Воскресенье

– Да неизвестно, полковник Давыдов как–то проговорился, – пожал плечами Олег, – а что, если…

В дверь постучали. Три раза – один длинный и два коротких.

– Ты кого–то ждешь? – Взглянул на девушку Олег.

– Нет, кого я могу ждать? – Женя накинула пиджак и подошла к двери. – Кто здесь?

– Это я, Витька Скляр!

– Ох, Витька, промок, наверное, – открыла дверь девушка и впустила мальчика в дом. На улице уже гремел проливной дождь. – Иди, грейся.

– Я на минутку! – Испуганно крикнул Витька. – Евгения Марковна, они вас арестовать хотят, мол, это вы Карася завалили, ой, в смысле, убили! Я сам слышал, что они обыск хотят делать!

– Так, успокойся, – Круглова взяла мальчика за руку и посадила на кровать, – спокойно, кто и за что хочет меня посадить?

– Ну, эти, ленинградские, они хотят вас в тюрьму упрятать, они думают, что это вы Карасева убили, но это же неправда.

– Пфф, конечно, неправда, – уставившись в одну точку, проговорила Женя. Тюремные решетки двигались к ней с неумолимой быстротой. Она уже чувствовала сырость камеры, видела крыс и ощущала жесткую ткань телогрейки. Это был конец. Всему. Всей жизни.

– Бежать вам надо, товарищ участковый! – В сердцах возопил Витька, ухватившись за серую кепку.

– Сейчас дам тебе, бежать. Что? Нет, Олег! – Выкатив глаза, воскликнула она, поймав на себе взгляд молодого человека.– Никогда я не буду бегать от своих. Это мои коллеги, они разберутся, все наладят.

Сухов лишь устало посмотрел на нее и вздохнул. Если бы это всегда работало. К сожалению, в конце 30–х годов такие же мысли сгубили миллионы обычных граждан.

В дверь снова постучали, теперь уже со всей полнотой занимаемой должности, с грохотом, силой и расстановкой. Олег, нахмурившись, взял Женю за руку.

***

Полковник Давыдов в отчаянии сидел прямо на полу, перед раскрытым шкафом, в своем рабочем кабинете. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута. Его не смущал гремевший ливень, он даже не потрудился закрыть окно. Куда же оно запропастилось, ну, не могла же Круглова украсть дело Ракицкой, ну, не могла, это же божий одуванчик. Да, она зачем–то пыталась вынудить Витьку Скляра перейти границу и оказалась у дома в момент воровства, но красть из кабинета начальника управления – это не ее уровень. Давыдов извлек из внутреннего кармана серебристую флягу с самогоном и жадно отпил, когда, повернувшись, заметил стоящую перед ним женщину, на вид лет 45.

– П-п-п-простите, вы вообще кто, женщина, приемные часы закончились, мы закрыты!

– А я к тебе, Слава, – улыбнулась она печальными, но смеющимися глазами и поправила убранные в хвост рыжие волосы. Элегантный, синий брючный костюм. Хороший парфюм. На пальце—дорогое кольцо. Туфли на высокой танкетке. Дорогой кулон на шее.– Ты меня не узнал?

– П-п-п-покиньте кабинет, немедленно, – приподнявшись, крикнул Давыдов, – дежурный!

–Да нет там никого, все ушли уже давно, – женщина извлекала из сумочки дамские сигареты, и, щелкнув зажигалкой, закурила. – Скажи, Слава, а тебе совсем за свою жизнь не стыдно? Кошмары не мучают?

– Я вас не понимаю, женщина, вы вообще кто, вас здесь быть не должно!

– Это ты правильно сказал, – согласно кивнула женщина, усевшись на край стола, – я должна быть там, куда ты нас отправил. А давай, мы восстановим справедливость? – Она затушила сигарету, схватила пистолет со стола и направила на начальника управления. – Слава, я же снайпер, ты забыл? Не промажу. Поэтому стой смирно, а то попаду туда, куда не надо, – женщина опустила пистолет вниз, – значит, не узнал, – усмехнулась она.

– Что тебе нужно? – Хрипло спросил Давыдов, опасливо косясь на пистолет.

–А нет, узнал. Убить тебя хочу. Да-да, прямо здесь, – улыбнулась женщина, снова поправив рыжие волосы, – ты и я, и никого вокруг. Какая же ты мразь, Слава, – она поднялась и подошла к Вячеславу Анатольевичу вплотную. – Я до сих пор, спустя 30 лет, просыпаюсь, Слава, от криков моего командира. Я до сих пор помню, как она мучилась от боли и, умирая, маму звала. Это страшные крики, Слава. И ты в этом виноват. Ба! – Женщина спустила курок.

–Ааа!– Крикнул, зажмурившись, Давыдов и опустился на пол.

– Ха-ха, расслабься, это шутка, – женщина бросила ему пистолет и искусно выброшенный из оружия магазин, – а ты трус, Слава. Таким и остался. Жизнь людей не меняет, – она смахнула пылинку с брючного костюма и открыла входную дверь. – Не скучай, Слава. Еще увидимся.

Едва дверь захлопнулась, Давыдов вновь схватил флягу и осушил ее до дна, не морщась и не моргая.

За окном продолжал бушевать ливень. Город накрыла, казалось, годовая норма осадков. Северное лето, если не подходило к концу, то выходило на финишную прямую.

***

Она вышла на крыльцо и снова закурила. Ее не смущал дождь, за годы Страшной войны ей не раз приходилось просиживать под ливнем долгими часами. Руки тряслись от страха и волнения, она ждала этого часа всю жизнь, шанса посмотреть в глаза тому, кто предал их и отправил на верную смерть.

– Ай, – Апайка зажгла керосиновую лампу и приподнялась на кровати, – совсем с ума сошли, куда собрались?

– Рузилюшечка, мы туда и обратно, – Ангелина Портнова, уже переодевшаяся в обычный сарафан, присела перед ее кроватью, – ну, очень уж в город хочется, жених там у меня.

– Ага, целых 4, – прыснула Сокол, присев рядом, – Апайка, мы туда и обратно, мне надо на Яночку посмотреть, столько дней ее не видела. Мы же тропы знаем: быстро, туда и обратно. Нас там тем более встретят, Слава, из местных. Если что, дадим отпор товарищам хвашистам! – Рассмеялась она.

– Уф, Алла, – отвернулась от девушек Рузиля и накрылась одеялом, – идите, делайте, что хотите.

– Що хатите, это значит, мы свободны, – расхохоталась Ангелина и треснула по спинке кровати, едва не перевернув ее, – мы быстро, апайка!

– Да, туда и обратно! – Крикнула Сокол, и девушки выбежали из избы.

– Дуры, – сказала в темноте Рита и шумно вздохнула.

За окном бушевал ливень, казалось, порывы ветра вот–вот снесут жалкую избушку, а вместе с ней и спящих девушек.

Чиркнул огонек – женщина вновь закурила.

***

– Прошу понятых проследовать за мной. Вашему вниманию представляю нож, финский. Примерно таким пару дней назад был убит гражданин Карасев. Этот факт прошу внести в протокол. Как он оказался у товарища участкового, установит следствие, – проговорил Курганов. – Прошу понятых следовать дальше.

Еще никогда в служебном доме на окраине Берегового не было столько людей: эксперты, понятые, соседи, наблюдавшие со стороны. Курганову было не до них: он старался показать работу и пока преуспевал в своих трудах.

Женя сидела на крыльце, уткнувшись головой в колени, и напряженно смотрела вдаль. Ветер трепал подол голубого сарафана, но она не замечала прохлады. Она не брала нож в руки, но все равно знала, что является главной подозреваемой в убийстве Карасева. Перелом внутри девушки двигался в развитии: она не считала миллионеров врагами, но и товарищей в них больше не замечала. Почти. Глядя на то, как трясется над делом Елены Павловной Ракицкой Давыдов, упорно не отдавая его, а следователь Курганов пытается доказать ее, Женину вину, Круглова чувствовала страшное отвращение. Ее мир ломался, как бумажный дом сдуваемый ветром, и единственной опорой в этой буре казался Олег, как будто бы знавший все с самого начала.

– Поговорить надо, – взял ее за руку Сухов.

– Олег, они меня посадят, – вскочив, прошипела Женя, сжав зубы, – меня, советского милиционерахотят в тюрьму отправить, за то, чего я не делала.

– Ох, потрясающая прозорливость. Пойдем к забору, там не слышно.

***

– Короче, тебе надо отсидеться там, за «колючкой». Пока все не уляжется, и мы не найдем убийцу Карасева.

– Нет, ты сумасшедший, – кинулась обратно к забору Женя, – я никогда от своих бегать не буду!