Мёртвое сердце

Для проведения ритуала по перемещению души нужно было место, время и артефакт-звёздочка. С последними двумя частями проблем не было, а вот место выбирать не приходилось: подходил только дом на Тисовой улице, принадлежащий худосочной Петунии.

В прошлый раз, когда Эвансы и Сириус были в городке Литтл Уингинг, они так и не дошли до Тисовой улицы. Отвлеклись сначала на воспоминания Эванса о мисс Оллсандей, потом на ритуал, затем на зачистку места для ритуала… после его проведения не оставалось никаких сил, чтобы разведывать окрестности, так что спокойная жизнь семейства Дурсль таковой и оставалась.

Кстати, про дом Эвелины даже в маггловских газетах писали. Магглы посчитали, что двухэтажный коттедж уничтожила утечка бытового газа и последующий взрыв. По словам Сириуса, для простецов это была стандартная отговорка для странных и пугающих ситуаций, которые невозможно объяснить простой логикой.

Новый ритуал запланировали на Пасхальные каникулы. Сириус, весь при параде, забрал Эвансов прямиком из директорского кабинета, — тот с недавних пор принадлежал Снейпу, — и через камин переместил сразу в Блек-хаус.

Лили, признаться, даже немного соскучилась по тёмному и негостеприимному особняку. Все эти скрипящие половички, стонущее дерево, рассыхающиеся от времени дверные косяки, ворчащий Кричер и счастливый Дин… если бы Лили ещё и чувствовала себя уютно в Блек-хаусе, то цены бы этому дому не было.

После короткого перекуса Сириус взял кубок, — им он безобразно хвастался всё время, что Лили ела, — сумку с артефактами, надел неприметную мантию и выпил какое-то зелье, по внешнему виду напоминающее детский понос. После чудесного варева Блек преобразился и стал тощим и низким мужичком лет под семьдесят. Лицо у этого божьего одуванчика было искривлено от отвращения.

— Вам тоже надо выпить, — проскрипел Блек чужим голосом, — это Оборотное зелье, меняет облик на любой другой. На вкус как дерьмо, но полезное… я приготовил пару порций. Прости, Лили.

Лили переглянулась с Эвансом. Ни ей, ни ему не хотелось пить ничего столь отвратительного, что Блека, который питался азкабанской едой, едва ли не выворачивало от тошноты.

— М, Сириус, не думаю, что мы будем это пить…

— Надо, Лилз, надо, прости. Не стоит нам светиться в одном городке дважды, как бы с нами не связали эти «взрывы бытового газа»…

— Да я не к этому. У нас есть другой способ маскировки.

Эванс после кивка сестры вытащил волшебную мантию из кармана. Ткань была такой лёгкой, что без проблем складывалась в небольшой комочек размером с грецкий орех.

Старик-Сириус, увидев артефакт, побледнел и даже отступил на пару шагов.

— Это что, мантия дементора?

— Всё может быть, — таинственно сказала Лили. — Эванс, надевай.

Перевоплощение от мантии было намного естественнее, чем от противного Оборотного зелья. Во всяком случае, Лили не ощущала никакого дискомфорта: на «раз» она юная пигалица, на «два» — взрослая женщина.

С Эвансом было так же, от красных волос до белых проходило меньше секунды.

— Занятная вещь, — оценил старик-Сириус, — на других так же работает? Лилз, выглядишь как раньше, только шрам… прости.

Лили оговорку про шрам проигнорировала — привыкла уже, что нет-нет, а ей про него напоминают.

— Мы не проверяли, не на ком. Ну что, Сири, так сойдёт? Нам не надо пить это не внушающее доверие зелье?

Сириус посмотрел на пустую колбочку из-под тошнотного варева с настоящей ненавистью.

— Нет, не нужно, вы достаточно поменялись. Ну что, идём? Аппарация от крыльца?

Перемещались, ради разнообразия, при помощи Сириуса. Блек использовал другой способ телепортации, во время которого внутренности скручивало в узел. Ощущения были похожи на те, которые Лили помнила по поездке в вагонетках Грингготса.

— Обратно перемещаю я, — поморщилась Лили. — Ужасно, просто ужасно.

Сириус на такую оценку ожидаемо обиделся.

— Стандартная аппарация! Я, между прочим, сдал экзамен среди первых! У меня даже медалька за идеальное перемещение была!

Эванс, не размениваясь на слова, направился вперёд, к городку. Весна близ Литтл Уингинга была более выражена, чем в холодной Шотландии: снег уже сошёл, оставив после себя влажную скользкую землю и редкие грязные лужицы.

По обыкновению Лили воспользовалась помощью Сириуса при спуске. Если рядом есть истинный джентльмен с настоящими английскими манерами, то стоит наслаждаться этим на полную.

До Тисовой улицы дошли быстрее, чем до дома мисс Оллсандей. Перед калиткой с цифрой 4 Лили замерла, вцепившись в рукав Сириуса, как в последнюю надежду на спасение.

Ей было неуютно до омерзения. Это ощущение поглощало с головой и только усиливалось из-за того, что Лили не понимала его истоков. Не понимала своего отношения к Петунии Дурсль. В девичестве та, кстати, была Эванс. Лили узнавала в местной ратуше — крошечном здании едва ли больше приютской сторожки.

— Ты позвонишь или это сделать мне? — спросил Сириус.

— М, нет, не надо. Я сама, пожалуй.

Она прошла мимо низеньких кустиков бирючины, ухоженного садика, перешагнула через забытый шланг для полива. Перед белой дверью замерла на пару секунд, но затем с силой нажала на кнопку звонка — да так, что едва на выдавила её вовсе.

Дверь открыла Петуния. Увидев Лили, она коротко вскрикнула и отшатнулась обратно в дом, чем тут же воспользовался Сириус: Блек шмыгнул внутрь, затащив с собой Лили и Эванса, и захлопнул дверь. Сверху легла сеть заклинаний, та же, которая когда-то уберегала жителей улицы Магнолий от лишних нервов во время проведения прошлого ритуала.

— Лили? Лили! — лопотала Петуния, прижимая руки ко впалой груди. — Это ты! Боже мой, столько лет! Почти двадцать лет! Боже мой, Лили!

Растерянность в серых глазах Петунии медленно сменялась злостью и раздражением. Не желая тревожить собственные нервы, Лили махнула рукой — и Петуния упала на пол, как деревянный солдатик. Петрификус у Эванс всегда хорошо выходил.

— Ну и наградил же тебя Мерлин сестричкой, а? — непонятно пробормотал Сириус. — Ладно, что там с жертвой? Её используем или другого кого найдём?

— Я… я не знаю…

— Ладно тебе, Лилз, расслабься. Всё будет отлично. Я пока пойду подготовлю комнату для ритуала, а вы с Эвансом осматривайтесь, окей? Я быстро!

Он ушёл, оставив Лили один на один с обездвиженной женщиной. Хотя в своих чарах Лили была уверена, она всё же накинула на Петунию дополнительный морок — так, на всякий случай. Сама Эванс вышла из кухни, стремясь поскорее найти брата — с ним ей всегда было спокойнее.

Эванса она обнаружила почти сразу. Брат стоял около лестницы на второй этаж, рассматривая щеколду на чуланчике под ступенями. Выражение лица у Эванса было… сложное. Лили не смогла бы навскидку сказать, что тот чувствует.

— Ты как? Всё в порядке?

— Кажется, я в этом доме жил. До приюта.

Лили с недоумением оглянулась по сторонам. Не было ни одного намёка на то, что Эванс мог жить здесь: никаких фотографий или памятных детских вещиц. Ничего.

Поэтому сомнение в голосе Лили было вполне различимым:

— Серьёзно? Не путаешь? Тут все дома на одно лицо.

Эванс поднял руку, — медленно, будто снова был тем недотрупом, лежащим в приютской комнате, — и указал пальцем в крохотное пятнышко возле плинтусов, ровно под щеколдой.

— Я здесь… игрушка. Я сломал игрушку, когда был маленьким. Яркую… то ли кольца были, то ли кубики — не помню… они никак не складывались, и я разозлился, и… они разлетелись. Магический выброс. Тут остался скол от игрушки…

Скол был совсем крошечным; если бы Лили не знала, куда смотреть, то сама бы ни за что его не нашла. Возможно, поэтому эта памятная примета осталась на своём месте, а не была замазана или закрашена.

— Потом дядя, кажется, его зовут Вернон, наступил на игрушку… что же это было, кольца или кубики? Там можно было передвигать детальки, но дядя наступил так, что железка погнулась, и больше ничего не двигалось. Это была единственная моя игрушка…