Страница 3 из 5
С годами мама все усиливала свое рвение к кулинарии и готовила теперь на целую ораву людей, что-то замораживала, что-то раздавала и все время говорила о недостаточном количестве денег, при этом связать две эти темы – огромного количества еды и скудных средств никто не решался, а для мамы это были просто совершенно разные миры.
Серость и жадность, очень дурной хлеб, архитектурная разруха и отсутствие культурного кода – вот то, что некоторые замечали в этих краях, но для мамы мир состоял из смешных очаровательных поделок еды, добытой (очень удачно!) из купленных по акциям в скверных магазинах продуктов.
Так они и жили. Мама продолжала готовить на семь человек, удовлетворяя свои амбиции в хлебосольности и пирогосладости, а отец внедрял в себя булочки и плюшечки с энергией голодного с Поволжья (тоже мамина метафора), потому что ему нельзя было худеть: на работе могли подумать, что у него рак и тогда пошли бы шептания, а то и увольнение. Даже при отсутствии аппетита он старался вместить в себя побольше маминой еды, чтобы подстраховаться от возможных гонений.
А Габи? Она была очень толстой и очень нелюдимой девочкой в вязаных рейтузах и, лежа в ванной, мечтала отрезать весь этот жир на животе ножницами. Она молилась, чтобы это все куда-то ушло и рисовала вокруг пупка ботиночки, а иногда – когда у нее было дурное настроение – зубы, потому что чувствовала себя тем самым волком, который съел Бабая, Кощея, качающегося бычка, горящую карусель и большой пучок ящериц, которые бегали внутри и смеялись над ней, жаля своими острыми языками.
-–
Весной все вокруг расширялось, распухало, листья вырывались из почек, обочины зацветали, в лесу появлялись поляны подснежников, таких огромных, что они были похожи на птиц. Кажется, они вылетали из земли, выталкивая из пучин небытия кусочки постельного белья, праздник и тоненький, неслышимый ухом, но лишь глазом звон. Похожие на мятые колокольчики, звонкие в своей аутентичности, они как будто желали раззвонить новый мир – вот, смотрите, какая радость, наконец-то тепло и можно попихаться с лучами – кто кого, это же весело.
В теплую сухую погоду члены семьи Габи садились вчетвером (!) на тоненький черный мотоцикл «Минск» и ехали в деревню, напоминая статуи, пригвожденные к сидению строгим наветом папы: ни в коем случае не двигаться в сторону, чтобы чего не вышло. Один раз, когда они уже почти доехали до деревни, папа остановился и повел их в сторону небольшой чащи. «Вот тут будет твой лес», – сказал он Габи восторженно. «Что это значит?» – спросила она. «Мы будем называть этот лес твоим именем». Растерявшись от такого щедрого подарка, по дороге обратно к мотоциклу она не могла выкинуть из головы, что ей подарили настоящий лес. Осталось только придумать, как с ним играть.
Ей было лет семь, когда это произошло, и с тех пор каждый год они заезжали по дорогу в деревню, чтобы смотреть на этот подарок. Деревья становились выше и плотнее, названий их она тогда не знала, но радовалась, что они такие красивые и научилась обнимать их, что станет позже хорошим способом получить дружескую поддержку. Хочешь реальной помощи – обними дерево.
Дедушка с бабушкой жили в деревянном доме, большая комната которой была обклеена газетами, на которых каждый из них своим цветов ручки подчеркивал важные слова, а другой мог комментировать. Иногда они подчеркивали отдельные слова в большом тексте и потом ставили знак вопроса, это помогало им говорить на более глубинные темы, чем ощипка кур.
Потом, спустя много лет, она вспоминала их разговоры жестами и думала, что это довольно неплохой способ выбросить из головы ненужные вербальные накопления. Слова «плюрализм», «демократия», «инфляция», «экономика» и многие другие нельзя было показать жестами, это были ментальные образования, их нельзя было передать на пальцах, но только через слова. Иногда она думала, как бы ту или иную фразу показали бабушка с дедушкой, как бы они передали ее с помощью жестов, и тогда она становилась яснее.
-–
Работать учителем английского в монастыре или научиться водить воздушный шар? Что выбрать? Габи стояла перед витриной возможностей и хваталась то за одно, то за другое. И все было хорошо, и не то, не то нельзя было получить, потому что большую часть времени она боролась с тем, чтобы не угодить в одну из тех ям, что повсюду расставлены в небольших городках.
Если наблюдать за другими жителями этого местечка, кажется, их задача была в том, чтобы регулярно утруднять себе жизнь, думая о бренности бытия и глядя в глаза неотвратимой тщетности каждого дня, а также красной пасти алчного правительства, седого деда с косой и прочих мифологических грымз, от которых так легко избавиться, если не думать о них. Но человек опять открывает новости – как маньяк. «Сделайте мне тяжко!» И – пожалуйста.
Габи смотрела на людей воrруг, какие они были страдивариусы, все время жаловались на что-то, все время отрицали саму жизнь: нет, я не живу, я маюсь, говорили они, и у них постепенно забирали – чудо за чудом.
Нет уж, так не пойдет, решила Габи и перестала слушать их назидания. Ей интереснее было брать в голову дерево, чем шум новостей, она слушала деревья как BBC (продолжая обнимать их), она слушала ветер, не пропускала ни одной передачи дождя, радуясь тому, что можно подвернуть свое лицо под небо и помыть самим им. Ей нравилось взаимодействовать с привычными объектами по-другому. Она любила выращивать коней. Она изгибала пластиковые бутылки таким образом, что там выступали морские коньки. Казалось бы, разве это занятие, но сами попробуйте, сколько коньков вы сможете проявить на своих бутылках на очередной вечеринке? Весело!
Что она еще делала? Габи растила себе руки. Как? Тактильно. Она трогала и продолжалась в предметах, траве, животных, людях, деревьях, она трогала и продолжалась. А что? Чем не идея?
Теперь она думала, что самое сладкое – открыть свою смысловую реальность. Она поставила в микроволновку туфли и пошла наслаждаться свежим гипнотическим утром, позволяя ветру перемен развевать свои волосы и делать настроение пышным, а походку изящной. Лицевой нерв зафиксировал первые признаки улыбки.
И уже скоро Габи знала, что у нее золотые волосы, что она пьет воду из рук самого Бога, что она может соединиться со всеми явлениями мира, оболочка таяла, снег падал ей на голое тело. Она сидела там, среди руин великих идей, наполненная очаровательным воодушевлением и спокойствием многосотенлетнего маяка, который будет светить несмотря ни на что.
Я полный ценностей музей, я сад, богатый диковинными образцами, я река, полная удивительных рыб, я лес, полный зверей, я книга, которая осветила мир. Ого, какая я!
Так, в один из теплых сентябрьских дней Габи обнаружила свое эго. Оно бурлило внутри и требовало внимание. Она надела черный плащ в пол, туфли на тракторной платформе, покрасила волосы в цвет баклажана и после этого получила все права на переход в первое лицо. «Я», – сказала Габи и этим раз и навсегда сменила ракурс взгляда на мир. Так она начала исследовать свою идентичность, взяла ответственность за образ себя в пространстве, стала экспериментировать с одеждой, словами, методом говорить и пробуя на ощупь, вкус и цвет все, что встречалось на пути.
Габи просыпалась с полнейшей нежностью к девочке внутри, ей нравилось наблюдать за ее поведением, она играла с ней, давая ей право ходить босиком по траве и разбрасывать волосы по ветру.
Бог стал показываться все чаще. Все, что жило в скрытых мирах, все эти арки деревьев, поляны звезд, разноголосые гладиолусы, все эти абдоминальные маковки, все эти бенвенути и большой бульдог – все это было как подпорка для сердца, которое падает, но если есть на что, то оно не может разбиться. Сотворить батут, соломочку, плацдарм, грот, куда можно плюхаться, приземляться, вутюживаться – и при этом не погибать, а продолжать этот разговор с разными существами.
Парчовый харп, арфа настоящего, соединять по цветам, получая новые рисунки (живой фотошоп). Спасибо, мир, ты такой смешной, – говорила девочка и росла, росла, росла внутрь, несмотря на то что это было страшно непопулярным и даже немножечко стыдным занятием в этих местах.