Люблю тебя врагам назло

Только я смирилась с буквами в математических задачках, как алгебра преподнесла мне очередной сюрприз: символы. Корни, интегралы, логарифмы – я чувствовала, что схожу с ума.

В общем, доходило до меня туго, и новую тему, признаться честно, я пока совсем не понимала. Надо будет разобрать все заново с репетитором, а потом еще самостоятельно посидеть над этим материалом пару часов.

В классе поднялось несколько рук. Как всегда, Баширов и Корчагин. Они у нас математические гении. Наверняка слету все поняли. Не то, что я.

– У вас уже есть несколько оценок, – покачала головой Людмила Юрьевна. – Давайте дадим шанс другим.

Учительница принялась внимательно рассматривать классный журнал, а я молилась, чтобы она не вызвала меня. Жутко неприятно в нерешительности стоять у доски и невнятно блеять черт знает что.

– А давайте пригласим к доске Калашникова, – наконец сказала она, отрываясь от журнала. – Ярослав, тема новая, поэтому я буду тебя направлять, не переживай.

– Людмила Юрьевна, зачем так жестоко? – насмешливо поинтересовался Баширов. – Это его первый выход к доске. Кому приятно начинать с позора?

Учительница сверкнула жестким взглядом в сторону Игната, и парень, ухмыльнувшись, стал что-то писать в тетради.

Ярослав лениво поднялся и вразвалочку подошел к доске. Открыл пособие по ЕГЭ и несколько секунд сосредоточенно смотрел на задание. Затем он решительно схватил мел и переписал пример на доску.

Я потянулась к ручке, открыла тетрадь и начала записывать дату и номер задания. Торопиться было некуда. Наверняка Калашников долго будет мучиться с решением. Лично мне степенные функции показались очень замороченными.

Каково же было мое удивление, когда, подняв глаза на доску, я увидела на ней кучу непонятной писанины. Калашников яростно строчил решение, и, казалось, его руки не успевают за быстрым потоком мыслей.

Людмила Юрьевна тоже выглядела изумленной. Ее тонкие брови были приподняты, а взгляд внимательно скользил за надписями, появляющимися из-под руки Ярослава.

– Эм… Я не понял, а почему после третьего действия пропадает знаменатель? – вытянув голову вперед, спросил Паша Корчагин.

– Производная подлогарифмического выражения равна единице, поэтому данная скобка ни на что не повлияет, – спокойно пояснил Ярослав и вскоре записал получившийся итоговый результат.

Я внимательно всматривалась в пример, понимая, что Калашников пропускает много действий, которые, видимо, кажутся ему примитивными, и записывает только ключевые моменты. В итоге его решение стало короче раза в два. Он справился с заданием за считанные секунды и вопросительно посмотрел на учительницу.

– Превосходно, Ярослав! – в замешательстве произнесла Людмила Юрьевна, все еще бегая взглядом по доске, будто пытаясь понять, в чем подвох. – В предыдущей школе вы уже проходили эту тему?

– Нет, но тут же ничего сложного, – пожал плечами парень.

– Спасибо, садись. Отлично, – оправившись от шока, произнесла учительница. – Кто следующий?

Ярослав проследовал на свое место. И вдруг я осознала, что пялюсь на него, широко открыв глаза. Я не успела отвернуться, и он, заметив мой взгляд, улыбнулся уголком рта.

Мне стало стыдно. Если честно, из-за того, что Калашников был из детдома я решила, что его уровень знаний гораздо ниже, чем у меня и моих одноклассников. Так же считал и Баширов, который кинул обидный комментарий перед выходом Ярослава к доске. Но этот парень натурально утер нам всем нос. Даже Паша не поспевал за ходом его решения.

"Вот это да! Откуда он такой умный?" – подумала я, стараясь побыстрее переписать решение Калашникова, чтобы потом изучить его дома.

После урока я хотела подойти к Ярославу и выразить ему свое восхищение. Наверняка ему было бы приятно. К тому же это был бы хороший повод продемонстрировать ему, что я дружески настроена.

Однако сразу после звонка Паша Корчагин прицепился к нему, как клещ. Он нервно тыкал пальцем в тетрадь по алгебре и бесконечно поправлял очки на носу. Ярослав тоже выглядел заинтересованным и впервые за все время не обращал внимания на Наташкины мечтательные взгляды.

– Его сексуальность просто безгранична! – вновь завела свою шарманку Одинцова.

– Наташ, у тебя сегодня доклад по истории, сосредоточься на нем, – ответила я.

– Какая тут история, – отмахнулась она. – Как ты думаешь, там, в детдоме, у него есть подружка?

– Откуда я знаю? Подойди да спроси! – аккуратно раскладывая вещи на парте, сказала я.

– Я боюсь, Алис. Серьезно. Как в пятом классе, коленки трясутся, – призналась она.

– Наверное, уж кто-нибудь у него есть, – задумчиво ответила я. – Он вроде симпатичный.

– Симпатичный?! Да он Аполлон!

– Ну Аполлон был светловолосым богом, а Калашников темненький, так что…

– Алис, будь другом, подойди к нему, прощупай почву, узнай, свободен ли он, – Ната вцепилась в мою руку, умоляюще глядя на меня.

– Ты что с ума сошла? – я возмущенно покачала головой.

– Ну что тебе сложно? Ты все равно хотела к нему подойти пообщаться. А потом между делом и узнаешь про девушку, – не отставала Наташа.

– Ладно. Я постараюсь. Но обещать не буду, если только разговор зайдет, – нехотя согласилась я.

Мне было немного стыдно, что я шарахалась от Ярослава, как от огня. А помощь Одинцовой была бы дополнительным стимулом, чтобы наконец начать общаться с ним.

Возможность поговорить представился только после уроков, потому что на всех переменах Паша ни на секунду не отставал от своего соседа, а тот особо не возражал.

В конце дня я старалась не упускать Ярослава из виду, чтобы одновременно с ним выйти из школы. Я держалась чуть позади, когда он шел в раздевалку, и заняла соседнюю с ним скамейку, чтобы переобуться. Парень собирался молниеносно, поэтому я очень торопилась, чтобы он не успел уйти из школы.

Когда я следом за ним вылетела на крыльцо, он резко остановился и повернулся ко мне, сверля прямым взглядом.

– Ты что, преследуешь меня? – с усмешкой поинтересовался он.

– Что? Нет, конечно… – стушевалась я.

– Точно говорю, это называется преследование. Ты кралась за мной от самого кабинета физики – заявил он, медленно спускаясь по ступенькам.

– Что ты о себе возомнил? – тряхнула я головой и быстрым шагом двинулась в сторону дома.

Сложно общаться с человеком, который все время смотрит на тебя то с вызовом, то с издевкой.

– Подожди, Малыгина, – послышался за спиной его ироничный голос. – Я же совсем не в обиде! Я бы жизнь отдал, лишь бы за мной почаще следили такие красотки, как ты. Клянусь.

Ну вот! Я опять краснею. Да что же это со мной?

– Слушай, я не следила, я просто подбирала момент, чтобы… Чтобы поговорить, – ответила я, повернувшись к нему.

Калашников нагнал меня и неспешно зашагал рядом.

– О чем бы ты хотела поговорить? – спросил он.

– О том, что мы рады тебе в нашем классе и… – я набрала побольше воздуха в легкие. – И мы все хотим узнать тебя поближе.

– Ой, какая ты ужасная актриса, Малыгина, – раздался его хриплый хохот.

Он смеялся беззлобно, но мне все равно стало неловко.

– Ты мне не веришь? – я покосилась на него.

– Конечно, нет. Никто из вас мне не рад. Но это ничего. Я бы тоже не был в восторге от детдомовского говнюка в своем классе, – весело заявил он.

– Ты не… Я так про тебя не думаю.

– Ну хватит обо мне, – он картинно взмахнул рукой. – Расскажи о себе, Алиса Малыгина. Какая ты?

Его вопрос ввел меня в ступор.

– Ну не знаю… Мне семнадцать, я учусь в этой школе с первого класса, у меня две старшие сестры, – начала я.

– Нет-нет, это не то, – перебил меня Ярослав.

– Не то? – растерянно спросила я.

– Расскажи, какая ты из себя. Что тебе нравится? О чем мечтаешь? Что тебя волнует?

Я подняла на него глаза. Казалось, он говорил серьезно.

– Больше всего на свете мне нравится поэзия, – призналась я.

– Вот, – одобрительно закивал головой Ярослав. – Ты очень хорошо рассказывала стих на литературе.