Страница 6 из 11
— Это не наша война, — Кларк встаёт на ноги, привлекая внимания всех, за исключением Беллами Блейка. Он задумчиво и мрачно продолжает стоять посреди дверного проёма, словно чувствуя себя чужим в их компании. Она изо всех сил старается не искать его взгляда и не черпать этой неземной энергии, которая всегда у него имелось. Это Беллами вдохновлял толпу. Не она. — Вы правы. Я уважаю ваш выбор. И если вы отказываетесь бороться, вы безусловно правы. Мы столько пережили, что все, что теперь хочется, это взять отпуск и перестать улетать с планет, которые полыхают в огне. Я тоже устала. Я тоже не хочу делать выбор, который на этот раз уничтожит нас всех. Но это, как бы тупиково не звучало, единственное правильное решение на данный момент. Мы дадим им шанс всё исправить, как дали его нам.
— Я всё ещё уверен, что мы жертвы эксперимента, — вмешивается Мерфи, теряя интерес ко всем горячим тирадам, и уходит по-английски.
Пикассо, активно виляя хвостом, бежит следом.
— Раз это, возможно, наш последний совместный ужин, мы можем провести его все вместе? — напряжённость разряжает благоразумность и мудрость Гайи, которая улыбается всем ним. — К столу.
— Я пас, — тушуется Беллами под несколькими парами удивленных глаз. — Пойду прогуляюсь.
— Белл? — от Октавии, в ставшей на ноги, это значит: «Что происходит?»
— Всё хорошо. Подышу воздухом и вернусь.
На лице Рейвен чёрным по-белому написан гнев.
— Где-то я уже это слышала. А потом всё закончилось горящим замком.
Кларк болезненно хмыкает, возвращаясь к Мэди, но её шаги в сторону выхода будят тревогу.
— Мэди, куда ты?
— Я пойду с ним. Мне нужно это, Кларк.
— Мэди, — с нажимом требует старшая Гриффин.
— Послушай, я никуда не денусь, со мной больше ничего не случится. Ты всегда доверяла ему. Самое время вновь начать это делать. Твоя вера в него ни разу не пошатнулась за те шесть лет на Земле, и хотя сейчас у вас не всё хорошо, я всё ещё верю ему. Ты сказала, что уважаешь наш выбор, — Мэди подтягивается на носках кед и легко целует её в щёку. — Сейчас я выбираю прогулку с ним.
×××
Беллами сводит челюсти, когда слышит шарканье за спиной. Он, право, не ребёнок. Он справится сам.
— Октавия, всё, действительно, нор…
— Это не Октавия. Если ты не против, можно я с тобой?
Беллами выглядит вымотанным, потерянным, и точно так моргает глазами прежде, чем в голове, наконец, оседает оформленная мысль, что это девчонка устроит ему ещё один мозговой штурм, перекрутит все чувства, взовет к прежним отношениям с Кларк…
Помнится, такое уже было. Мэди подхватывает его сбитый шаг, не подаёт вида, что замёрзла, хотя плечи то и дело содрогаются из-за промозглого ветерка, дующего с моря. Он стягивает кофту на автомате и мягко кладёт ей на плечи.
— Да, конечно, да.
Мимо них на скейтборде пролетает орава молодых парней, и Мэди, немо поблагодарив его за жест заботы, завистливо смотрит им вслед.
— Мне жаль, что у тебя не было этого, — неловко дернув плечами, говорит он.
— Зато у меня были вы.
Неизбежность дерет ему горло когтями, и Блейк решается завязать диалог сейчас. Нужно поскорее избавиться от нужды выговориться с ней.
— Мэди, я бы никогда… Никогда не причинил тебе боль.
— Я знаю, — она улыбается и шутливо толкает в бок. — Поэтому я здесь.
И воздух выходит из его лёгких, как из праздничного шарика, что проткнули иглой. А на лице появляется намёк на дурацкую улыбку.
×××
Мерфи мажет по её открытым плечам через зеркало, что висит посреди ванной комнаты, и Рейес чувствует ледяной точечный поток мурашек по спине. Пикассо накручивает круги по ванной и любопытно засматривается на крышку унитаза, которую пыталась поддеть до того, как девушка шикнула ей, намекая, что этого лучше не делать.
— Я не голоден, если ты об этом, — ворчит он, широко расставив ладони и уронив голову.
— Я не об этом.
Рейвен прочищает горло и рискует сократить расстояние. От него пахнет крепким алкоголем, хлестким сарказмом и чёртовым убежищем. Всегда так. Черная рубашка натягивается на плечах и спине, и она проклинает собственный организм за то, что так громко и нервно сглатывает. Жертва физиологии.
— Но поесть бы тебе не помешало, иначе та дрянь, что ты выпил, выйдет из тебя раньше, чем ты ещё раз успеешь выговорить слово «томография».
Его глаза опасно блестят, а потом переливаются мстительной хитринкой, за которой он умело скрывает то, что Рейвен поймала его на горячем. На-почти-признании.
— Как много ты слышала?
— Только это, — пожимает плечами девушка, продолжая глазеть в другую сторону комнаты. — Сделай одолжение. Прекрати заливать пустоту алкоголем. Если что…
— Я всегда могу залить пустоту с тобой? — интересуется он, меняя угол наклона в её сторону.
— Не со мной, — вдруг шепчет Рейвен, желая запретить голове так яростно и предательски подсылать ей все эти утренние ощущения, прямиком из кольца его рук и ног: тепло, разливающееся в груди, щекочущее затылок дыхание, неосознанные касания чужих пальцев сквозь шелковую пижаму и тяжесть вполне знакомого тела — тела, что с завидной постоянностью выводило её на чистые эмоции. Без лжи, сомнений и недосказанностей. Без уловок и увиливаний. С Мерфи она была кристально чиста, в такие моменты она даже не лгала себе, пока не заходила в тупик из-за того клубка оголенных проводов, что они на пару любили путать. — Но я постараюсь что-то придумать.
«Прекрати пить, прекрати, — кричит всё естество, когда глазам стоит лишь уловить призрак рюмки или бутылки в его крючковатых пальцах, — я не могу потерять ещё одного дорогого мне человека из-за этого».
Она могла ненавидеть мать за всё то, во что она превратила её детство, но эта женщина, с безумным смехом и медовыми глазами, оставалась её мамой до последнего вздоха, спутанной пряди волос и родинки под ключицей. Рейвен привыкла запечатывать чувства, прятать их в углу комнаты собственного подсознания, чтобы те не знали света, не знали как проростать сквозь тернии, без воды и ухода, не обвивали лозами привязанности сердце, бракованное и не умеющее правильно любить.
— Пустоту нельзя залатать, — сухо констатирует Мерфи, закрыв глаза. — Знаешь же, что это не то, что подлежит ремонту. Это бесполезно.
— Залатать нельзя, но заполнить чем-то иным можно. Утром, когда тебе едва не отгрыз пальцы тот зубастый пёс, мне не было пусто.
×××
Мэди уходит к аквариум, с диковинными рыбами, прежде, чем Беллами хочет сказать, чтобы она не блуждала слишком далеко от него, но девочка будто чувствует его немую просьбу и тихо угукает. Он не спрашивает, как она распознала это изменение, и тянется за бутылкой газировки. В горле давно першит, а пара баксов у него есть. Пока Беллами ломает голову над тем, откуда у них деньги, одежда и дом, в перерывах выбирая на какой банке остановиться, кто-то за его спиной насмешливо хмыкает. Насмешливо и откровенно.
Он оборачивается, и желудок будто падает. Перед ним стоит Джозефина. В своём первом теле, одетая в тёмные брюки и широкую, явно не со своего плеча, кофту с капюшоном.
— Этот вкус самый отвратный, — пока Беллами в оцепенении вспоминает как дышать, девушка ловко обходит его, стаскивает фиолетовую баночку и бесцеремонно пихает ему её в грудь. — Ошибка эксперимента. Возьми эту. Чего ты пялишься так?
— Я… — горло обвивает змеёй онеменения. — Кхм. Да ничего.
— Если думаешь, что смутил меня, то ни черта подобного. Это я смутила тебя.
— Полегче. Мы всего лишь незнакомцы, — как можно спокойнее говорит Беллами, всё ещё немного поражённый внезапностью встречи с ней.
Но её лицо меняется с нейтрального на жёсткое.
— Почему моё паучье чутье подсказывает мне, что ты меня знаешь?
— Ну, может, это проблемы сугубо твоего паучьего чутья? — он пытается её обойти, но блондинка упорно дышит ему в спину.
— Оно не лжет. Никогда. У тебя зрачки расширились, когда ты меня увидел. Из-за страха? Узнавания? Одержимости?