Страница 40 из 46
— Ох ты, — произнесла Цветок-в-Ночи и, похоже, не знала, что еще добавить.
— Какая жалость. Он такой хороший повар, — заметила пухлая принцесса в свободном домашнем наряде, которая, вероятно, являлась ее совершенством из Инхико.
— Определенно! — согласилась пожилая принцесса из Верхнего Норланда. — Меня дрожь пробирает при воспоминании о том, какую еду ифриты воровали для нас, пока он не появился, — она повернулась к Джамалу. — У моего дедушки однажды был повар из Рашпухта. И пока ты не появился здесь, я никогда не пробовала ничего подобного его жареным кальмарам! А твои даже лучше. Помоги нам сбежать, дружище, и я сразу же найму тебя — с собакой и всем остальным. Но, — добавила она, когда на дубленом лице Джамала засияла улыбка, — пожалуйста, помни, что мой старый отец управляет всего лишь крохотным княжеством. Тебе обеспечат питание и проживание, но я не могу обещать большое жалование.
Широкая улыбка Джамала ни капли не дрогнула:
— Моя чудесная, чудесная госпожа, я стремлюсь не к богатству, а только к безопасности. Ради этого я буду готовить для тебя еду, которой не погнушаются ангелы.
— Хм, — произнесла пожилая принцесса, — не уверена, что именно едят эти ангелы, но в таком случае мы договорились. Остальные двое хотят что-нибудь в обмен на помощь?
Все посмотрели на Софи.
— Нет, — грустно ответила Софи. — Морган со мной, а поскольку Хаула здесь, похоже, нет, мне больше ничего не нужно. Я в любом случае помогу вам.
Тогда все посмотрели на Абдуллу.
Он поднялся на ноги и поклонился:
— О луны множества монарших глаз, столь недостойный человек как я далек от того, чтобы ставить какие-либо условия за свою помощь таким как вы. Лучшая помощь — та, которая дарится безвозмездно, как говорят нам книги.
Дойдя до этого момента в своей блистательной и благородной речи, Абдулла понял, что всё это вздор. Существовало нечто, чего он хотел — очень сильно. Он поспешно сменил курс:
— И я помогу безвозмездно — так же безвозмездно, как дует ветер или дождь орошает цветы. Я доведу себя до изнеможения ради ваших благородств и в обмен прошу лишь об одной крошечной милости, которую совсем просто оказать…
— Переходите к сути, юноша! — поторопила принцесса Верхнего Норланда. — Чего вы хотите?
— Пять минут разговора наедине с Цветком-в-Ночи, — признался Абдулла.
Все посмотрела на Цветок-в-Ночи. Она с опасным видом вскинула голову.
— Да ладно тебе, Цветок! — сказала принцесса Беатрис. — Пять минут тебя не убьют!
Цветок-в-Ночи явно считала, что могут и убить.
— Очень хорошо, — произнесла она, словно принцесса, идущая на казнь, и с еще более ледяным, чем обычно, взглядом в сторону Абдуллы спросила: — Сейчас?
— Или раньше, голубка моего желания, — он решительно поклонился.
Цветок-в-Ночи холодно кивнула и с поистине мученическим видом гордо прошагала в сторону.
— Здесь, — сказала она, когда Абдулла последовал за ней.
Он снова поклонился — еще решительнее.
— Я сказал — наедине, о сияющий как звезды предмет моих воздыханий, — заметил он.
Цветок-в-Ночи раздраженно отдернула одну из занавесок, висящих перед ней.
— Вероятно, они всё равно могут слышать, — холодно заметила она, поманив его за собой.
— Но не видеть, принцесса моей страсти, — ответил Абдулла, пробираясь за занавеску.
Он оказался в крошечной нише. До него четко донесся голос Софи:
— Это вынимающийся кирпич, который я использовала, чтобы прятать деньги. Надеюсь, им хватит места.
Чем бы помещение ни было раньше, теперь оно выглядело как гардероб принцесс. За спиной Цветка-в-Ночи, когда она скрестила руки и повернулась лицом к Абдулле, обнаружился жакет для верховой езды. Плащи, пальто и нижняя юбка с кринолином, которая явно шла под свободное красное одеяние ее совершенства из Инхико, болтались вокруг Абдуллы, когда он повернулся к Цветку-в-Ночи. Тем не менее, размышлял Абдулла, помещение было ненамного меньше или заполненнее, чем его собственная лавка в Занзибе, а она обычно обеспечивала достаточное уединение.
— Что ты хочешь сказать? — ледяным тоном спросила Цветок-в-Ночи.
— Поинтересоваться причиной этой самой холодности! — горячо произнес Абдулла. — Что я сделал, что ты едва смотришь на меня и едва разговариваешь? Разве не пришел я сюда, специально чтобы спасти тебя? Разве я — единственный из всех разочарованных возлюбленных — не бросил вызов всем опасностям, чтобы добраться до этого замка? Разве не прошел я через самые напряженные приключения, позволив твоему отцу угрожать мне, солдату обманывать меня и джинну насмехаться надо мной, с единственной целью помочь тебе? Что еще я должен был сделать? Или мне следует заключить, что ты влюбилась в Дальзеля?
— Дальзеля! — воскликнула Цветок-в-Ночи. — Теперь ты оскорбляешь меня! Теперь ты добавляешь оскорбление к обиде! Теперь я вижу: Беатрис была права, и ты действительно не любишь меня!
— Беатрис! — прогремел Абдулла. — Что она может знать о моих чувствах?
Цветок-в-Ночи слегка потупилась, хотя выглядела скорее обиженной, чем пристыженной. Воцарилась мертвая тишина. На самом деле, тишина была такой мертвой, что Абдулла понял: шестьдесят ушей всех оставшихся тридцати принцесс — нет, шестьдесят восемь ушей, если считать Софи, солдата, Джамала и его пса и предположить, что Морган спит — в общем, все эти уши в данный момент полностью сосредоточились на его разговоре с Цветком-в-Ночи.
— Разговаривайте между собой! — крикнул он.
Тишина стала неловкой. Ее нарушила пожилая принцесса:
— Самое огорчительное в нахождении среди облаков заключается в том, что здесь нет погоды, о которой можно поговорить.
Абдулла подождал, пока за этим высказыванием последует неохотное жужжание других голосов, и повернулся к Цветку-в-Ночи:
— Ну? Что сказала принцесса Беатрис?
Цветок-в-Ночи надменно вскинула голову:
— Она сказала, что портреты других мужчин и красивые речи — всё это чудесно, но она не может не заметить, что ты ни разу не предпринял ни малейшей попытки поцеловать меня.
— Какая нахалка! — воскликнул Абдулла. — Когда я впервые увидел тебя, я думал, что это сон. Я решил, ты просто растаешь.
— Но во второй раз ты выглядел вполне уверенным, что я настоящая.
— Конечно, но это было бы нечестно, поскольку, если помнишь, ты тогда ни разу в жизни не видела ни одного мужчины, кроме отца и меня.
— Беатрис, — сказала Цветок-в-Ночи, — утверждает, что мужчины, которые только и делают, что говорят красивые речи, становятся плохими мужьями.
— Тьфу на принцессу Беатрис! — воскликнул Абдулла. — Ты что думаешь?
— Я думаю, — ответила Цветок-в-Ночи, — я думаю, что хочу знать, почему ты считаешь меня настолько непривлекательной, что меня не стоит целовать.
— Я НЕ считаю тебя непривлекательной! — проревел Абдулла, а потом вспомнил о шестидесяти восьми ушах за занавеской и добавил яростным шепотом: — Если хочешь знать, я… я на тот момент ни разу в жизни не целовал ни одной девушки, а ты слишком красива для меня, чтобы я мог позволить себе всё испортить!
Губы Цветка-в-Ночи тронула легкая улыбка, которую предвестила глубокая ямочка.
— А к настоящему моменту скольких девушек ты целовал?
— Ни одной! — простонал Абдулла. — Я по-прежнему полнейший дилетант!
— Как и я, — признала Цветок-в-Ночи. — Хотя теперь я по крайней мере знаю достаточно, чтобы не спутать тебя с женщиной. Это было ужасно глупо!
Она издала булькающий смешок. Абдулла тоже. И вот уже оба смеялись от всей души, пока Абдулла не выдохнул:
— Думаю, нам следует потренироваться!
После этого за занавеской воцарилась тишина. Тишина длилась так долго, что у принцесс закончились все темы для болтовни, если не считать принцессу Беатрис, у которой было много чего сказать солдату. Наконец, Софи крикнула:
— Вы двое там закончили?
— Безусловно, — ответили Цветок-в-Ночи и Абдулла. — Совершенно!
— Тогда давайте займемся планами, — сказала Софи.