Кара отверженного

Но что он мог поделать? Герцог из древнего аристократического рода, ему предназначено исполнить долг, о котором много лет назад договорились его предки. Бессилие не дает ему права воли. Он должен делать то, что должен. Не в его силах изменить положение.

Вечером, когда солнце только начало заходить за горизонт, двор академии переполнили роскошные кареты, явившиеся за своими аристократичными выпускниками. Марио запахнулся в свое темно-серое пальто, глядя, как Льюиса встречают родители и младшие братья. Мальчишка выглядел таким счастливым и задорным, что наследник рода Андреасов невольно усмехнулся. Радость за друга успокаивала его и отвлекала от грядущего знакомства с Кристианом Дарроу. Льюис оглянулся, помахал ему, Марио помахал в ответ.

И тут во двор академии ворвалась сияющая карета, запряженная четырьмя великолепными гнедыми скакунами. Остановившись чуть ли не в полуметре от замершего юноши, скакуны исступленно заржали, и тут из повозки выскочил красавец-альфа. Богатая одежда, состоящая из нарядного черного камзола, усеянного золотыми пуговицами, и роскошного черного плаща, отороченного мехом горностая, указывала на несомненную знатность его положения. Ровные совершенные черты лица, красивая загорелая кожа, глаза пронзительно зеленые, словно настоящие изумруды, и густые пепельные волосы.

Марио внимательно разглядывал его, уже точно зная, что это и есть его муж, Кристиан Дарроу. Царственная внешность неодолимо приковывала взгляды окружающих, и даже шрам на виске не портил грозного впечатления. Его красота, несомненно, вызывала восхищение, и Марио поддался этому чувству, как многие другие до него.

Дарроу хмуро смотрел на него, кажется, догадываясь, кто перед ним:

– Это ты, Марио Андреас? – негромко спросил он.

– Да, я, – тихо ответил тот.

Изумрудные глаза пристально изучали его:

– Я слышал, омеги из твоего рода все сплошь сказочно красивы, но, видимо, мне не повезло.

Марио нахмурился. Он всегда одевался просто и скромно, не уделял должного внимания своему происхождению; отпускал волосы, которые теперь падали ему на лицо, скрывая прекрасные темно-синие глаза, ходил, ссутулив плечи, потому что горе не давало сил ходить прямо и гордо, как полагается наследному лорду. Он выглядел совсем не так, как ожидал Кристиан. И презрение не замедлило пустить свои корни:

– Твое лицо вызывает жалость, – мрачно сказал Дарроу. – Подними глаза! Какое никчемное создание!

– Я не намерен это выслушивать! – холодно сказал Марио.– Теперь мне придется измениться, так что нет нужды унижать меня.

– Измениться? – со смешком повторил Кристиан. – Таким, как ты, не дано покорить настоящего мужчину. Я никогда не склонюсь в твою пользу, это очевидно. Твое будущее предрешено, никчемное создание.

В этот миг Марио пришлось осознать одну простую истину: он не зря не хотел уезжать из академии. Неожиданно из кареты выпрыгнул спутник его мужа. Омега с длинными каштановыми волосами и тоненькими капризным личиком. В чрезмерно роскошном вычурном одеянии.

– Господин, когда мы вернемся? – недовольно заговорил он. – Я устал и хочу отдохнуть!

Кристиан положил руку ему на плечо и, нисколько не стесняясь Марио, жадно приник к его рту. Мальчишка тихо застонал, и Андреас отвернулся, чувствуя вскипающую ярость. Он знал, что это унижение никогда не покинет его, будет преследовать вечно и, в конце концов, отыщет путь возмездия. Спустя долгую минуту Кристиан холодно взглянул на мужа:

– Садись в карету. Мы едем в Магет, в мою летнюю резиденцию.

С трудом сдерживая порывы злости, Марио стремительно запрыгнул в салон, но прежде до него донеслись слова омерзительного мальчишки:

– Он похож на мышь, правда?

– Несомненно, – фыркнув, согласился Дарроу.

Надо ли говорить, что поездка, длившаяся целых четыре часа, стала для Марио самым жестоким испытанием за последние три года? Ледяные взгляды Кристиана приводили его то в ярость, то в отчаяние, ну а проклятая омега всячески изводила его, видимо, сходя с ума от негодования, что законным супругом Дарроу все-таки являлся Марио, а не он. Да, это путешествие надолго сохранится в памяти юного Андреаса. Если не сказать навсегда.

Глава 2

Кристиан Дарроу всегда с негодованием вспоминал о своем вынужденном браке. Он ненавидел всякого рода ограничения и впадал в ярость, когда ему что-то приказывали. Родители не внушили ему чувства долга и ответственности, с рождения во всем потакая мальчишке. Его никогда не наказывали; родитель-омега чересчур благосклонно относился к его не слишком порядочным делам, а глава семьи не уделял должного внимания воспитанию сына, всецело доверившись мудрости супруга.

В заключение, Кристиан вырос надменным, жестоким и эгоистичным молодым человеком с холодным умом и распутными привычками. С шестнадцатилетнего возраста он алчно покорял самых красивых омег королевства, нисколько не задумываясь о своем законном супруге. Нет, иногда его посещали такие мысли, но вызывали они отнюдь не раскаяние, а безграничное раздражение. Мужественная красота являлась для него совершенным оружием, с помощью которого он с легкостью достигал поставленных задач. Никто никогда ему не отказывал, потому что дьявольская привлекательность мгновенно лишала юных омег здравого рассудка.

Молодому герцогу Юлиану, как ни странно, удалось породить в его сердце какое-то смутное чувство привязанности. Это чувство нельзя назвать сильным и всепоглощающим, но, тем не менее, оно значительно превышало те ничтожные плотские порывы, которые он питал к другим омегам.

Их связь с Юлианом длилась уже полтора года – поразительное время для такого равнодушного молодого человека, как Кристиан. Наверное, эта омега и в самом деле отличалась от других. Возможно, невыразимо чувственным телом, страстностью в постели, чудесно сладкими стонами, или же… звериным коварством и хитростью.

Кристиан этого не знал. Но Юлиан неизменно доставлял ему удовольствие, огромное удовольствие, несравнимое ни с чем другим, поэтому связь между ними сохраняла жизнь. В тот день, когда они приехали за Марио, Кристиан испытал жестокое разочарование. Но вовсе не потому, что юноша выглядел скромным, тихим и некрасивым (его привлекали исключительно гордые, вызывающие, надменные и ослепительно красивые омеги), причина в том, что он осознал в Марио свою истинную пару.

Это поразило его, шокировало и привело в негодование. Его истинная пара – жалкое невзрачное создание, которое он презирал всем своим сердцем. Марио, по-видимому, ничего не почувствовал, запах Кристиана смешивался с густым ароматом Юлиана, поэтому юноша ни о чем не догадался. Но Кристиан хорошенько все осознал. И это осознание отнюдь не служило юному Андреасу на пользу. Дарроу возненавидел Марио. Да, возненавидел за то, что он – его истинная пара. Возненавидел его старое темно-серое пальто, ссутуленные плечи и волосы, рваными прядями падающие на лицо.

Эта ненависть, конечно, не имела никакого основания, но она жила и представляла для Марио серьезную угрозу. Кристиан нисколько не задумывался о его чувствах, о причинах, по которым он так странно выглядел; укорененная эгоистичность заставляла его думать исключительно о настоящем, хотя иногда прошлое имеет самое непосредственное значение.

Марио на удивление хладнокровно воспринял ледяное отношение Кристиана. Впрочем, нет, едва ли в этом было что-то удивительное. Юноша никогда не ждал от своего супруга чего-то сказочно прекрасного, с самого начала готовился к худшему и, видимо, не зря. Дарроу не питал к нему никакого уважения и, судя по всему, презирал настолько сильно, что даже не утруждал скрывать свою связь с Юлианом Шерри.

Поселившись в его дворце, Марио решил вовсе не привязываться к нему и принимать его отношение, или, вернее сказать, отсутствие всякого отношения, как должное. Кристиан, к счастью, совершенно не трогал его, встречались они лишь по утрам на завтраке и неизменно в холодном молчании. В отсутствие хозяина Марио наслаждался книгами, в которых не знал отказа, распоряжался домашними делами,– угрюмая решительность в голосе моментально подчинила ему слуг, которые в первое время язвительно поглядывали на него,– и с удовольствием ухаживал за садом позади дворца.