Пташка

Айфэ был верен себе и здесь. Он никогда не привязывал сокола к себе должиком48, и девушке оставалось лишь поражаться тому, что птица не отлетала, послушно возвращаясь на его руку по первому зову и позволяя вновь и вновь заточать себя в старой риге. На изумление подруги юноша лишь беспечно пожал плечами, блеснув волчьими глазами.

– Вольному воля, Гнеда.

14. Урок.

Утро казалось вознаграждением за вчерашнее ненастье. Ночью землю стянуло лёгким, только пробующим свою силу первым морозом, и копыта лошадей с хрустом раздавливали ледяные паутинки лужиц. Ленивое осеннее солнце заспанно поднималось над лесом, и, словно извиняясь, баловало озябшую кожу ускользающим теплом.

Гнеда нежилась в скупых лучах, блаженно жмурясь и временами погружаясь в колеблющуюся дрёму. Фиргалл нынче заставил подняться особенно рано, но она больше не жалела о прерванном сне. Осень перевалила за середину, и каждый ведренный49 день был на счету.

Сид был подобран и молчалив, и девушка позволила разуму беспрепятственно бродить между явью и видением.

Холодная хвойная капля скатилась прямо за шиворот, и Гнеда вздрогнула, поспешив поплотнее укутаться в плащ. Пальцы наткнулись на чуждый предмет в волосах, и она с улыбкой вспомнила, что это было перо Гобахана, которым её убрал Айфэ.

Он, в отличие от отца, не носил изысканных дорогих нарядов, всегда одеваясь просто и неброско, словно так, чтобы в любой миг стать неприметным среди деревьев или камней, но при этом не чурался украшений. Впрочем, даже они сильно разнились с теми, что надевал Фиргалл. Вместо золота и серебра Айфэ вплетал в волосы бусины и перья, его запястье обхватывало плетёное кожаное обручье. На шее юноши виднелась низка из мелких раковин-ужовок, а под ней – тонкая верёвка, на которую Гнеда уже давно обратила внимание. Когда юноша поднимал с земли белоснежное в серых разводах перо, она, наконец, увидела, что её друг носил за пазухой. Это была круглая бусина яркой бирюзы, выскользнувшая из-за ворота рубашки, пока Айфэ наклонялся. Быстрым и, как показалось девушке, благоговейным движением юный сид вернул её на место и, улыбнувшись, продел перо под очелье Гнеде. Та нерешительно ощупала его, слегка нахмурившись.

– Красиво, – заверил Айфэ, но голос прозвучал отстранённо, словно его мысли были уже совсем не здесь.

– Эта подвеска у тебя на груди, – не сдержалась девушка, – она дорога тебе?

Сид быстро посмотрел на Гнеду, что-то взвешивая в уме.

– Да, очень. Это подарок моей невесты.

– Невесты! – ахнула девушка, испытывая одновременно радостное удивление и разочарование от того, что за всё это время юноша не обмолвился ни словом о столь важном предмете. – У тебя есть невеста!

Скулы Айфэ слегка побагровели.

– И ты молчал!

– Это не то, о чём станешь кричать направо и налево, – пожал он плечами.

Они вышли, надёжно затворив дверь на засов, и неспешно двинулись к озеру, лежавшему неподалёку от усадьбы.

– Она осталась там, дома? – не унималась Гнеда.

Юноша кивнул.

– Наверное, она красавица и из знатного рода? – девушке было даже совестно, но она никак не могла усмирить разгоравшееся любопытство.

– Нет, – возразил Айфэ, чуть нахмурившись. – То есть, она очень красива, – признал сид, и его взор, не направленный более на собеседницу, затуманился, – её глаза голубее этого камня, что она дала мне в память о себе, – тёплая улыбка, предназначенная незримой возлюбленной, тронула его губы, – словно я могу позабыть! Нет, она не принадлежит знатному роду. Эмер – дочь мельника.

Брови Гнеды подпрыгнули вверх. За недолгое знакомство с Фиргаллом она уяснила про него несколько вещей, и одной из них было то, что он ни за что бы не допустил, чтобы тестем его сына стал мельник. Сид неизменно твердил, насколько важна чистая кровь и благородное племя. Порой девушке казалось, что Фиргалл просто помешан на хитросплетении княжеских родов, так хорошо он знал каждого представителя той или иной семьи едва ли не до седьмого колена, с таким трепетом и почтением он говорил об этом.

Гнеда замечала, что, хотя Фиргалл был исключительно вежлив со своей челядью, он никогда не относился к ним как к равным. В его обращении с простолюдинами сквозили снисходительность и превосходство, поэтому девушка была сбита с толку откровением Айфэ.

– И отец одобрил ваш союз? – осторожно спросила она.

Сид, уловив в лице Гнеды недоверие и, кажется, прочитав её думы, с облегчением рассмеялся.

– Ты полагаешь, что он посчитает такое родство ниже собственного достоинства?

Это в целом отражало измышления девушки, но она боялась обидеть друга.

– О, я ведь говорил тебе, внешнее впечатление столь обманчиво! Ты даже не представляешь, насколько широка и благородна его душа. Отец может видеться со стороны гордым, даже надменным, но для того, кому посчастливилось узнать его близко, открываются иные качества.

Когда отец впервые привёз меня в свою вотчину, я был совсем мальчишкой. Изголодавшимся, диким, запуганным. Я сторонился людей. Фиргалл ещё оставался для меня чужаком, я был поглощён лишь собственным горем. Но отец стал брать меня в соседнюю деревню. Она принадлежала ему, и Фиргалл покровительствовал тамошним жителям. Как-то незаметно я подружился с местным ребятишками, но особенно близко – с маленькой Эмер. Она оживила меня своей добротой и искренностью, заставила забыть невзгоды.

Мы выросли рядом. Отец, видя мою привязанность, всячески опекал девочку. Когда настало время обучать меня грамоте, он взял и её в ученицы. Когда я заявил, что не сяду больше в седло, он подарил ей лошадь, чтобы мы могли вместе ездить верхом. Его щедрость, понимание и чуткость беспредельны.

Отец раньше меня заметил, что моё отношение к Эмер перестало быть лишь дружеским, и первый указал мне на это. Объяснил, как уязвима она, простая девушка, перед таким, как я. Отец дал мне возможность решить самому. Он сказал, что примет любой мой выбор, только бы я был счастлив. Зная мою свободолюбивую природу, он понял, что неволить меня – значит, убивать, и моя благодарность ему безмерна. – Видя растерянность на лице Гнеды, Айфэ с улыбкой потрепал её по плечу. – Фиргалл подобен зарытому в землю кладу. С виду голая земля, но стоит копнуть, как за камнями и песком находятся самоцветы и золото. И, когда кажется, что всё уже вырыто, он найдёт, чем ещё удивить тебя.

– Как я завидую тебе, – тихо проговорила девушка, когда они остановились у кромки воды. Слабые волны играючи подкидывали к их ногам белую пену и пёрышки пожелтевших листьев ракиты. Осознание того, что Айфэ поведал то самое заветное чувство, что ещё не тронуло душу Гнеды, заставило её остро ощутить своё одиночество. Гнеде вспомнилась Пчёлка, вздыхавшая по своему ладушке, а следом, неожиданно – собственный стыд и горячее дыхание на коже, блеск вороных волос рядом с её лицом. И тут же – осуждающий жар ледяных глаз. В животе на мгновение закрутился тугой узел, будто перед прыжком в холодную реку с обрыва.

– Не кручинься, ходит где-то под этим небом и твой суженый. Не зря говорят, невеста родится, жених на конь садится, – приободрил Гнеду Айфэ.

– Обещай, что позовёшь на свадьбу! – шутливо пихнула девушка юношу в бок, отгоняя печальные думы.

– А ты, что заместо брата тебя выдавать стану.

– Идёт! – засмеялась Гнеда, уворачиваясь от руки, норовящей схватить её щёку. С Айфэ было так легко…

– Никак спишь? – раздался рядом насмешливый голос Фиргалла, и девушка очнулась от своих мыслей. – Это всё твои сумасбродные затеи, – проворчал сид.

Накануне Гнеда, узнав от Финд, что дворовые девушки собрались трепать лён, с трудом уговорила своего наставника разрешить ей присоединиться к ним. Гнеде даже не пришлось выслушивать укоры о неподобающем для княжны занятии – презрительный взгляд Фиргалла был достаточно красноречив. Но ей настолько был необходим кусочек прежней жизни, что сид уступил, и девушка радовалась, когда, выйдя из трепальни, не попалась ему на глаза, с головы до пят серая от облетевшей кострики50, осипшая, наглотавшаяся льняной пыли, падающая с ног от усталости, но полная новыми песнями и девичьим смехом.

48

Должик – часть амуниции для охоты с ловчими птицами, ремешок, крепящийся к опутенкам, при помощи которого птица пристёгивается к перчатке.

49

Ведренный – ясный, солнечный, сухой (о погоде).

50

Кострика – одревесневшие части стеблей, получаемые при мятье и трепании льна.