Кель

– Вы говорите слишком быстро. И я хотел вам задать совсем другие вопросы.

– А что вам интересует? Как из Ирольна попасть в Диэдарнис? Мы с Дианой в Розе Мира не сильны, это к директору.

– Я хотел спросить…

– Раз вас не интересует Роза Мира, то слушайте дальше. Среди разработчиков до сих пор не утихают споры, какой компилятор лучше. Например, ходят странные слухи о компиляторе от Intel. Говорят, в Петербурге один программист…

Что случилось в Петербурге, Мартышин так и не узнал. Из арки с веселым ревом вырулил светло-серый «Ламборджини Дьябло», сделал круг по двору и затормозил прямо напротив нашей скамейки.

В окнах показались головы любопытных. Тогда, в 1997-м, «Ламборджини Дьябло» считался редкостью и шиком даже в Москве. А у нас, в Тиглях, его видели только на календариках.

Из кабины водителя высунулась веселая белокурая голова в зеркальных солнцезащитных очках.

– Простите, – осведомился он, – это здесь проживает Диана Кель? Ага, теперь мне все ясно! Это вы и есть та самая Диана.

«Ничего тебе не ясно», – подумал Барсучонок.

Кель молчала.

– Допустим, это так, – ответил журналист. – А вы кто такой?

– Я социальный работник. Меня послали присмотреть за девочкой. Она живет без родителей, у нее могут быть проблемы в школе. К тому же в Тиглях много хулиганов.

Из открытого окно «Ламборджини» постукивала электронщина. Виктор с третьей попытки опознал Kraftwerk.

– А разве Диана не способна защитить себя сама? – осведомился журналист.

– Способна. Но ей нужна помощь, чтобы освоиться в нашем городе.

– Как вас зовут? – вступил следователь.

– Меня зовут Павел Гобзема. Будем знакомы.

– Социальный работник, значит.

– Да.

– Ну да, вашего брата и так называют, – процедил в усы бывший следователь.

– О чем вы?

– О команде нашего дорогого и любимого губернатора Адамковского! – взорвался Багрымчик. – Нам все отлично известно! Про Пацукова, который загреб себе все санатории и бывшие пионерские лагеря, даже те, что в руинах. Про сталиниста Щура, которого на милицию поставили. Он дурак дураком, конечно, но есть еще и Зарецкий. И именно Зарецкий всем командует. В обход областного совета!

– Ну, я в эту команду не вхожу, если что. Должность пока маленькая.

– Ваша должность называется «сын генерала»?

– А что плохого в том, что мой отец генерал?

– То, что вас, особистов, за версту видно.

– А разве вы, следователь Багрымчик, в Министерстве спорта и туризма работали? – осведомился Гобзема.

– Я – бывший следователь. Работал в следственном комитете. Теперь ушел в политику. И я узнаю особиста, какие бы документы он ни показывал. Вы что думаете, мы ничего не знаем? И на Пацукова, и на Щура, и на Зарецкого можно при желании знаете, какие дела завести? Даже в Москве дым пойдет.

Барсучонок слышал эти фамилии. Должностей, правда, не знал. Люди власти казались ему примерно одинаковыми фигурами в пиджаках. Эти люди сидят на совещании слева и справа от губернатора и внимательно его слушают.

К тому же его совершенно не волновали их должности. Их фамилии его не волновали тоже.

Его волновала одна-единственная фамилия – Кирунина.

Во-первых, потому что так называли Диану. А Диана значила для него больше, чем все Самди и Пацуковы, вместе взятые.

Во-вторых, потому что он вспомнил, где слышал эту фамилию.

И как только вспомнил, начал медленно, чтобы никто не услышал, отходить в сторону. Подальше от лавочки. Поближе к продуктовому магазину.

***

Продуктовый магазин «Крендель» занимал первый этаж кирпичной пятиэтажки. Позади него зеленый забор огородил небольшой закуток. В закутке громоздился целый лабиринт деревянных ящиков. Рядом – два ряда гаражей.

А за магазином улица Ланькова обрывается пустырем, заросшим дикими деревьями.

Этот пустырь тянется до самой реки. Из-за деревьев торчит полуразрушенная водонапорная башня. Но пространство там открытое. Спрятаться не получится.

Поэтому Барсучонок отступал к закутку. Там будет можно либо нырнуть в магазин, либо прошмыгнуть за гаражами.

Он не знал, что делать потом. Главное – уцелеть. А там что-нибудь придумаем.

Уже возле зеленого забора он оглянулся. И понял, что скрыться не получится.

Диана шла за ним. Она двигалась бесшумно и быстро, как положено профессионалу.

А те, кто на лавочке, продолжали свой спор. Под механическое пульсирование немецкой электронной музыки они сыпали генералами, особо уполномоченными и бывшими вторыми заместителями районного исполнительного комитета. Они так и не заметили, что их подопечные разбежались.

Диана бросила назад быстрый взгляд. Болтают. Потом обвела взглядом окна. Все чисто. Кто хотел, уже насмотрелся на «Ламборджини» и вернулся к обычным делам.

Кель достала из-за полы пистолет и, не сбавляя шаг, сняла с предохранителя.

Барсучонок побежал.

6. Запрещенный ролик

Это случилось год назад.

Надо сказать, что в 1998 году Интернет в нашем городе был очень медленным. Чтобы скачать две-три песни в mp3, нужно было сидеть целый вечер. А дисководов для записи CD-R не было даже в элитной тринадцатой гимназии.

Впрочем, в обычных школах тогда не было и Интернета.

Поэтому большие файлы носили по-старому, на дискетках.

И вот однажды зимой Геннадию Степановичу потребовалось срочно передать в двадцать первую школу что-то очень большое и важное. Это что-то занимало шесть дискет. А нести должен был Барсучонок. Его как раз утвердили лаборантом.

Дискеты были трехдюймовые и разноцветные: желтая, красная, зеленая, еще зеленая… Геннадий Степанович убедил директора, что именно яркие разноцветные дискеты нужны для педагогики будущего.

Барсучонок отправился в путь.

Стоял промозглый зимний день. Снег подтаял, ботинки прилипали. Барсучонок, однако, был абсолютно счастлив.

Выходные он обычно проводил за компьютером. Но пользовался любым шансом, чтобы побродить по городу вместо школьных уроков.

Вот и кольцо перекрестка с замерзшей клумбой посередине. Здесь заканчиваются Тигли и начинается Московский район. На той стороне дороги – сплошная застройка девятиэтажками.

Нужная школа спряталась там, во дворах. Барсучонок зашлепал через пешеходный переход. Вчерашний снег казался серым, словно газетная бумага. И таким же серым, газетным было все вокруг – небо, дома, машины и люди в тяжелых куртках.

Двадцать первая школа была самой обыкновенной. У нее не было охраны, и даже калитка не запиралась. Барсучонок вошел в сумрачный холл, сбил с ботинок снег, сдал куртку в гардероб и пошел на второй этаж.

Урок информатики шел полным ходом. Дети увлеченно рубились по сети в Duke Nukem. А за компьютером преподавателя сидел…

Вот это сюрприз!

…сам Алукадр Тришин!

– Ты что здесь делаешь? – спросил Барсучонок.

– Как видишь, играю.

А пока Алукард играет, у нас есть время немного про него рассказать.

Конечно, по паспорту он никакой не Алукард, а Максим. Но Максимов много, поэтому Алукард.

Алукарду Тришину шестнадцать. Он очень готический и знает наизусть весь «Пикник», «Агату Кристи», поздний Tiamat, The Cure и много других групп, чьи названия очень загадочны.

Правда, все впечатление от этих познаний портит его лицо. Физиономия Алукарда совершенно нетипична для байронического героя – здоровенная и красная, она напоминает огромный помидор, выращенный передовыми мичуринцами. Поэтому и кажется, что, несмотря на длинные волосы, черную одежду и серебряную пентаграмму на груди, Алукарду все-таки не до конца знакомы космическая скорбь и кладбищенская романтика.

Шохина как-то сказала, что в ее собаке больше готики, чем в Алукарде Тришине. На что Барсучонок ей ответил, что через десять лет Алукард будет собирать стадионы или завалит прилавки своим мощным творчеством. А собака как была собакой, так ей и останется.

Барсучонок познакомился с Алукардом в музыкальном отделе нашего универмага. Никто не помнит, кто из общих знакомых связал их вместе. Может, Шохина, а может, Siouxsie & the Banshees. Шохину Алукард грозился прибить. Поэтому пусть это будут Siouxsie & the Banshees.