Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 71

Глава восьмая. Скрытое заблуждение

Дело Мэнсона, несомненно, оставляет основные спорные вопросы открытыми. Действительно ли наше общество настолько порочно, что кроме тотальной революции ничего не может исправить положение вещей? Заключена ли проблема в природе технической цивилизации, затягивающей нас в будущее быстрее, чем мы можем приспособиться? Еще в далеком 1941 году Г. Дж. Уэллс заметил, что цивилизация за последние сорок лет изменилась сильнее, чем за последние четыре столетия. И темп изменения возрастает, создавая чувство дезинтеграции:

«Вещи разваливаются; центр невозможно удержать; простая анархия расползлась по миру...»

Изменения в области морали так же чрезмерны, как и физические изменения. В эссе под названием «Раффлс и мисс Блэндиш» Джордж Оруэлл указывает насколько все это радикально и всецело. Раффлс, джентльмен-взломщик, который грабит Мейфэровские дома[49], в которые входит как гость, впервые появляется в 1899 году, и вопреки своей сомнительной нравственности, он принадлежит тому же миру, что и Шерлок Холмс и Рудольф Пассендил, «узник Зенды». Это мир, в котором честь является основной ценностью, в котором «пристойные молодые люди» ведут себя хорошо, потому что они не могут жить по-другому. Для сравнения, мир, описанный в книге Джеймса Хедли Чейза «Нет орхидей для мисс Блэндиш», - это мир акул и пираний. Цель книги - вызвать череду потрясений. Мисс Блэндиш, дочь миллионера, похищена бандой. Они намереваются убить ее после того, как получат выкуп. Им воспрепятствовала более сильная банда, которая убила их и забрала мисс Блэндиш. Эта банда также намеревалась убить ее, - это само собой разумелось, - но гангстер по имени хитрый Гриссон почувствовал склонность к мисс Блэндиш. Это необычно для Хитрого, поскольку он был импотентом и мог испытать оргазм, только вонзая нож в чей-нибудь живот. (Будучи ребенком, он имел обыкновение разрезать на куски живых животных с помощью ржавых ножниц.) Мамаша Гриссон, возглавляющая банду, думает, что мисс Блэндиш может излечить ее сына от импотенции, если он изнасилует ее. Так что мисс Блэндиш держат в наркотическом опьянении до тех пор, пока Хитрый не справляется с этим. («Теперь, после трех месяцев, когда он сделал с ней все, что его извращенное сознание могло выдумать, то, что она не сопротивлялась под наркотиками, начинало надоедать».) Полиция, в конце концов, ликвидировала банду - достигнув своей цели с помощью взяток и безжалостности. Мисс Блэндиш совершила самоубийство, выпрыгнув из окна. Оруэлл предполагает, что это произошло из-за того, что она начала наслаждаться ласками Хитрого; на самом деле автор достаточно явно указывает на причину этого, в последней речи он приписывает ей следующую реплику: «У меня никогда не было моральных критериев... Я личность без какого-либо окружения, характера, веры. Некоторые люди могут справиться с этим, поскольку они верят в Бога. Я ни во что не верю, за исключением удовольствий». Это удивительно проницательная психология. Она на самом деле говорит о том, что до того, как это произошло, она считала свою жизнь достаточно скучной, и теперь, после сурового испытания, ей не к чему возвращаться. Ее свобода должна компенсировать ужасы, но этого не происходит. Она не может увидеть выхода из жизненных неурядиц, которые парализуют ее.

Оруэлл замечает как любопытный парадокс, что читатели гангстерских романов 1940-х отвергли бы описание молниеносной войны в Лондоне или усилия Движения Европейского Сопротивления как «изнеженную чепуху». Но это ничего не говорит о чувстве реальности среднего читателя. Замысел произведения «Нет орхидей» (и тысячи подражаний - как правило, написанных круто-звучащими персонажами наподобие «Бена Сарто» или «Дарси Глинто») заключался в том, чтобы произвести череду потрясений; читатель хочет, чтобы его шокировали, а не читали нравоучения. Так что писатель любезно создает мир, в котором могут существовать только низшие человеческие мотивы. Полиция столь же порочна, как и гангстеры. «Нет орхидей» была имитацией «Особняка» Фолкнера (как указывает Оруэлл); но в книге Фолкнера существует «альтернативный мир» - Таинственный Юг и его ценности. В гангстерском романе и его производных (романы о Джеймсе Бонде, например) ценности были бы неуместны. Даже секс должен быть грубым и насильственным и в основном не доставляющим удовольствие. (Например, в книге Гарольда Роббинса «Авантюристы» описывается, как герой, в конце концов, овладевает девушкой, на которой хотел жениться: «И только с моим дьяволом, который направит нас, вместе мы погрузимся в пылкие удовольствия нашего собственного частного ада».) Э.М. Форстер обвинял Джеймса Джойса в попытке полить вселенную грязью; это было несправедливо по отношению к Джойсу, но это подходит Хедли Чейзу и его последователям. И формула «бадьи грязи» была самым верным рецептом из всех, когда-либо придуманных для бестселлеров. Правда, в некоторых более современных образцах (например, «Крестный отец» Марио Пьюзо) сделаны некоторые уступки для присутствия в повествовании хороших парней; но это только убеждает искушенного читателя в достоверности, и таким образом шоковый эффект от жестокости только возрастает.

Но как порицать все это? Оруэлл осуждает «Нет орхидей» как замаскированную фашистскую мечту, словно все ее читатели страстно желали быть охранниками концентрационных лагерей. (И Хедли Чейз, без сомнения, был вдохновлен Оруэллом, когда писал роман под названием «Более беспощадный, чем мужчина» о банковском клерке, человеке вроде Уолтера Митти, который мечтает о том, чтобы стать гангстером[50]. Но почему, на самом деле, читатели хотят быть шокированными? При сравнении гангстерского романа как неблагородного жанра, скажем, с правдивым описанием Французского Сопротивления, оно будет не в пользу последнего. Надежды и идеалы Сопротивления нереальны для человека, чья жизнь состоит из скучной рутины: в нем ничего не просыпается и не отзывается на это, потому что его моральные критерии заглушены скукой. Что отвлекает его от безразличия - это мысль о безумной жестокости. Возбуждение, производимое этим, не садистское (хотя садизм сам по себе является попыткой возбудить нерв удовольствия, находящийся под анестезией); это неподдельный внутренний шок. После прочтения некоторых сцен зверства и пыток читатель смотрит на повседневную жизнь со своего рода облегчением; эти люди вокруг него могут быть ограниченными и не самыми умными, но они праведники по сравнению с Хитрым Гриссоном... На самом деле предположение Оруэлла (о внутреннем садизме) опровергнуто той же популярностью книг о войне и книг о побегах, как и книг о нацистах и их концентрационных лагерях. Политическая реальность приемлема, если она создает шокирующий эффект. Книга Г.Л. Гейта «Изнасилованная Армения» появилась в начале 1920 годов; это фактическое описание депортации армян «младотурками» в 1916 году и исключительных жестокостях, которым подверглись армяне. (Книга начинается с описания того, как турки окружили всех мужчин в отдельных деревнях и сожгли их заживо, полив бензином.) Она очень быстро стала широко популярной в дешевом издании под названием «Аукцион душ». Романы Хемингуэя - особенно «Прощай, оружие» и «По ком звонит колокол» - используют «тактику потрясения» с тем же самым намерением: не призвать к садизму, а попробовать потрясти читателя чувством реальности войны. Они добились притягательности, потому что читатели любят потрясения. Шок обладает эффектом временного отрыва читателей от их повседневной жизни, словно ракета, поднимающая космический спутник.





Так что переход от эпохи Рафаэля и Шерлока Холмса к эпохе мисс Блэндиш не стоит рассматривать с абсолютным пессимизмом. Мисс Блэндиш и Гарольд Роббинс не являются непременными знаками на длинной шкале безнравственности. Как только люди появились на земле, они стали скучать. Библейская легенда о сотворении мира должна быть изменена; змей-искуситель принес в мир не смерть, а скуку; скука является настоящей угрозой для нашей эволюции. Мужчина всегда чувствовал себя лучше всего, сражаясь в битвах или принимая великие вызовы; или, в отсутствии этого, уничтожая крепкую выпивку с девушкой на коленях. Когда жизнь становится спокойной, он позволяет себе скользить; он испытывает чувство удушья и начинает сомневаться в себе, - чего никогда не происходит, когда он рубит своих врагов секирой. Мужчина, по природе своей, - героическое и упрямое создание. Вот почему он стал самым доминирующим существом на земле. Он, безусловно, хочет цивилизации - он думает об этом всякий раз, когда читает в газете о тысячах умерших от холеры в каком-нибудь зараженном крысами городе в слаборазвитой стране. Но трудно принять бездеятельность, которая сопутствует этому, - вот причины, которые следует сейчас проанализировать. Так что романы, в которых насилуют красивых наследниц и конкурирующие банды выкашивают друг друга из автоматов Томпсона, не являются доказательством того, как сильно мужчины были деморализованы цивилизацией, а лишь указывают, как мало они изменились за прошедшие шесть тысяч лет.

49

Мейфэр - фешенебельный район лондонского Уэст-Энда. - Прим. перев.

50

А также в юнгианском критическом исследовании Д. Стритфилда «Нет орхидей, Персефона» (1959), в котором автор приводит доказательства того, что книга стала притягательной благодаря использованию греческого мифа о девушке, похищенной владыкой подземного мира. Во второй части своего исследования Стритфилд предполагает, что терберовская «Секретная Жизнь Уолтера Митти», бесплодного фантазера, является в равной степени возможным и основным мифом нашего времени.