Страница 2 из 20
– Мама! Как ты не понимаешь? Мы любим друг друга и у Лели будет ребенок от меня! И до меня у нее не было мужчины! Я первый, понимаешь?! Я был у нее первым!
И Николай очень хорошо запомнил, что тогда ответила сыну женщина, с романтическим армянским именем означающим «любовь»!
– Какая разница каким по счету ты был?! Какая к черту «любовь», какой ребенок?! – заорала она яростно, – даст отец денег на аборт твоей потаскушке и смоет она этого ребенка в унитаз! И запомни раз и на всегда: от русской бл…ди нам внук не нужен!
И Рафик сдался. Ну да, он же хороший армянский мальчик, слушается маму и папу, с русскими девчонками занимается сексом, а женится на хорошей армянской девочке Регине, которая конечно тоже не ангел, но у которой родители умные и не позоря дочку просто оплатили ей заплатку на причинное место. Колька не помнил, как эта операция называется по научному, но суть-то от этого не меняется, верно? Важно, что и Рафику, и его родителям наплевать, что это и их родную кровь "смоют в унитаз"! Лишь бы не от русской…
А его светлая Лелька от ребенка и вправду избавилась, то ли от обиды, то ли от того, что в семнадцать лет сложно растить ребенка да еще когда в крошечной «хрущевской» двушке вас три человека и мать горбатится на двух работах поднимая дочерей, из которых Лелька, как раз, старшая. Угу. Помощница мамина…
Зная ситуацию «изнутри» Колька только морщился и зло скалился когда слышал рассуждения политиков о том, что приехавшие в Россию граждане «ближнего зарубежья» «ассимилируются с местным населением» и станут частью русского народа.
– Ага, как же! Ассимилируются они, ждите! Как жили закрытой диаспорой, так и живут, только есть теперь куда своих козлов-сыночков попастись выпустить! Они приехали бабло из России тянуть, чтобы кормить родню, которая по своим норам осталась. Да еще пользоваться всеми благами, которые наша страна с готовностью им предоставляет, а самим им что на Россию, что на ее жителей, даже не чихать, а плевать с высокой вышки! – бурчал он себе под нос, но к его словам, традиционно, никто в семье давно не прислушивался.
Разве что мелкий пацан, как там его? Тофик, что ли? Иногда виновато лупал на злого «брата» своими глазищами и боязливо ежился.
А Леля, живой пример ассимиляции в действии, после аборта будто погасла, не жила, а как-будто доживала, не смеялась как раньше, почти не разговаривала и Колька слышал, что ее видели пьяной до невменяемости! Самого его от этой картины видимо Бог хранил, но Та…нянов он с той поры ненавидел люто, а заодно и всех остальных «Рафиков», которые спали с русскими девчонками как с бесплатными проститутками, а женились на «хороших армянских девушках», которые что только не творили с парнями в институтском общежитии, подальше от глаз родни и знакомых! Он знал, и сам не раз трахал таких, в отместку их «хорошим армянским матерям» и не менее хорошим будущим армянским мужьям! Грязи вам в доме не надо? Так жрите ее половником!
Единственная отдушина в его ненависти было их «Белое братство». Когда можно было перехватить «черно…пых» у гаражей, которые сложно было миновать возвращаясь в общагу с рынка и так им выдать..! «Чурки» страшно боялись «Белых» бойцов и часто специально собирались в толпу приличных размеров, надеясь без ущерба добраться до своих конур в этой затрапезной общаге, но что такое толпа «айзеров» или «бабаев» против лютых парней из братства?! Трое на одного? Пятеро? Плевать! Месили их так, что потом неделю болели кулаки, но душа радовалась! Только тогда Кольку немного отпускало… ненадолго… он уже как вампир не мог без крови…
***
В этот раз ничего не предвещало сколько-нибудь иного развития событий. Обычный день, обычная засада, на совершенно обычных «бабаев», ну или не «бабаев», Кольке-Арийцу это было совершенно не принципиально! Единственное отличие было в том, что «черных» поджидали недалеко от какого-то их национального ресторана, где они отмечали что-то свое, «чуркестанское». То ли в «Чайхоне», то ли в «Шеш-не-беш», непринципиально. Главное было, что на пути к метро был небольшой проходной сквер – самое то, чтобы дать жару расслабившимся «чурекам» и оперативно слинять через соседние улицы, насквозь проскочив сквер.
Вот, наконец, весело гомонящая на чужом языке толпа, покинула ресторан.., вот они двинулись в сторону метро.., вот поравнялись с широко распахнутыми воротами ведущими в сквер… В этот момент группа «загонщиков» выскочила из двора у противоположного дома и с криками и свистом понеслась на толпу отдыхающих…
Разумеется, как и ожидалось, от внезапности нападения они растерялись и шарахнулись в сторону ворот, а за ними, в редких кустах, их уже поджидала основная засада… Колька только-только было собрался хорошенько «оторваться» и уже заканчивал накручивать поверх кожаной перчатки цепь на кулак, как один из нападавших бросил в его сторону бутылку с шампанским, которую нес кому-то в подарок. Если бы Ариец не попытался уклониться, то у него возможно был бы шанс, так как бутылка неслась ему прямо в лоб, а там кость твердая, но парень отшатнулся и толстое литое донышко бутылки впечаталось ему своим краем прямо в висок…
***
– Надо же, лежит будто спит… – с сожалением сказала девушка-полицейский, которая вместе с подругой стояла в отцеплении вокруг места преступления, – и крови почти нет…
– Ага, – поддержала та разговор, – и такой хорошенький! Губы, подбородок… А волосы – прямо платиновый блонд и натуральные! А я такой цвет уже пол года получить пытаюсь, денег кучу просадила на салоны, а результат… убогий! – и она покрутила конец пепельно-блондинистой косы, выглядывавшей из под форменной бейсболки.
***
А где-то в большой современной квартире, маленький худенький мальчик с черными, влажно блестящими как маслины глазами, тихо заплакал забившись в угол, потому что только что им позвонили из полиции и сообщили, что его старшего брата больше нет в живых…
Эльтарим. Ника́лласс. Немного из жизни нагов-полукровок.
Наг-полукровка Ника́лласс, прижавшись спиной к спине отца, так же как он полностью выкладывался в этой битве и так же как отец, «внутренним» голосом, которым бог нагов Шшасстардисс, наделил своих детей, чтобы они могли общаться друг с другом так, чтобы никто чужой их не услышал и на котором следовало возносить молитвы и славословия самому богу, пел свою «Последнюю песню».
Да, так уж сложилась его судьба, что он не спел песню «Посвящения в воины», когда в день совершеннолетия его стали бы принимать в «Воинский круг» племени, потому что до этого дня оставалось еще пол луны, никогда не споет песню «Брачного обещания», потому что у него уже никогда не будет жены, точно так же не спеть ему и песни посвященной своему первенцу или ритуальной песни «Передачи невесты» для нерожденной дочери, которую так мечтал спеть его отец для его любимой сестренки Никссуны, но которой для них обоих никогда уже не случится, и еще много-много разных песен, которые полагалось петь мужчинам-нагам во время разных событий в их долгой жизни, но зато еще до своего совершеннолетия, он сейчас поет «Последнюю песню», которая должна прозвучать у того, кто погибает в честном бою!
Хотя-я… Ну, о какой там чести может идти речь, когда на них наседает одновременно чуть не десяток воинов, сменяющие друг друга в случае ранения или смерти?! А они с отцом всего лишь вдвоем, спина к спине… И он собственным телом чувствовал, те два пропущенных отцом удара, в левое подбрю́шье и левое же плечо. Отец, наверное, тоже считал пропущенные им удары, но то ли молодое тело помогало, то ли реакция у него была на высоте, но серьезных ранений на нем пока не было, правда мелких хватало и они все равно доконали бы его потерей крови, если бы для этого у них вообще оставалось время…
Песня приближалась к концу, а вместе с ней заканчивался и срок отведенной им с отцом жизни. Ну, что же? Они мужчины и принимают смерть как положено истинным нагам, даже он, Ника́лласс, хоть в племени многие отказывались их с сестрой признавать такими из-за мамы-человечки.