Время Перемен

— Не буду скрывать, дорогой Жерар: мы дружны с де Бризи, и я дорожу этой дружбой, как и вашей. Не будучи свидетелем конфликта, мне не хотелось бы вставать на чью-либо сторону. Что сделал де Бризи?

— Оскорбление. Слишком далеко зашёл со своими шуточками, — жёстко, почти грубо ответил де Сарвуазье.

— Да, его иногда заносит, но порой он шутит весьма остроумно и смешно. Всё же, я не хотел бы вмешиваться, при всём уважении к вам, при всём уважении.

Жерар прямо, не моргая, смотрел на соседа: спокойный, дородный, движения плавные, неспешные.

«Да и плевать на тебя. Такой секундант и минуты не продержится, случись драться, сам свалится, задохшись».

Молодой граф отчеканил:

— Как будет угодно, — развернулся и спешно направился к конюшне.

«Буду я ещё уговаривать всякого труса» — зло думал он про себя.

Слуга почти закончил с лошадью, но отшатнулся, когда хозяин вскочил в седло и резко повернул: животное даже слегка подпрыгнуло. Жерар дал шпор, уносясь прочь, не глядя на расступающихся холопов.

Его путь лежал ещё дальше на юг, через лес и мимо озера к модному, современному имению. Пришлось немного осадить коня: будет совсем плохо, если он падёт, да ещё и в такой день. Первая дуэль! Столько занятий, стараний, труда, и вот!

Де Сарвуазье нравился Сигизмунд, но это был последний человек, кого можно представить на роль секунданта. Тем горше ехать к нему и просить.

На красивой полянке, перед изумительным домом без ограды, хозяин рисовал что-то, сидя в кресле и периодически поглядывая на здание.

Он вскочил на ноги, увидев Жерара:

— Друг мой, какими судьбами? Пройдёмте в дом! Вина? Эля? — завидев серьёзное лицо товарища, он молча пожал протянутую руку и в тишине сопровождал, пока молодой граф вёл до коновязи своего скакуна. Затем они вошли в просторную, светлую гостиную. Белая скатерть, лёгкие тонконогие стулья. Хозяин велел подать вина и спросил:

— Так что стряслось? На вас лица нет.

— Не буду ходить вокруг да около, Сигизмунд: мне нужен секундант.

— Де Бризи допёк-таки вас, да? Этот острослов никогда не мог вовремя остановиться, — он задумчиво вертел бокал в руке.

— Видите, вы сами всё поняли, так воздадим наглецу по заслугам! Что скажете, друг?

— Наглец, всё так: я не хожу к нему именно поэтому — чтобы избежать подобных ситуаций. Ведь фехтовальщик из меня никудышный, в отличие от вас, лучшего клинка округи. Сколько турниров на вашем счету? Два? Три?

— На сей раз оскорбление тяжкое, я пойду в любом случае, хоть бы и один, — Жерар отвернулся и твёрдо, упрямо посмотрел в окно.

Пауза, тишина, Сигизмунд сел за стол, подпёр лоб рукой, выдохнул и выдал:

— Я помогу вам, друг мой. К счастью, секундантам редко приходится драться… Вот только, — опять пауза, он всё не решался продолжить.

— Что? Говорите же наконец.

Сосед ответил, стесняясь:

— Вы можете показать мне пару приёмов? Я довольно давно не держал в руках эспады…

— Конечно, о чём речь? Берите оружие и за мной, — Жерар порывисто вышел из дома, достал клинок, принял стойку, взмахнул пару раз: привычные, отточенные годами движения. Нужно понять уровень мастерства соседа и уж тогда решать, какие приёмы ему лучше показать.

Вышел Сигизмунд с довольно короткой и тяжёлой эспадой в руке, сошёл с крыльца:

— Я готов.

— Примите стойку, — де Сарвуазье отошёл назад, давая пространство.

Сосед поднял клинок и выставил правую ногу вперёд: рука слишком далеко от центральной оси, ноги слишком сильно опираются на пятки, чуть не врыты в землю.

— Сделайте укол в грудь.

Сигизмунд выполнил тычок — короткий, скупой, без доработки ногами, и слишком сильно отвёл лезвие в сторону после. Дальше смотреть никакого смысла: перед ним дилетант. Но, чтобы явно не обижать соседа, молодой граф испытал его ещё раз:

— Теперь укол в живот.

Он сделал ещё выпад — неуклюже, как-то сбоку, долго целясь…

— Не опирайтесь так сильно на пятки и встаньте чуть боком, выведите руку с клинком немного вперёд.

Сигизмунд послушно выполнил команды и застыл. Де Сарвуазье казалось, он сейчас упадёт, так неуверенно стоял этот единственный, кто согласился быть его секундантом.

— Знаете, друг мой, пожалуй, вы правы: оно того не стоит. Поскачу к Антуану и улажу всё дело миром. Раз он такой грубиян, пусть пьёт в одиночку, вот и всё, — весело сказал Жерар.

— Правда? Это было бы замечательно: худой мир всегда лучше хорошей войны, — сосед так и застыл в позиции, провожая взглядом друга, отвязывающего коня и взбирающегося в седло.

Удар вожжами, шпоры, и он унёсся обратно по дороге, уже чуть спокойнее рассуждая: «И правильно я его не взял, лучше уж выйду один. Случись ему драться — это верная смерть. Если де Бризи дорога честь, сразится со мной без секундантов».

Солнце поднималось всё выше и обещало знойный день. Предстояло сделать ещё кучу вещей сегодня: проверить оружие и одежду, выспаться, не переесть, не перетренироваться, каким-то образом успокоиться и одному добраться до места.

***

Назойливое солнце грозило пропечь Рода, что баранью ногу на углях. Он благодарил судьбу за простую одежду. Доспех носить больше не нужно: даже через столько лет старый слуга отлично помнил, каково это — стоять под таким же солнцем и потеть в шлеме, кольчуге, поддоспешнике, исподнем, с кучей навьюченного на себя оружия среди таких же, как и он, ждущих боя. Не спеша отхлебнув воды из фляги, Род продолжил смотреть, как молодой господин ужом вертится на лужайке.

«Всё неймётся ему. Лучше успокоился бы, или в дом пошёл, не то пересохнет до боя».

Старый слуга чуть подвинулся на лавке, чтобы тень от бани хоть немного прикрывала спину. Минуту спустя рядом тяжело опустился Людвиг, снял было простую крестьянскую шапку, но, обнаружив, что солнце светит прямо в темечко, надел вновь, упёр локти в колени и шумно выдохнул.

Род дал ему немного отдышаться и начал спрашивать:

— Рассказывай, что узнал?

— Лис, тебя, как всегда, не обманешь. Этот де Бризи действительно упражнялся вчера и сегодня, но с арбалетом, представляешь? Я сначала не понял: дуэль же на клинках. А потом меня как по голове огрели! — чуть громче, чем нужно, воскликнул Людвиг.

— Тише. У землемера был? — Род продолжал смотреть на лужайку, не проявляя эмоций.

— Не стал с ним разговаривать. Понимаешь, как увидел, сразу чуйка сработала: нельзя.

Слуга требовательно глянул, крестьянин поспешил разъяснить:

— Но заприметил я один трактир, где землемер этот завсегда ошивался, дай думаю, зайду, вдруг чего узнаю? И верно — разговорил пьянчугу одного, так он мне поведал, что шептался о чём-то благородный с землемером. Не раз шептался. По описанию — точно де Бризи. И трактирщик подтвердил после. Поиздержался я, Лис. Последние гроши потратил, на что теперь жить? — он театрально снял шапку и посмотрел в небо, будто хотел найти там ответ.

— С грошами завтра решим, понял? Небось, протянешь до утра-то, не помрёшь с голодухи. А с трактиром ты это хорошо придумал, хитро. Дуй отсюда, завтра к обеду найди меня.

Крестьянин ушёл. Чуть погодя и Род поднялся с места, зашагал к конюшне. Один из конюхов, Жюльен, сидел внутри и вычёсывал лошадь. Конюх услышал шаги и оглянулся на подошедшего слугу, продемонстрировав страшный оскал: половины зубов у него не хватало, а челюсть сильно искалечили, смяли, и срослась она как попало. Зато рука была тверда. И ещё он уважал Лиса, как любой брат-солдат уважает товарища по оружию.

— Всё подтвердилось, Жюльен. Ты готов?

Конюх ответил, с трудом двигая челюстью, немного присвистывая и произнося слова, будто одновременно жевал:

— Угу. Ты обещал. Нагрудник и топор. Где они?

— Ближе к ночи, сейчас особо не суетись. Напарник-то твой где? Хочу и его предупредить.

— Харт? Сам как думаешь?

— Опять в другую деревню умотал? Или в сарае развлекается?

— Нет. Новое место. У ручья. Рядом с опушкой. В кустах, — он говорил с паузами. Больше двух слов подряд давались ему тяжело.