Страница 91 из 101
Был когда-то хозяином-наместником на Соловках московский боярин Федор Степанович Колычев, принявший в 1538 году монашеский постриг с именем Филипп. Ему да основателям монастыря святым Зосиме, Савватию и Герману Соловецким (XV в.) и обязана обитель своей славой во всем православном мире.
Десять лет спустя после пострига Филипп (Колычев) был поставлен во игумены. Иван Грозный не раз вызывал его в Москву и советовался по важным государственным вопросам. В 1566 году Филипп, “понуждаемый царем”, стал митрополитом всея Руси. Грозный царь высоко вознес игумена Соловецкого монастыря, но не потерпел, что тот ему прекословил. Когда митрополит отказался благословлять карательный поход на Новгород, Иван Грозный приказал убрать ослушника. Филиппа сослали в Тверской Отроч монастырь, где 23 декабря 1569 года он был задушен Малютой Скуратовым. Но прежде чем это случилось, Филипп многое успел сделать на Соловках.
Первенцем игумена Филиппа стала Успенская церковь с трапезной и келарской палатой (1552-1557). Не выходя из церкви можно было пройти в келарскую палату. Такая планировка была очень удобна, особенно в зимнее время. В подклети были “сухие погреба”, в которых находились хлебопекарня, мукосейная, просфорная, квасоварня.
В истории русского зодчества одностолпная трапезная палата Соловецкого монастыря занимает видное место. Она всего на тринадцать квадратных метров меньше Грановитой палаты Московского Кремля. В Грановитой палате поражает царственная величественность, а в трапезной на Соловках — эпическая мощь.
Игумен Филипп был обуян неуемной жаждой строительства. Еще не освятили Успенский храм, как он стал готовиться к возведению главного собора монастыря, Преображенского (строительство его закончилось в 1566 году). Собор производит неизгладимое впечатление, является могучей доминантой всего монастырского комплекса. Каменной крепостной стены вокруг монастыря еще не было, собор был рассчитан не только для служб, но и для надежного укрытия и хранения съестных припасов и богатой ризницы в подклети.
Постепенно Соловецкий монастырь становится крупной пограничной крепостью Руси. В 1584 году началось строительство каменных стен и башен. Возводил их крестьянин, получивший при пострижении в монахи имя Трифон. Десять лет этот архитектор-самородок руководил грандиозной постройкой, величественней которой не было на Руси. В плане территория Соловецкого монастыря представляет собой пятиугольник, вытянутый с севера на юг на перешейке между гаванью Благополучия и Святым озером. Длина стен с восемью башнями — тысяча восемьдесят четыре метра. Крепостные стены выложены из крупных валунов, некоторые из них весят девять-одиннадцать тонн. По мере роста стен рядом сооружалась земляная насыпь для закатывания валунов наверх. Толщина стен и башен у основания составляет пять-шесть метров. Высота башен до деревянных шатров, сооруженных только в XVII веке, равна тринадцати с половиной — пятнадцати метрам, высота стен — от восьми до одиннадцати метров.
В начале XIX века Соловецкая обитель была упразднена, но во время Крымской войны крепость эта прославилась неприступностью и героизмом своих защитников. 6 июля 1854 года к острову подошли пять английских корветов, пытавшихся штурмом овладеть монастырем. Два дня небольшая инвалидная команда (в ее составе было всего пятьдесят пехотинцев и пять артиллеристов) отражала огневые атаки более чем вдесятеро превосходящих сил противника. Так и пришлось англичанам несолоно хлебавши убираться восвояси. В честь этого боевого эпизода из жизни Соловков позже был отлит многопудовый колокол, сохранившийся до наших дней.
Впрочем, мало что уцелело из соловецких святынь и сокровищ. В 1922 году монастырь был закрыт, а годом позже организован печально знаменитый на всю страну Соловецкий лагерь особого назначения (сокращенно — СЛОН), просуществовавший до 1940 года. Здесь отбывали “сроки” священники, дворяне, офицеры и генералы. Мой дед, урядник Георгий Попов, видимо, не по чину попал сюда — слава Богу, всего на два месяца.
Мне довелось побывать на двух Голгофах: одна — в подмосковном Новом Иерусалиме, другая — на соловецком Анзере. Обе они на одном меридиане с Голгофой в святом граде Иерусалиме — там, где был распят Иисус Христос. Проходит этот меридиан и через Москву. Когда звонят в колокола храма Гроба Господня, одновременно бьют куранты и на Спасской башне Кремля. Это символично…
…“Велико незнание России посреди России”, — говорил Н. В. Гоголь и советовал при этом “проездиться по России”. Известно, что Гоголь строил планы объехать все русские монастыри, и не только потому, что человек он был богомольный. Целью задуманного им путешествия было написать географическое сочинение о России, “чтобы была слышна связь человека с той почвой, на которой он родился”.
В меру сил и я стремился “услышать” эту связь. Больше всего люблю небольшие древние города Центральной России — Звенигород, Верею, Можайск, Переславль-Залесский, Ростов Великий. Недаром же в старину говорили: “У нас, что ни город, то норов”. И впрямь: все эти города со своим “норовом”. Все они недалеко от Москвы — час-два на электричке, а потом попутной машиной. Приедешь — всё вроде бы знакомо, но всякий раз находишь неожиданные сюжеты. Но главное — встречи с людьми…
В Переславле-Залесском, помню, местный краевед и коллекционер С. И. Чертаков показывал мне свое богатство, собранное на местной базе вторсырья. Чего только не было в собрании Сергея Ивановича: монеты XV-XIX веков, медные иконки, древние литые чернильницы, оловянная посуда петровских времен, самовары, поддужные колокольчики из села Пурих и с Валдая…
— А старинные книги у вас есть? — поинтересовался я.
— Книги не собираю, — ответил старый рабочий, — иначе бы весь дом завалил.
Мы пошли с Чертаковым на базу вторсырья. Там готовили к отправке макулатуру. Я попросил разрешения посмотреть, нет ли чего интересного. Боже мой, что я увидел! В упакованных тюках оказались разрозненные тома “Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона”, житийная литература, консисторские бумаги, церковные книги с записями о рождении и крещении — и все это было немилосердно разорвано: целые книги областная база считала “некондиционными”. Полагалось переплеты отделить и упаковать отдельно. Я бросился было звонить в музей, но напрасно. База вторсырья музею не подчинена, у нее свой план и свое начальство. Этот день для переславльской базы был “удачен”: из старинной церкви в селе Купань вывезли полтонны макулатуры. То, что там могли быть уникальные издания, ценные исторические документы, стоимость которых намного превышала бы несколько пятилетних планов районной базы вторсырья, этого никто и в голове не держал. Ведь сдали же в Тутаеве уникальные литые чугунные полы из церкви XVIII века как рядовой металлолом. Вторых таких полов — чуда литейного искусства — во всей России не было. В газете похвалили за инициативу по сбору металлолома, присудили первое место в области и вручили переходящий вымпел. А потом приехала комиссия из Москвы. Осечка вышла в Тутаеве, скандал на всю страну.
“Подвиги” контор вторсырья у нас редко проникают в печать, а ведь можно было бы составить целую книгу. В селе Уборы под Москвой, в храме, построенном гениальным зодчим XVII века Яковом Бухвостовым, был редкостной красоты резной иконостас, покрытый сусальным золотом. Вопрос, как “умно” оприходовать золото, многим не давал покоя. “Решение” все-таки было найдено: приехала бригада “умельцев”, иконостас облили керосином и сожгли прямо в храме, а золу собрали в мешки и увезли промывать. Сколько золотников потянуло, сказать трудно…
Да и позднее на базах вторсырья ничего не изменилось. Ценные реликвии потоком шли в утиль. Я написал об этом в газету “Советская Россия”. Заметка “Хранить реликвии” была опубликована, но, к сожалению, не возымела никакого действия. Это я проверил на базах вторсырья Серпухова и Можайска. Заметками и циркулярами Министерства культуры положение не исправишь. Дело зашло слишком далеко. Несколько поколений было воспитано у нас в полном небрежении к своему родному, кровному. Остановить лавину нигилизма теперь не так-то просто.