Страница 28 из 61
Я попыталась сесть, но боль тут же пронзила голову и удержала меня на полу.
— Я не злюсь на тебя, Уэйн, — соврала я, чтобы успокоить его. Я контролировала голос, чтобы он звучал спокойно и ровно. — Но ты должен помочь мне встать. Мне нужно в ванную, а сама я не дойду.
— Ты просто знай, что я тебе ничего не сделаю.
Его тон был почти высокомерным. Как будто его возмущала даже мысль о физическом насилии, как будто это было ниже его достоинства.
— Я знаю, — солгала я, соглашаясь с его безумием. — Я не боюсь, Уэйн, но мне неудобно лежать так.
Он не двинулся с места, как будто не услышал меня. Он перевел взгляд с меня на окно, его глаза казались пустыми. Должно быть, он открыл шторы после того, как ударил меня.
— Я не смогу встретиться с тобой на работе в понедельник, — рассеянно сказал он.
— Ты запаниковал. Просто на секунду потерял контроль. Я понимаю.
Он моргнул:
— Правда?
— Да, — мягко сказала я.
— Я не должен был заставлять тебя это делать, — продолжал он. — Это неправильно. Я хотел, чтобы у нас все было по-другому. Не так. Никогда не хотел.
— Мы оба сейчас ведем себя не так, Уэйн. Я понимаю. Но ты чувствовал себя беспомощным. Это и моя вина отчасти. Я заставила тебя чувствовать себя плохим человеком. Но ты должен понять, Уэйн, что я делаю это со Скоттом только потому, что я в безвыходной ситуации. Я тоже поступаю неправильно.
Я снова попыталась пошевелиться, и снова боль пронзила мой череп.
— Единственный способ получить кого-то, это поймать его в ловушку, — сказал Уэйн дрожащим голосом.
— Это неправда. И, Уэйн…давай без мелодрамы.
Он зажег лампу на стене. Она была тусклой, не больше тридцати ватт. Точно такую я оставляла включенной на ночь, когда кормила грудью. Чтобы была возможность подойти к ребенку, не натыкаясь на мебель.
— Ты пойдешь в полицию? — спросил он.
— И что я им скажу? Я приехала сюда заняться сексом, потому что ты меня шантажировал, но ты зачем-то ударил меня по голове? Сомневаюсь, что они поверят.
— Ты можешь сказать, что я тебя изнасиловал.
— Но ты этого не сделал.
Он встал и опустился возле меня на колени. Как ни странно, хоть я все еще злилась на себя, на Уэйна, на всю эту ситуацию, страшно мне не было. Я смотрела на печальное извиняющееся лицо Уэйна и чувствовала только жалость.
Он осторожно подвел одну руку мне под шею, а вторую под плечи, готовясь поднять меня в сидячее положение.
— Мне так стыдно, — сказал он.
— Уэйн, — мягко сказала я. — Все будет хорошо, ты же знаешь. Обещаю, все будет хорошо. В понедельник мы сделаем вид, что ничего не было, и больше никогда не будем об этом говорить. Никто ничего не узнает.
Он закрыл глаза и торжественно покачал головой, словно сопротивляясь какой-то важной мысли. Как-будто он точно знал, что хорошо уже не будет. И что бы я ни говорила, на этом все не закончится.
Потому что иначе и быть не могло.
*
ГЛАВА 20
Я почти не помнила, как добралась домой. После того, как Уэйн помог мне сесть, боль в голове усилилась настолько, что мне пришлось снова занять горизонтальное положение и еще немного отдохнуть. Я то ли потеряла сознание, то ли заснула — не знаю точно — но позже проснулась, укрытая одеялом и в пустом доме. Я села в машину и поехала домой в Хоксхед. Чудо, что я добралась туда живой.
На следующий день я сидела на кухне у Петры, и она ругала меня за то, что я вчера вечером отказалась от ужина с Надин и Скоттом.
— А аура у тебя была?
— Какая аура? — непонимающе переспросила я.
— Ну, аура, — ответила она резко. — Затуманенное зрение, онемение лица, острая боль?
Я слегка пожала плечами. Сделала глоток апельсинового сока.
— Кажется, нет.
— Ну, тогда у тебя не было настоящей мигрени. У тебя просто болела голова. Ничего серьезного. Головная боль доставляет неудобство. Мигрень выводит из строя. Если бы у тебя была мигрень, ты бы сразу это поняла. Ты принимала ибупрофен?
— Конечно.
— Не помогло?
— Нет. Не помогло.
— Ты пробовала лежать в затемненной комнате? — спросила она.
Я чуть не рассмеялась. Вроде того, хотела я сказать.
— Нет, не пробовала, — ответила я. — Попробую в следующий раз.
Она подозрительно посмотрела на меня, не веря ни в какую мигрень. Она знала, что я без уважительной причины отказалась от ее ужина, и этот факт вместе с моим нежеланием посвящать ее в мои финансовые дела заставлял ее нервничать.
Петра просто обязана была все про всех знать.
Она выложила на гриль полоски бекона. Из сада донесся громкий вой. Обычно такой силы вопли заставляли ее бросать все дела и мчаться через весь дом в поисках их источника. А вдруг ее ребенок уже лежит с переломанными руками и ногами у подножия лестницы?
Она подняла голову, быстро взглянула в сторону сада и снисходительно прищурилась. Затем она вернулась к бекону и принялась укладывать ломтики теснее, чтобы запихнуть на решетку еще немного.
— Может быть, мне стоит сходить, проверить Клару? — предложила я.
— Там Винс.
— Но она сильно плачет.
— Ничего, жить будет.
Ополоснув руки под струей горячей воды, она рассказала, что ужин прошел не совсем удачно. Скоттом и Надин уехали слишком рано, на самом деле «довольно внезапно», после того как Скотт сослался на какую-то рабочую проблему, и умчался срочно ее решать. По тону Петры я поняла, что она чувствует себя оскорбленной.
Не успела я успокоить Петру заверениями, что Элиасы не хотели быть невежливыми, и, вероятно, случилось что-то действительно серьезное, как она резко сменила тему. Она сказала, что хотя у меня и не было настоящей мигрени, выгляжу я все равно плохо — усталой и бледной.
— У тебя что-то случилось? — спросила она.
Я изобразила удивление.
— Нет. Ничего серьезного. — Мои слова звучали неубедительно, а как вообще можно отвечать на подобные вопросы? — Я что, действительно настолько плохо выгляжу? Я думала, что со мной все в порядке. А зачем так много бекона?
— На шестерых. Имей в виду, Клара нормально есть не будет. Она встала рано утром, и пока мы спали, обнаружила в шкафу пончики, которые оставила Лиз.
— Нас будет шестеро? — удивилась я. — Кто это?
Петра нахмурилась:
— Ну, нас четверо… и Скотт с Надин, конечно. Я же говорила тебе, что они приедут на поздний завтрак.
Мой лоб мгновенно стал горячим:
— Нет, не говорила.
Петра, которая уже разбивала яйца в миску, остановилась, чтобы пересчитать на пальцах:
— Два для Винса, — сказала она, — два для Скотта… тебе одно или два?
Не сознавая, что делаю, я соскользнула с табурета и пошла за сумкой.
— Ты куда? — крикнула мне вслед Петра. — Ты же не уезжаешь?
«Конечно, уезжаю, — хотела сказать я. — Я ни за что здесь не останусь».
— Просто освобождаю диван, — слабым голосом ответила я. — Зря ты меня не предупредила, Петра. Мне сегодня не до светских бесед. У меня все еще болит голова и…
— Я же сказала тебе.
Ничего она не говорила. Иначе я бы не приехала. Конечно, я не могла сказать это вслух, так что пришлось сдаться.
— Я хреново выгляжу, — сказала я через мгновение.
Петра оставила свои дела и повернулась ко мне. Она улыбалась:
— Ты только что сказала, что с тобой все в порядке. Или ты беспокоишься, что подумает о тебе Скотт, да? Тогда расслабься. Он на тебя даже не посмотрит. Он вообще женщин, кроме жены, не замечает. Хоть голой перед ним скачи…
— Я имела ввиду Надин, — быстро ответила я. — Она всегда такая безупречная.
— Пойди умойся и накрась губы, если тебе от этого станет легче. Они будут через пять минут. Вообще не понимаю, что ты вечно суетишься. Я же говорила, они не снобы.
Петра продолжала болтать, но я уже не слушала. Мои мысли метались в поисках выхода. Я так сосредоточилась на плане побега, что не сразу заметила нервозность сестры. Ее щеки и шея покрылись красными пятнами, как при псориазе.