Страница 7 из 13
Серега только глаза закатил, представляя масштаб работы.
– И еще. – Илья потряс в воздухе пустыми протоколами допросов. – Труп с насильственной смертью имеется, а показания отсутствуют. Пора бы уже нам с тобой кого-то серьезно допросить.
Глава 4
Всю свою жизнь, а прожил он немало, Игорь Семенович Ляпов занимался камнями. Не теми, которыми тротуары мостят или из которых дома строят. А теми, что сверкают в обрамлении благородных металлов на шеях прелестниц – так он любил называть женщин. Или в мочках их ушей.
Он был ювелиром. С юности. Выучился этому прибыльному делу в тюрьме, куда угодил по малолетке за грабеж с отягчающими. Соседом по нарам был сынок знаменитого ювелира, тоже сотворивший что-то такое страшное, что именитый папа не сумел его от тюрьмы отмазать. Или не захотел. Может, решил, что когда сынок на нарах, ему так спокойнее. Потому что сынок, по слухам, принялся фамильное ремесло осваивать и у папы камни и металл подворовывать.
Так вот о чем это он…
Игорь Семенович на мгновение оторвался от созерцания подпорченного зимними заморозками газона. Перевел взгляд на настенные часы – громоздкие, с мощным маятником и громогласным боем. Он уже час сидит и смотрит на улицу? Час времени потерял, вспоминая свою жизнь? Непозволительная роскошь, если учесть, сколько ему осталось. Врачи неделю назад очертили ему рубеж в полтора года. Но он чувствовал, что уйдет раньше. Не осталось вовсе ни сил, ни желания. Болезнь изъела его тело, лишила его пальцы ловкости. Он почти не мог больше заниматься любимым делом. А без этого какая жизнь!
– Гоша… – позвал его тихий, почти бестелесный голос от двери. – Может, покушаешь?
Это была Нюша. Его любимая Нюша – верная спутница на протяжении последних тридцати лет. Начинала в его доме прислугой, доросла до жены. Нет, официально они так отношения и не оформили. Но всем он ее представлял как свою жену. И называл ее супругой. Не иначе.
Узнав о его болезни, Нюша проплакала три дня. Потом сказала, что на этом свете не задержится и уйдет следом за ним.
– Ты же здорова, милая, – смотрел он на нее с нежностью. – И молодая еще. Тебе еще жить и жить!
Нюше было сорок шесть. Подобрал он ее тридцать лет назад на вокзальной платформе, куда она прибыла с котомкой нехитрых пожиток и справкой об освобождении. Отсидела десять месяцев за нанесение тяжких телесных повреждений своему отчиму, вознамерившемуся залезть к ней в трусики. Отчим заявление на нее писать отказался. Но его сломанные ребра, перебитый нос и откушенное ухо судьи сочли превышением мер самообороны. И Нюшу осудили. Возвращаться домой после наказания ей мать запретила. Вот и прибыла она в столицу в поисках лучшей доли. А тут он – только из электрички вышел.
Ездил землю себе присматривать для строительства собственного дома. Участок подобрал, предварительно оформил в местном поселковом управлении, предоплату внес. Шел по перрону счастливый, молодой, сильный. И едва не наступил на девчонку, сидевшую на корточках. У нее ремешок от туфли оборвался, она присела его поправить. Она глаза вскинула: злые, красивые. И он пропал.
Присел рядом. Помог ремешок починить. Разговорил ее. Сразу же понял, что с ней что-то не так. По вещам, по взгляду, по тому, как она настороженно озирается. Спросил о планах. Их не было. И пригласил к себе в дом помогать по хозяйству.
Дома на тот момент, правда, еще не было. Была квартира на окраине. Но большая, просторная, требующая ухода. И работал он много. Иногда по двадцать часов от стола не отходил, когда заказ важный выполнял. Помощник ему был точно нужен. Эту неприкаянную девчонку судьба ему и вручила.
Аня, Анечка, Нюша…
Ему тридцать шесть, ей шестнадцать. У них сразу закрутилось. Но Игорь держал ее все время на расстоянии. И, переспав с ней на ее койке, сразу уходил в свою комнату. Это потом уже, когда Нюша верность свою доказала, он начал называть ее супругой – и никак иначе. И даже позволил в его спальню перебраться.
– А что у нас есть покушать, Нюшенька? – Он тепло улыбнулся своей гражданской супруге, застывшей в дверях террасы.
– Твои любимые биточки с капустой. – Она смотрела устало, грустно. – Кисель овсяный. Полезная штука, Гоша.
– Хорошо. Давай покушаем. Только вместе. И на улице. Идет?
Лишь на мгновение скользнуло по ее лицу недовольство. И он его понимал прекрасно: таскаться с тарелками с кухни на улицу, а потом обратно. От порога задней кухонной двери до беседки, где он пожелал позавтракать, метров пятнадцать. Не абы что, но все же расстояние. Нюша тоже уже не девочка, сорок шесть ей. И рядом с ним ей если и не сложно, то и нелегко. Он брюзга, любит ругаться матом, неаккуратен в быту. Теперь вот еще и болен. И доходы упали.
Ничего, не надорвется. Мстительная мыслишка неожиданно ему понравилась, и он планов – позавтракать на улице – не отменил.
Перебравшись в беседку, сел лицом к дому и принялся внимательно наблюдать за Нюшей, толкающей столик на колесах по газону. Губы плотно сжаты, движения скованны. Взгляд не отрывается от тарелок, норовящих соскользнуть с узкой столешницы. Чего он, правда, блажит? Поел бы в кухне. А тут потом посидел, соловьев послушал. Не надо ее так напрягать и нервировать. Ей ему еще глаза закрывать.
– Посиди со мной, милая, – попросил Игорь Семенович.
Нюша только-только переставила тарелки со столика на колесах на круглый стол, диаметром в полтора метра, выполненный из натурального камня.
– Некогда мне, Гоша. Уборку еще не начинала. А дом велик. Целый день провожусь. Ты покушай, потом позови, я уберу.
Не дав ему возразить, она быстро ушла. Глядя ей вслед на ее тонкую, не потревоженную ни одной беременностью, талию, Игорь Семенович впервые подумал, что Нюша его еще очень-очень молода. И не только в сравнении с ним. А вообще…
Что это за возраст для женщины – сорок шесть лет? Вообще не годы. Ноги, бедра, шея – все в полном порядке, без жира и складок. И Веня Стропов, пару дней назад наведавшийся к нему по делам, очень сальными глазами смотрел в вырез ее кофточки. Глубокий вырез, грудь было видно почти до половины.
Он вдруг почувствовал что-то вроде укола ревности. Покатал в голове это неприятное чувство и еле сдержал себя, чтобы не рассмеяться. Ему сколько? Семьдесят шесть? А осталось сколько? И ревновать сейчас Нюшу к кому бы то ни было – не просто глупо, а идиотически неверно.
– Нюша! – громко крикнул ей вслед Игорь.
– Да, милый.
Она резко обернулась, рассеянно глянула. Руки привычно спрятаны под передником. Ноги в домашних матерчатых туфлях нетерпеливо переминаются. Как у молодой кобылки, подумал он тут же. Ей бы гарцевать да гарцевать, а она свою молодость на него – старика – убила.
– Я люблю тебя! – крикнул он ей. – Ты самое лучшее, что случилось в моей жизни.
И про себя добавил: после камней…
Она коротко улыбнулась и ушла в дом. Он взял в руки вилку и нож.
Еда была пресной, потому что готовилась совсем без соли и специй. Таковы были требования врачей. Кое-как проглотив биточки и запив их мутным киселем, он с облегчением отодвинулся от стола и поморщился. Ел только, чтобы Нюшу не обидеть. То, что в последнее время для него готовилось, невозможно было есть. Силос! Отрава!
Телефон в кармане его старой бархатной куртки запел дурашливую блатную песню. Веня звонил. Стропов.
– Привет, старина, – поприветствовал его Веня.
– Здравствуй, дорогой. Ну так что? Жду, жду тебя, а ты…
– Гоша, пока все отменяется, – нехотя признался Веня и принялся расстроенно вздыхать.
– Что так?
Игорь Семенович выудил из подставки зубочистку и воткнул ее в рот. Невзирая на тюрьму, возраст и болезни, зубы он сохранил.
– Кое-что не сложилось.
– Ты говори, говори. Я, вообще-то, дела отложил. Жду тебя с заказом, – соврал Игорь Семенович, ухмыляясь. – А тебя все нет и нет.
– Не знаю, что с этим заказом делать, Гоша. Если только ты не согласишься все это дело сотворить по эскизам.