Брошенный

Кейн опускает Ристику на ноги, позволяя ей спокойно оглядеться вокруг. Посмотреть есть на что. Уличная мостовая выложена серо-коричневой плиткой, имитирующей булыжники, но, конечно, сложенная таким образом поверхность абсолютно ровная и гладкая, иначе уборочным машинам пришлось бы несладко. Высокий потолок покрыт световыми панелями, дающими ровный почти естественный свет, словно над нами голубое небо. Стены облицованы шероховатым камнем, и, цепляясь к ним, вверх ползут искривленные тоненькие стволы искусственных кустарников, обрамляющих своими ветвями и листьями красивые закругленные сверху окна. Последние несимметрично проделаны в стенах и забраны решетками, но общего вида это не портит. С двух сторон немного дальше от места, где мы остановились, в стенах видны широкие двери, отделанные под дерево и с необычными коваными ручками. Считывателей для карт или других каких-либо привычных для Муравейника устройств заметить не удается. Зато к стенам через каждые несколько метров привинчены вычурные также кованые держатели с фонарями оранжевого стекла. Мне уже интересно, используют ли их по назначению, может быть, вечерами приглушая верхний свет?

Дальше впереди стоит нечто вроде повозки с переложенными соломой фруктами, но ее частично заслоняет выступ в стене. Такой же есть с другой стороны, они расширяются кверху, формируя массивную арку, над которой построена соединяющая две стороны улицы крытая галерея, вдоль нее три узкие дверцы, выводящие на миниатюрные, глубиною в один полушаг балкончики. Предположу, что по этой галерее можно проходить из одних апартаментов в другие, и… учитывая, что Редженс направляется в к двери слева, а Кейн тут же к двери справа, именно по ней они и будут ходить друг к другу в гости.

— Затаскивай это все, — командует Кейн, оборачиваясь. Все коробки Ристики теперь оказались свалены посреди улицы, и, видимо, одному Лексу и предстоит занести их внутрь. Меня Редженс тащит за собой, прихватив только мою сумку.

Считыватель, как и ожидалось, обнаруживается сбоку от двери, спрятанный среди побегов. А правее к стене прилажен странный ящик с крышкой, непонятного предназначения. Рассмотреть не успеваю, поскольку Редженс затягивает нас со Счастливчиком сквозь разблокировавшиеся двери и через маленький холл в большую комнату, частично заставленную коробками с вещами.

Комната смотрится неприветливо, сплошь выкрашенная в густо-зеленый цвет вместе со стеллажами и стенными нишами, являющимися частью Муравейника, только огромный диван горчичного оттенка выбивается из всего. В дальней части расположена лестница, должно быть, ведущая ко входу на ту самую приметную галерею, пересекающую “улицу”, а рядом с ней совершенно непонятный шест от пола до потолка.

Снова дав нам несколько секунд, чтобы насладиться видом, Редженс тащит нас дальше в самую дальнюю часть просторных апартаментов. Двери раздвигаются перед ним автоматически. Останавливаемся в еще одной большой комнате, но это уже жилая, со спальным модулем, утопленным в стену.

— Жить будешь здесь, — коротко информирует Редженс, отпуская наконец мое предплечье одновременно с ручками сумки с моими вещами. Он вынимает из кармана рубашки оранжевую карту, и поскольку обе мои руки все еще обнимают Счастливчика, кладет ее на поверхность выроста Муравейника, которую вполне можно использовать как исполинский письменный стол. Покончив с моим обустройством, он разворачивается и выходит из комнаты.

Что ж, это не было высказано вслух, но он, очевидно, снова мой шинард, как и Кейн для Лекса, то есть предписание старшего по званию вернуть нас обратно на нулевой уровень было выполнено этими двумя лишь формально. Вернули (оформили возвращение) и тут же забрали снова. Из вредности нам ничего о своих планах не сообщили, но обидно, конечно, не это, а то, что не дали нам попробовать вступить в гильдии. Хотя их логику понять тоже можно. Вступление в гильдию означает собственное жилье, возможность подняться, независимость и даже в некоторой, хоть и небольшой степени, защиту. А так мы вроде как никуда не денемся. Если уходить, то только на нулевой, а то и в никуда. Но мне не нравится так о них думать. Эта мысль горькая с привкусом желчи.

Между тем моя новая комната просто роскошна, так что мне как-то неприлично жаловаться. Окрашена в приятные бежевые и карамельные тона. Верхний ярус занимает примерно четверть площади, забраться туда можно по винтовой лесенке. Из отдельно стоящей мебели осталось только кресло ядрено-желтого цвета, куда я сажаю моего носочного монстра. Вот и половина тяжести с души свалилось. Это, оказывается, не думы тяжкие меня к полу тянули, а Счастливчик руки оттягивал. Теперь меня больше всего интересуют занавеси на дальней стене.

Занавески также желтые, но другого более темного оттенка, плотно задернуты. Найдя, где посередине смыкаются два полотнища, аккуратно заглядываю за них, а там еще одно окно. Выходит оно в общий для нескольких апартаментов зал, который оформлен как…музей космонавтики? Как-то неожиданно для места, в котором люди собираются вместе не для самых интеллектуальных занятий. Под потолком подвешены макеты космических кораблей, но мне отсюда их толком не разглядеть, может, они супер-антивандальные? Впрочем, по моему опыту, таких технологий все еще не придумано, и против алконавтов не устоит ничто.

На противоположной стене множество экранов, один, самый большой, похож на огромный иллюминатор, через который видна какая-то голубая планета. Рядом с экраном останавливается мужчина, по-видимому, наш новый сосед, одетый в черный комбинезон, то есть из гильдии искателей. Он задумчиво вертит в руках пульт, нажимает на кнопку, и перед ним появляется другой вид на эту же планету и ее спутник, а теперь астероид, хлоп, несущаяся вдали комета, хлоп, космическая станция, хлоп, еще какая-то конструкция на фоне темного и чарующего космического пространства. Так он переключает и не видит, что в его сторону бредет роботизированная собака в скафандре. Ритмично переставляя конечности, она приподнимает голову, когда требуется обойти диван, и его она огибает, но живое препятствие не кажется умной машине достойным того, чтобы из-за него корректировать траекторию движения, так что она просто подает звуковой сигнал.

— Ав! — слышу я даже отсюда. Сосед от неожиданности подпрыгивает на месте, а собака между тем продолжает движение, так что в следующее мгновение мужчина с удивлением обнаруживает себя верхом на роботе, который непреклонно продолжает движение, уже с ношей на спине. Самая невозмутимая робособака на свете. Но может и надо так к жизни относиться? Что можно — подвинуть, что нельзя скинуть — дальше тащить?

Глава 3

В пять утра включается верхнее освещение, не резко, а постепенно увеличивается яркость. С полминуты я еще нежусь, не в силах подняться с этого ужасного матраса и даже разлепить веки. Ощущение, что он проглотил меня, одурманил дремотной сладостью и, пока я ничего не понимаю, потихоньку переваривает меня. В попытке спастись перекатываюсь на бок и приоткрываю один глаз. Да, вот он, край матраса, если сделать еще переворот, то я свалюсь с него на пол, мне станет не так комфортно, и я смогу встать.

Но тут в комнату влетает Ристика, и организм сам собой переходит в сидячее положение.

— Ты еще дрыхнешь? — практически выкрикивает она. На ней платье из блестящих полосочек и два пучка на голове, которые вряд ли полностью состоят из волос, настолько они большие. За счет чего только держатся? — Потрясные матрасы, да? Это потому что семидесятый уровень, все по высшему разряду! Прямо вставать не хочется! Но я встала за два часа, потому что нужно было привести себя в порядок! Я же сегодня выхожу на новую работу! — Тараторит Ристика, одновременно оглядываясь вокруг. — Можно я твои шкафы заценю? Вчера десять часов свои шмотки раскладывала!

Киваю. Я раскладывала секунд десять. Встаю, иду надевать штаны и задаюсь вопросом — а когда Ристика вообще спала?

Из ванной комнаты напротив моей спальни возвращаюсь быстро, но смотрю, подруга уже успела заново разложить мою одежду в разные ячейки до сумасшествия огромного шкафа и развесить на вешалках мои несколько футболок, кофту и куртку.