то сказала мне, что без раздражающей робости я наконец «стала человеком».

С Неджи у неё были совсем другие отношения, более холодные и отстранённые. Мой молодой муж излишне ответственно подошёл к роли советника, взявшись за дополнительное обучение всеми силами. При этом он не забрасывал миссии и тренировки со своей командой, из-за чего по ночам спал, едва дыша от усталости.

Не знаю, почему он так старательно загонял себя. Иногда мне удавалось заставить его пройтись со мной или просто посидеть, читая что-то, но таких моментов было мало. Неджи словно куда-то опаздывал и старался успеть как можно больше, как истинный попаданец во всех прочитанных мною историях. Только вот переместилась я, а не он.

От жучиной беременности я располнела в талии и обзавелась просто огромным животом. Появившиеся растяжки убирали медики, они же регулировали размер груди по моей просьбе. Никаких огромных отростков, это только в хентае хорошо смотрится. На деле, большая грудь — это потливость, тяжесть и больная спина.

Неджи старался ко мне лишний раз не прикасаться, что весьма меня уязвляло. В экзамене на чуунина он не встретился в бою с Наруто, а потому всё ещё оставался ужасным фаталистом. Печать с Хьюги сняли, но у меня сохранялось впечатление, что птица из клетки так и не выпорхнула. Осталась внутри, несмотря на открытую дверцу.

На лбу у него остались шрамы и остатки татуировки, которые больше не имели силы. По словам Ёшико, рисунок нельзя было убрать ни при помощи медиков, ни срезав кусок кожи. Мне нравилось, как выглядят зелёные линии на белом лбу, а вот сам Неджи ненавидел эту часть себя изо всех сил. Он даже хитай практически не снимал, а дома ходил с белой лентой.

Приближался день запланированных родов, я становилась всё более нервной и плаксивой. Если честно, я не представляла, как всё пройдёт. Мне будет больно? Вроде, роды — это больно. Но тут, как бы, не совсем роды. Мне точно должны делать кесарево… но ведь это точно больно. Смогут ли медики, не вводя меня в наркоз и не применяя лекарств, обезболить половину тела? У меня всегда был крайне низкий болевой порог.

Так что в день предполагаемых родов я шла к медикам, точно на заклание.

Что самое ужасное, мои опасения подтвердились. Мне нельзя было вколоть лекарство, это могло повредить Шино. Глубокий наркоз и обморок, в свою очередь, оказывались опасны уже для меня. Оставалось только терпеть.

Наверное, моё лицо выражало настоящий ужас, когда я увидела в комнате медиков кушетку, на которой мне предстояло разродиться. Всё бы ничего, но на мебели были чётко видны полосы цепей и ремней. Как в фильмах ужасов.

— Я сюда не лягу, — категорично произнесла я.

— Боюсь, Хината-сама, у вас просто нет выбора.

Ноги на кушетке размещались вместе, а вот руки предполагалось развести перпендикулярно туловищу. Поставить это устройство — и будет настоящий христианский крест.

Помимо цепей из чакропроводящего металла и ремней с фуин, меня должны были держать несколько сильнейших бойцов из Хьюг. То есть, мой отец, Неджи и ещё пара джонинов, чьих имён я не знала. Ещё в операционной был отец Шино, но ко мне его не подпускали. Он, вроде, должен был сразу забрать Шино в клановый квартал — младшему Абураме требовался особый уход.

Операция предполагала кесарево на живую. Медикам нельзя было использовать чакру до того, как из моего живота вытащат детское место с эмбрионом в нём. В противном случае жукоребёнок на инстинктах начинал выпивать все силы из тела матери.

Когда цепи застегнулись на моих конечностях, я уже не сдерживала дрожь. Было очень страшно и в голову лезли глупые воспоминания о фильмах ужасов.

— Хината-сама, — обратился ко мне медик, — я понимаю, что это будет звучать как насмешка… но постарайтесь расслабиться.

После его кивка на мои ноги навалились джонины, а на руках я ощутила тепло ладоней мужа и отца. К поджавшемуся животу прикоснулся скальпель.

Потом была боль.

Я определённо кричала, ни о каком расслаблении не было и речи. Более того, когда я ощутила рассечение брюшной полости, в тщедушном хинатином тельце из ниоткуда появились поистине богатырские силы: от моего рывка протяжно застонали цепи и ремни, а удерживающих меня мужчин я на мгновение подняла в воздух. Рука, которую удерживал Неджи, легко разорвала цепь. Кажется, я сильно поцарапала мужа, но тот успел прижать мою ладонь обратно к кушетке.

Медик же даже бровью не повёл, продолжая рассекать мою плоть.

Всё окрасилось алым. Я не могла говорить, только рычала и хрипела, а перед глазами стояла пелена. Определённо, роды не должны быть настолько болезненными.

После такой боли смерть действительно кажется избавлением. Мне стало лучше только в тот момент, когда из живота вытащили кокон. На ребёнка это существо мало походило. Больше Шино напоминал то ли жука, то ли сороконожку, свернувшуюся в кольцо.

Не знаю, сколько на самом деле длилась операция. Мне казалось, что я лежала на этой чёртовой кушетке вечность. Потом я моргнула, и в следующий раз открыла глаза в супружеской спальне.

Была глубокая ночь. Отодвинутые сёдзи открывали прекрасный вид на спящий садик и пропускали серебро лунного света. Под солнцем мёртвых кожа лежащего рядом Неджи казалась совсем тонкой и хрупкой.

Я села на футоне и ощупала свой живот. Ни шрамов, ни боли — ничего. И ребёнка тоже не было.

— Медики поддерживали твой искусственный сон неделю, — услышала я голос Неджи. — Всё уже зажило.

Юноша, хоть и проснулся, садиться рядом не спешил. Он вообще старался избегать лишних движений и звуков в спальне. Будто был незваным гостем, а не полноправным владельцем. О супружеских обязанностях, и я не только про постель, и говорить нечего — Хьюга скорее относился ко мне, как к какой-то кукле.