Ступи за ограду

Пико коротко пересказал вчерашний разговор с шофером и слова Района о «чисто личных побуждениях». Дон Бернардо слушал с непроницаемым выражением, прикрыв глаза.

– Иными словами, Ретондаро, вы сомневаетесь в правоте дела, во имя которого приехали рисковать жизнью? – спросил он, когда Пико замолчал.

Вопрос был задан таким тоном, что Пико приготовился к худшему. Но кривить душой было уже поздно, и поэтому он ответил:

– Я не то что сомневаюсь, доктор, Я боюсь, что могу начать сомневаться в любой момент…

В полутемной комнате, пахнущей воском и лавандой, повисло молчание. Потом доктор Альварадо оказал совершенно неожиданным, почти веселым тоном:

– Это великолепно, Ретондаро, что вы можете начать сомневаться, и еще лучше было бы, если бы вы уже сомневались. От сомнений свободны только идиоты или фанатики, впрочем это категории равнозначные, а нормальный человек сомневается всегда и во всем. Простите, вы католик, прошу не относить вышесказанного к вопросам религии. Это, пожалуй, единственная область человеческого духа, где сомнение противопоказано. В политике, Ретондаро, нужно сомневаться во всем и ничего не принимать на веру. И даже когда вы что-то выбрали – какой-то путь, какую-то систему, – вы не имеете права отказаться полностью от сомнения, от постоянной самопроверки. Теперь относительно вашего вопроса. Да, я считаю эту революцию необходимой, Ретондаро. При этом я учитываю все: и всех этих генералов, и господ из «Сосьедад Рураль», и… Словом, все реакционное крыло коалиции. Но, Ретондаро, положение в стране таково, что ждать дольше нельзя. Любым способом, но с диктатурой должно быть покончено. Диктатура страшна не тем, что она физически уничтожает несогласных, – моральное уничтожение подчинившихся гораздо страшнее. Ваш приятель, несомненно, прав в том, что народ не верит нам сейчас и не поверит еще долгое время. Но положение от этого не меняется. Бывают моменты, Ретондаро, когда всякий честный человек может сказать только одно: «Я восстаю против существующего порядка потому, что в противном случае он превратит меня в подлеца и сделает подлецами моих детей». Это даже не вопрос мировоззрения, Ретондаро. Это вопрос элементарной порядочности.

Дон Бернардо замолчал, и в комнате снова стало тихо. Где-то послышался шум поезда, паровозный гудок. «Здесь недалеко должен быть вокзал», – вспомнил Пико, и перед ним возник затрепанный план Кордовы, весь в карандашных и чернильных пометках. Это было еще там, в Монтевидео.

– Да… – неопределенно пробормотал он, глядя в пол. – Вы не знаете, доктор, когда начало?

– Нет. – Дон Бернардо пожал плечами. – Это зависит не от нас, мой молодой друг. То есть, разумеется, в какой-то степени это зависит и от степени нашей готовности – в числе прочих факторов. Но начинать будет флот. Контр-адмирал дон Исаак Рохас.

– В Пуэрто-Бельграно?

– Да, и в столице тоже. Не бойтесь, шестнадцатое июня не повторится. Вы уже завтракали, Ретондаро?

Пико поднял голову и посмотрел на него непонимающе.

– Да, уже, – спохватился он, – пожалуйста, не беспокойтесь, доктор…

Они поднялись одновременно. Аудиенция была окончена. Дон Бернардо проводил гостя к выходной двери, рассказывая о какой-то недавней стычке между Рохасом и руководителем армейского сектора заговора, генералом Лонарди; позже Пико обнаружил, что ничего не запомнил из этого рассказа.

Теперь до самого вечера ему нечего было делать. Прошатавшись по улицам около часа, он почувствовал голод и пожалел, что отказался ог предложения позавтракать с доном Бернардо: для подпольщика, только позавчера нелегально перешедшего границу, таскаться по ресторанам – определенно не самое разумное времяпрепровождение. Но делать было нечего, они договорились, что явочными адресами будут пользоваться только в самых крайних случаях, а день проведут по возможности где-нибудь в толпе.

Выбрав одну из наиболее оживленных закусочных, Пико вошел и сел за свободный столик в углу. Через минуту мосо поставил перед ним большую чашку кофе с молоком и тарелочку рогаликов.

– Получите с меня, я тороплюсь, – сказал Пико.

– Сеньор никого не ждет? – спросил мосо.

– А в чем дело?

– Я просто хотел – если вы не возражаете, конечно, – посадить за ваш столик еще одного сеньора. В этот час у нас всегда не хватает мест…

– О, пожалуйста, – буркнул Пико, принимаясь размазывать по свежему рогалику твердое замороженное масло.

Новый посетитель сел напротив него и заказал пиво и сандвичи. Пико, не поднимая глаз от развернутой газеты, пил свой кофе и думал о том, что голос неожиданного соседа кажется ему очень знакомым. Конечно, вполне возможно, что именно вот так – совершенно случайно – и нарвешься на кого-нибудь, знающего тебя в лицо. Из десяти провалившихся конспираторов семеро как минимум срываются как раз на таких случайностях. Черт, недаром ему так не хотелось идти в это кафе.

Не утерпев, он поднял глаза и встретился взглядом с сидящим напротив. Так и есть – знакомое лицо, хотя и без усов на этот раз. Хвала Иисусу, эта встреча не из опасных; во всяком случае, для кого она сейчас опаснее – сказать трудно.

Визави спокойно посмотрел на него, чуть шевельнул бровью и налил себе из бутылки второй стакан.

– Сеньор Хуарес? – негромко спросил Пико. – Или я ошибаюсь?

– Последнее вернее, – тотчас же отозвался тот без удивления, точно ждал этого вопроса. – Сожалею, молодой человек, но фамилия у меня совсем другая.

– Тогда извините, – сказал Пико. – Спутал вас с одним знакомым.

– Ничего, – ответил предполагаемый Хуарес. Откусив половину сандвича, он неторопливо прожевал ее, запил пивом и добавил: – Это бывает. Вы вот, на первый взгляд, тоже мне напомнили – я знавал некоего Ретондаро, в столице. Похож на вас как две капли воды.

– Какое совпадение, – пробормотал Пико.

Он допил кофе и закурил. Тем временем Хуарес, покончив со своим завтраком, встал, расплатился с подошедшим мосо и направился к двери, бросив на Пико взгляд, который можно было истолковать как угодно. Пико видел через окно, как он остановился у выхода, сунул в рот черную итальянскую сигарку и принялся неторопливо похлопывать себя по карманам в поисках спичек с ленивым видом человека, которому некуда девать время.

Пико тоже вышел.

– Разрешите огоньку, – сказал Хуарес, когда он поравнялся с ним.

Пико протянул ему зажигалку, они пошли рядом, Хуарес долго и тщательно раскуривал на ходу свою «аванти».

– Я вижу, молодой кабальеро, – сказал он наконец, – что даже подполье не отучило вас от болтливости, привитой на юридическом факультете…

Пико смутился:

– Конечно, мне не следовало называть вашу фамилию вслух… Но я был просто поражен, – ведь Ларральде говорил мне, что вы в тюрьме!

– Ларральде – большой мастер рассказывать небылицы про своих знакомых, – усмехнулся Хуарес. – Про вас, например, он сказал, будто вы где-то в эмиграции. Вы очень спешите?

– Нисколько, – поспешил заверить Пико. Удивительно удачно, что он встретил этого человека! Интересный собеседник помогает коротать время, а дон Луис Хуарес был несомненно интересным собеседником. С ним, коммунистом, можно было отлично поспорить. Пико всегда предпочитал разговаривать с людьми, исповедующими взгляды, отличные от его собственных. Беседа с единомышленником никогда не доставляет такого удовольствия, как хороший спор с умным противником.

– Я совершенно не занят, сеньор Хуарес, – сказал он. – Если вы не против, зайдемте в парк, там в амфитеатре можно поговорить без помех…

Хиль познакомил их года полтора назад, но встречались они за это время всего раза четыре, может быть, пять – и всякий раз спорили. Однако сейчас Пико почему-то чувствовал, что е.му хочется не столько спорить, сколько советоваться.

Они сидели в пустой каменной чаше греческого амфитеатра, в пологой воронке, образованной концентрическими рядами скамей. Было уже довольно жарко, не по-весеннему припекало полуденное солнце. Внизу, на небольшой площадке сцены, ребятишки в линялых комбинезонах гоняли тряпичный футбольный мяч.