Страница 21 из 26
В ее тюрьме все было просто и знакомо. Свобода не дала ей ничего кроме страха и чувства полного бессилия перед тем, что лежало за бетонным забором. Все здесь было не так: машины, ездящие с чудовищной скоростью и шумом, женщины, не покрывающие головы и оголяющие слишком много тела, речь, к которой нужно было привыкать, Баюн, который позволял себе кричать и высказываться, и это в отношении нее — царицы… За тридцать три года Василиса привыкла к поклонам и вежливости, пусть даже чисто формальной, но все-таки. Здесь никто не спешил признавать за ней ее регалий. Отдушиной стала Варвара. Хранительница архива оказалась доброй женщиной, выглядевший лет на пятьдесят. Руки у нее были полные и мягкие, улыбка ласковой, глаза спокойными, походка плавной, а ее слова вселяли в Василису уверенность. На территории Конторы она носила сарафаны без пояса поверх рубахи и никогда не покрывала головы. Тяжелая длинная русая коса с проседью падала ей за спину и чинно качалась в такт шагам своей хозяйки. Из рассказов Елены, которые Василисе периодически приходилось выслушивать, Василиса знала, что Варвара была замужем за обычным мужчиной, что он давно умер, но она осталась верна его памяти и больше никого к себе не подпускала. Варвара не казалась одинокой, но Василиса была восприимчива к чужим чувствам, и в глубине её глаз, и в морщинках вокруг губ ей чудились усталость и печаль, и давняя затаенная боль…
Варвара потихоньку рассказывала Василисе о Мире, учила пользоваться деньгами (в бытность царицей Василисе ни разу не пришлось ни за что расплачиваться самой) и тем, что здесь называлось техникой, помогала с одеждой. Но она не могла тратить на нее слишком много времени, а у Василисы все еще было слишком много вопросов, на которые ей не у кого было получить ответы. В некоторой степени вылазки с Кощеем на эти вопросы отвечали, но на месте одного сразу появлялось два новых.
С Кощеем у них установилось что-то вроде вооруженного нейтралитета. Кощей вел себя отстраненно вежливо. Он не вспоминал о том, что было, не задирал ее, не наставлял, никак не комментировал ее многочисленные промахи. Осадил несколько раз, когда она попыталась съязвить, простым, но веским «довольно». К середине второго месяца Василиса начала позволять себе задавать ему вопросы, на которые он неожиданно стал отвечать. И если бы ее не терзало чувство вины за то, что она вот так легко беседует со своим врагом, то, пожалуй, она могла бы получать от их разговоров удовольствие.
Она не простила Кощея. Просто позволила себе принять его присутствие рядом, в конце концов, она сама сказала, что у него нет власти над ней, а позволить прошлому отравлять ей и новую жизнь значило бы как раз обратное. «Настоящие светлые не позволяют себе дурных чувств и эмоций, — говорила ей когда-то Яга, — не питают себя ими, ибо так становятся темными». Василиса была светлой ведьмой и планировала такой оставаться.
Она все еще предпочла бы, чтобы его не было здесь. Тогда бы все было намного проще, и ей не пришлось бы каждый день отвечать на вопрос о том, вправе ли она простить и забыть или нет. И да, где-то в глубине души она все еще боялась его.
— Номер сорок восемь. Амулет в виде клубка змей со вставкой из арабского оникса… Василиса, ты пишешь?
Василиса вздрогнула и подняла глаза.
— Пишу.
— Мне бы хотелось сегодня закончить эту работу.
— Все двести девятнадцать предметов? — в ужасе округлила глаза Василиса.
— Именно, а зачем затягивать? Тем более, на выходных меня здесь не будет, а на следующей недели я вряд ли смогу найти свободное время, — Кощей потер запястье, что делал очень часто. — Но если ты устала, я могу сделать все сам. Иди.
— Нет, — Василиса выпрямилась, тряхнула головой. — Это и моя работа тоже.
Кощей пожал плечами:
— Что ж, каждый вправе сам испортить себе жизнь. Отдохни, я поднимусь, раздобуду чая. Тебе взять?
В подвале было сыро и прохладно и если честно, Василиса давно продрогла, да и в горле пересохло. Но чтобы Кощей носил ей чай — это было уже слишком.
— Я схожу с тобой, — ответила она, поднимаясь со стула и успешно игнорируя затекшие ноги.
Не только чай, но и чайник в Архиве можно было найти в нескольких местах, но единственным доступным сейчас, после окончания рабочего дня, был читальный зал. За окном разыгралась непогода, дул сильный ветер, его шум и свист были хорошо слышны в здании, окна были старыми и легко пропускали звуки. Фонари за окном хорошо освещали читальный зал, и Василиса не стала включать общий свет. Она щелкнула кнопку чайника, покопалась в верхнем ящике стола, где Варвара хранила съестные припасы, нашла коробку с печеньем. Задумалась над тем, стоило ли предложить его Кощею, обернулась в его сторону. Он стоял в рамке громадины панорамного окна, спрятав руки в карманы брюк, и смотрел, как склоняются на ветру в темноте ветки берез. Черный профиль резко выделялся на фоне шторма, и Василисе вдруг подумалось — отчего-то тоскливо, а не злорадно, — что он тут не к месту. Будто могло быть во всех мирах место, где Кощей пришелся бы кстати.
Оба они были изгоями в этом Мире.
Жестяная коробка с печеньем холодила руки.
***
— Он все время трет запястья, — вздохнула Василиса, когда на следующий день пила травяной отвар в кабинете у Варвары. — Это невыносимо. Что у него там?
Варвара нахмурилась и цепко посмотрела на Василису. Обсуждать с ней Кощея Василиса не любила. Отчего-то Варвара его очень уважала и всегда отзывалась о нем исключительно положительно, а это было вовсе не то, чего хотелось девушке. С другой стороны Варвара всегда говорила, что думала, не боясь обидеть ее, а Василиса умела ценить подобное.
— Это не моя тайна, — сказала она, — но все все равно знают, наверное, и тебе лучше знать.
Она отставила чашку, и Василиса последовала ее примеру. Варвара сделала глубоких вдох, прежде чем начать.
— Впервые я увидела Кощея в замке своего отца. Граница между Навью и морским царством в некоторых местах довольно условна, и иногда он появлялся у нас во дворце, чтобы разврешить возникшие вопросы. Кощей тогда был молод, красив, статен, обладал несметными богатствами и невероятной силой. Никто не рисковал идти против него напрямую. Он был скор на расправу и славился дурным характером. Чуть что хватался за меч и не гнушался то и дело напоминать своим подданным о том, что их место на коленях. И вот около трехсот лет назад он женился. Ее звали Марья Моревна. Мой отец в некотором роде является поданным Кощея, и нам прислали ее портрет, чтобы мы знали, как выглядит царица. Портрет передавался из рук в руки и обсуждался с особым тщанием. Невероятной красоты была женщина. Оставалось поскрипеть зубами и смириться. Их брак продлился пять лет.
Варвара замолчала, сделала глоток отвара, посмотрела в окно. Василиса не торопила, она пыталась представить себе женщину, которая добровольно пошла замуж за царя Нави. Или, быть может, она была той несчастной, кого ему удалось принудить к браку? В это верилось больше.
— Через пять лет он пропал, — обрубила Варвара, выдергивая Василису из ее мыслей. — И его не было почти десятилетие. А потом вернулся, но уже был другим. Он объявился во дворце отца, чтобы заключить договор о границах, хотя раньше предпочитал решать все подобные вопросы силой. На него было страшно смотреть. Напоминал восставшего мертвеца. Словно что-то выпило из него все соки, саму жизнь. До морского царства новости доходят не то чтобы очень быстро, мы узнали о случившемся через пару лет. Моревна сковала его и держала в цепях все десять лет, пока ее очередной любовник случайно не обнаружил его и по незнанию не напоил водой. Говорили, что Кощей забрал жену в Навь, но этот царевич трижды крал ее оттуда, а на третий раз и вовсе ранил Кощея, и тот отпустил их. Так вот, Василиса, на запястьях у Кощея шрамы от железных кандалов. Должно быть, он до сих пор чувствует боль. Такое бывает иногда, память тела сложно обмануть.