Боги и люди

========== Алкивиад ==========

— Что, прости?

— Я женюсь.

Улыбка Алкивиада была мягкой и нежной, от неё на щеках у мужчины появлялись две трогательные ямочки. Но глаза — о, они оставались холодными, равнодушными, как небесный свод.

Кассандра ощутила, что ноги у неё стали слабыми. Колени едва не подвели, зато как всегда спасла броня: два жёстких щитка оказались достаточно надёжной опорой, чтобы Хозяйка Орла не рухнула перед жестоким человеком.

Она не рассчитывала на многое, на самом деле. Вообще ни на что не рассчитывала: Алкивиад был будущим правителем Афин, любил этот город, жил ради него и вакханалий; Кассандра была избранным Хранителем Жезла Гермеса, связана с богами, да и сама частенько называла себя полубогом. У них не могло быть будущего, никакого.

Алкивиад редко покидал Аттику, тогда как Кассандра с Икаром обошли уже всю Грецию и думали над тем, чтобы покинуть родные края.

Варнава, слыша эти мысли, одобрительно ухмылялся и воображал, какие подобные Сцилле твари могут жить в иных водах.

Но всё же, в душе у Кассандры жила какая-то… надежда, наверное. Она была иррациональной, неправильной, несчастливой — но она была. Кассандра думала, что у них с Алкивиадом что-то есть общее, что роднит их: два человека, которым хорошо вместе и для которых нет иных людей. Равнодушные до чужих судеб. Нашедшие друг друга в этом чувстве.

А теперь Алкивиад говорит, что влюблён — до горячих ладоней, щемящего сердца, звона в ушах. В обычную девушку, которая, к тому же, ещё и использует его напропалую.

Как сам Алкивиад использовал Кассандру. Одно задание, другое, третье — и вот в руках мужчины собрана вся власть Афин, ему подчиняются торговые пути, иные политические противники устранены.

Кассандре он сказал всего лишь «спасибо». И добавил, что любит ту девушку. Очень любит. До жара в животе, истомы в чреслах и поволоки во взгляде.

«Не тебя», — читала Кассандра в его равнодушных глазах.

Она растянула губы в улыбке, жёсткой, как щитки на коленях, и подняла подбородок. Кассандра была выше Алкивиада на полголовы; раньше такая разница её немного смущала, но теперь оказалась очень кстати.

— Теперь у Афин каждый день будет счастливым, Кассандра. Благодаря тебе.

Осколки её сердца не исцелил бы и Жезл Гермеса.

— Поздравляю, — сказала она, подмигивая.

Алкивиад расслабился: опустил плечи, прикрыл веки. Ожидал нападения? Ну, будь Кассандра чуть больше похожа на Деймоса… будь в ней немного больше его воспитания, немного больше Культа и его жестокости…

В ней этого не было. Она ничего не сделала бы человеку, который пленил её сердце — сначала вакханалиями, потом словами, улыбками, комплиментами и уверениями в уникальности. Он приручил её, как сама Кассандра приручала диких зверей.

— Мы останемся друзьями, — кивнул Аликивад. — Ты будешь приходить к нам, моя любимая мистия. И, может, подружишься с моей избранницей. Она прекрасная девушка.

— Это вряд ли.

— Почему же?

Кассандра посмотрела в сторону Алтаря Любви. Минут десять назад она вырезала всю стражу, охраняющую подношения Афродите — просто потому, что Алкивиад попросил Хозяйку Орла достать ему цветы и кольцо для будущей жены. И Кассандра сделала это.

Глупая девчонка. Возвращайся на свою Кефалинию, если не хочешь сталкиваться с подобным.

— Потому что я ухожу из Греции, — сказала Кассандра, смотря в сторону Алтаря; видя издалека пятна чужой крови и ноги мертвеца, торчащие из кустов.

Алкивиад удивился.

— Далеко же?

— На Олимп.

Алкивиад побледнел, и Кассандра ухмыльнулась — зло и жёстко, радуясь чужому страху. Понял, кого ты обидел?

Вообразил себе, кого ты обидел?

— Прощай, Алкивиад. Правь мудро.

Её ждала Атлантида.

========== Гермес ==========

Едва увидев в Элизиуме Гермеса Трисмегиста, Кассандра поняла две вещи.

Во-первых, конкретно этот представитель Предтечи был крайне хорош собой. Даже красивее Алкивиада, что казалось просто невозможным.

Во-вторых, у Кассандры, оказывается, был типаж: шикарные блондины, которые никогда ей не достанутся. Алкивиад был влюблён в секс, власть и расчётливую девицу; Гермес жил ради Персефоны, слишком заигравшейся в бога и, кажется, даже поверившей в свою всевышнюю сущность.

Она была ису, как и Гермес. А ещё, — это Алетейя разъяснила Хранительнице очень подробно, — её не было на самом деле. Потому что всё, что видела вокруг себя Кассандра, не было настоящим. Всего лишь игра её воображения и знаний призрачной не-богини.

— Мы не боги, — раз за разом повторяла Алетейя, всматриваясь золотыми глазами в радужки Кассандры. — Не боги. Предтечи, Те-Что-Были-До. Не боги. Понимаешь?

Кассандра понимала, но верить всё равно отказывалась. Для неё это было диким, невозможным, волшебным. Она просто не могла полностью принять мысль, что творящееся вокруг — не магия и волшебство, а наука, о которой любил рассуждать Сократ.

— Что есть магия, Кассандра? — улыбался её друг-философ, складывая руки на большом животе. — Лишь то, что человеческому разуму, увы, не суждено познать в полной мере. Но что, если для кого-то другого, — я не утверждаю, заметь, что такие всё же существуют, — эта самая магия что пыль на земле? Привычна и не представляет никакого интереса?

Гермес был блондином, его глаза не отливали золотом, а оказались приятного травяного оттенка. Не слишком зелёные, словно трава эта пожухла. Возможно, так и было: Персефона раз за разом растаптывала душу не-бога своими капризами, недоверием и властностью. Не проявляла к нему никакой симпатии, только холодный злой расчёт.

Сердце у Кассандры всё ещё было не на месте из-за не-предательства Алкивиада. За побитый страдающий взгляд Гермеса мистия зацепилась, как рыба за крючок. Если вырывать — то только с куском.

Она помогала мужчине как могла. Достала рецепт вечного огня, привела подходящего охранника для холодной цветочной королевы, скрашивала его досуг и подбадривала в минуты упадка. Она даже убивала людей, что должны были наслаждаться вечностью в Элизиуме, а на деле стали обычными пленниками злой не-богини весны. И она видела, как в глазах Гермеса росла боль.

Та же, что тухла на глубине её зрачков при мыслях об Алкивиаде. Она оставила свою первую настоящую влюблённость в мире живых, так и не явившись на нежданную свадьбу; Гермесу же оставалось только наблюдать за ростом любви Персефоны к Адонису, что мечтал об Афродите.

— Персефона тебя не любит, — говорила Кассандра раз за разом, словно пытаясь вытащить Гермеса из той ямы, где гнила она сама. — И никогда не полюбит.

— Я тоже не люблю её. Не как женщину, — безбожно врал в ответ не-бог, прикрывая слезящиеся от боли глаза. — Но я должен быть с ней, пока она в плену Аида. Потому что, если не я — то кто?

Что оставалось Кассандре? Только помогать по мере сил, не забывая при этом о собственных поисках. Алетейя напоминала про цель си-му-ля-ций каждый раз, когда Кассандра засыпала в Элизиуме и возвращалась в Атлантиду. Забыть было сложно, в общем-то.

Собачья преданность Гермеса грызла Кассандре сердце, но сделать с этим ядовитым цветком мистия ничего не могла. Понимала: на любые попытки Гермес будет скалить белые зубы и смотреть так, будто девушка его предала. Она же слишком дорожила его дружбой.

— Не стоит богу влюбляться в человека, — хмурилась Геката, смотря водянистыми глазами за горизонт. — Никогда это хорошо не заканчивалось.

Кассандра молилась, чтобы хотя бы в этот раз это было не про неё. Про Адониса и Персефону, но не про неё. Вот только пророчество Алетейя про вечные муки Хранительницы не давало покоя.

Восстание людей в Элизиуме набирало обороты. Были свержены наместницы: растерзаны, уничтожены, унижены как только может унизить раб своего надсмотрщика. Персефона не покидала Акрополя, её охранял предатель, Гермес беспокоился за жизнь дрянной девчонки больше, чем за свою.

Не зря, кстати. Потому что в решающий момент, когда Гермес впервые выбрал кого-то другого, а не Персефону, та сбросила его с вершин своего Акрополя, как надоевшую игрушку.