Грани

Харальд беззвучно шепчет своё второе желание, эхом оно отдаётся в моём сознании: "Пусть Сандра живёт, пусть она хочет жить!". Да, он выяснил верное для его пути направление. Эхом слов Фрези я слышу своё имя. Вижу, как вздрагивает эльфийка, услышав её речь, услышав что-то знакомое, но никак не вспоминающееся. Так кто же я?!

Память, моя внезапно ушедшая в ничто память… До сегодняшнего дня что-то удерживало чуждые мыслеобразы, наполнявшие моё иллюзорное прошлое. Размываются картинки детства на строгих лужайках поместья, размываются картинки школы и колледжа… Я гулким отражением слышу речь эльфийки — "Она… Живая…", слышу хоровод слов Харальда "Элен. Элен Уордер", голоса причудливо сплетаются, и…

В себя я пришла у достопамятного дивана напротив окна. Руки тянулись к нему, но я, видимо, отключилась и рухнула раньше, чем получилось доковылять сюда. Да что же это такое творится? Попытавшись встать, я с трудом сумела подтянуть ушибленные колени и кое-как подняться, опершись на треклятую мебель, неспособную подойти поближе, когда это надо. Вновь меня всю скрутило, как старого радикулитчика. Неужели после каждого желания Харальда ко мне будет такой откат прилетать? От трёх исполнений Блэка вместе такого я не испытывала. Хоть бы Валера подольше искал третью пирамиду… Увы, это от меня не зависело уже никак. Можно за неделю четыре отыскать, а можно за год одну. Если Харальд так быстро дошёл до следующей, значит, он сделал нечто значительное, подкинувшее на его путь второе исполнение. Но что он сделал-то?

Этого знать мне было не дано. Я уселась на диван, подтянув ноги и укутавшись пледом. Ни о чём не хотелось думать. Я страшно устала…

Десятый день. Где-то на Грани. Первая кровь. Фрези.

После того, как мой нашёл вторую пирамиду, а я и Эвис получили по шикарной подвеске из селенита, на стоянке мы провели ещё часа два. Остроухая девица постоянно крутилась рядом, видно было, что она хочет что-то то ли сказать, то ли спросить, но не решается. В конце концов я просто поймала её за руку и в лоб задала вопрос:

— Ну? Долго ты будешь вокруг да около ходить? Давай рассказывай, что хотела. Или спрашивай.

Эвис замялась.

— Может, Марину позвать?

Выдохнув, эльфиня помотала головой:

— Не надо. Я постараюсь… сама. Я всегда слушаю вашу речь, ровняю… ээ… сравниваю, пробую про себя говорить. У меня получается, правда?

Я с улыбкой кивнула.

— Лучше многих.

— Да? Понимаешь, Харальд назвал имя. Элен Уордер. На нашем языке Элен — "звезда". Я не знаю, рассказывал ли он тебе о разговоре с Гелахиром. Гелахир поведал ему нашу историю. Спроси его о королеве. Таково было её прозвище среди народа. У Нессы есть мелкий… маленький рисунок. Пусть Харальд посмотрит, как только мы вернёмся в… крепость. Скажи ему, для меня, а?

Эльфиня, по их меркам совсем юница, была на год или два младше меня, но смотрела на меня как на некое недосягаемое по положению существо.

— Конечно я скажу ему, Эвис. И не надо так глазеть на меня, будто я богиня. Хорошо?

— Хо-орошо, Фрези, — Эвис с придыханием выговорила слово на свой манер и умчалась. Из всех их только трое самых молодых девиц бегали — прочие же величаво выступали. Где-то после полудня мы тронулись дальше и безо всяких приключений, не торопясь, перевалили гряду останцев, торчавших из сглаженных временем холмов. Харальд, поглядывая на карту с отметками графика смещения клякс, что-то бормотал себе под нос, иногда смотрел в бинокль. На третьем часу движения он позвал на башню Ирэт, дремавшую у задней кассеты боеукладки на армейском бушлате.

— Посмотри-ка вокруг, как только мы на повыше въедем. Что-то мне не по себе… Олег, притормози на гребне.

Танк слегка покачнулся, вкатываясь малым ходом на возвышенность. Ирэт встала в полный рост. Вслед за ней Харальд и я.

Ландшафт, который расстилался перед нами, ничем не напоминал ту спокойную степь, что была под гусеницами наших машин всего четыре дня назад. Как будто некто отполосовал кусок пирога, приставив к срезу ломоть совершенно другого.

— Об этом Блэк не говорил…

Харальд махнул Лейле и Михалычу. Те подошли. Сирийская принцесса присвистнула, а ветеран смачно сплюнул и пробурчал что-то нецензурное.

— Встречались с чем-нибудь подобным?

— Ни разу, — хором ответили Лейла и бородатый дядька.

— Понятно…

На самом деле ничего понятно не было. Сразу за подножием гряды начиналась совершенно инородная земля. Пейзажик, достойный кисти какого-нибудь кошмариста-монстрописца. Вздыбленные глыбы оплавленного гранита, будто побывавшие в атомном пламени, растрескавшаяся, безжизненная земля, какие-то подозрительно кислотного цвета промоины. Постапокалиптическая картинка, в общем. Ни кустика, ни деревца, даже высохших или обугленных древесных скелетов не видно. И так до самого горизонта. Мы достали телефоны, фотографируя эту площадь поражения. Сюда мы точно не полезем. Придётся возвращаться в лагерь.

Харальд сделал на карте какие-то мелкие пометки, поднял бинокль.

— Не понял… Фрези, глянь. Вон там, около корявой каменюки, примерно в километре от нас. Мне привиделось или как?

Я взяла "штурман-компакт", нашла уродливо искривлённый камень, вросший наискось в кирпичеподобный пласт спёкшейся земли. Правее него что-то ползло. Какое-то существо упорно двигалось в нашу сторону, почти не отрываясь от мрачной равнины.

Приподнимаясь на локтях, падая и снова пытаясь встать, к нам полз человек. Во всяком случае, две ноги, две руки и одна голова у существа присутствовала, а тело прикрывали какие-то лохмотья.

— Лейла, быстро своё корыто сюда! Оно легче танка, если что, меньше шансов ухнуть куда-нибудь. Олег, как только мы рванём, приготовишь сцепку тросов. На всякий случай. Фрези, ты остаёшься здесь, с ними — Харальд кивнул на эльфинь.

Я попыталась возразить, но он посмотрел на меня не предполагающим возражений взглядом. Через минуту он уже стоял в кузове БТРа, лихо скачущего по склону холма, Олег деловито скреплял буксирные тросы транспортёров и танков в одну длинную связку. Поднимая облачка тёмно-рыжей пыли, машина Лейлы погнала по равнине прямиком к ползущему. С разворотом затормозила, Харальд и Михалыч погрузили найдёныша, транспортёр помчался обратно и благополучно влетел с разгону на холмы.

Мы кинулись к машине. На куртке Михалыча лежал человек, мужчина. Израненный, в корках запёкшейся крови, он был обезвожен и с трудом проталкивал через потемневшие губы какие-то связные, но слабо разборчивые слова. Хотя нас воспринимал — разглядев пятнистую форму, он с видимым облегчением хрипло вздохнул. Лейла опытным глазом бегло осмотрела его и сказала:

— Следов известных мне болезней нет. Он выжил или в бою, или в какой-то катастрофе. Надо срочно возвращаться. С моей помощью он протянет ещё сутки, а дальше нужен настоящий врач, вроде Анастасии или Нессы. Есть закрытые переломы и внутренние кровотечения.

Ирэт сдёрнула свой платок, плеснула на него из фляги, протянутой Лейлой, уголком осторожно обтёрла лицо раненого, потом намочила побольше, по каплям выжала на сухие губы. Рассмотрев Ирэт, человек неожиданно что-то прохрипел и попытался оттолкнуть её. Сил у него на это не достало, и он рухнул обратно, потеряв сознание.

Меньше чем через десять минут мы мчались обратно, выжимая из машин всё что можно. Доставалось в основном БТРам — им приходилось работать на пределе, но надёжная германская техника не подвела. В начинающихся сумерках мы подъезжали к дальним окрестностям лагеря, когда Ирэт Исиль, уже утвердившаяся среди нас как лучший наблюдатель, едва не закричала, вскинув руку вперёд. Из-за ещё далёкой цепочки холмов, за которой был форт, поднимались размазанные ветром дымы. Исиль с горестным вздохом осела на броню и держась за пулемёт, опустила голову:

— Я же говорила… Беда идёт.

Когда она так научилась русскому и интонациям, навсегда осталось для меня загадкой. Перестроившись на ходу в цепь мы задраили люки, экипажи БТРов уселись за бортами, приоткрыв бойницы для стрельбы.