Страница 47 из 92
Ведьма покорно и грациозно встала на четвереньки, выгнула спинку, глянула через плечо:
— На тумбочке.
Кроме свечи и пары книг там стояла стеклянная баночка, полная густой и скользкой субстанции. Я применил её.
— Антон, — прошептала Мэдлин, когда мои лапы обхватили мягкие бёдра.
Я понял. Она закричала.
В маленькое круглое окошко заглядывало солнце. Снаружи росла раскидистая черёмуха и поэтому лучи проникали в комнату дробно, мельтешили, когда дул ветер, устраивали салки на белых ягодицах Мэдлин.
Я уже долгое время не спал, лежал на полу и слушал её дыхание, сердцебиение, не шевелился. Потом ведьма проснулась, потянулась со сладким стоном, ушла в сторону ванной комнаты, а когда вернулась, я уже затягивал ремень.
— Будешь завтракать кофом или ча?
— Первое, пожалуйста.
Она отвернулась к тумбочке, моя рука непроизвольно потянулась, чтобы прихватить соблазнительную попку, но остановилась. Странные у нас были отношения, — за тот секс, которого желала Мэдлин, а я был рад её желания удовлетворять, в реале оба мы получили бы в социальном досье пометку «девиант», пожалуй, это была крайняя форма открытости, не считая того, что между нами оставались «прокладки» в виде аватар. И всё же, при свете дня, отношения становились более формальными, ведь тогда я ценил её как опытного игрока, а не как похотливую блудницу.
— Можно подумать, что ты оставляешь всю свою решимость в небе.
— М-м-м… Что?
— Мы современные люди, Антон, и пусть я не готова предоставлять себя тебе по первому требованию, в приватной атмосфере эти милые знаки внимания уместны.
Надвинувшись, я охватил её маленькую фигурку, вдохнул запах волос, коснулся когтями нежного живота.
— Удача улыбается храбрым?
— Удача улыбается тем, кому улыбаюсь я, — заявила ведьма. — А теперь помни их и иди.
— С удовольствием. Тебе, кстати, не больно? Ночью я несколько потерял контроль.
— Антон, — она обернулась, взглянула на меня снизу-вверх, — ачивка «Ненасытные Любовники», забыл? Любые раны исцеляются во время секса, даже если это раны от секса. Мне кажется, у Касандеи то ли чувство юмора такое, то ли она всё очень хорошо рассчитала.
Окошко со ставнями выходило на юг, и в кухне было ещё тенисто, через распахнутые створки проникал свежий ветерок, перемешивавшийся с запахом сосисок, жарившихся на сковороде вместе с яйцами, луком и чесноком. На столе и без того было уже предостаточно еды: ростбиф с картошкой, овсяная каша, сухофрукты, джемы, поджаренный хлеб, мёд, пудинг, оладьи и уйма того, что не имело эквивалентов в реальности. Тем не менее, Ульбо Штрумпинс не желал останавливаться; обтянув животик старым фартуком, он пританцовывал перед большим кухонным очагом и тянул негромко:
— Ветра стонали, в мраке ночном, шептали ветви всё о своём, багровый пламень… А, проснулись, господин хороший? Пожалуйте к столу, Антон!
Лиззи и Гринботтом уже сидели там, напротив очага. Она ковырялась ложкой в каше, которую не могла есть, а гоблин набивал брюхо с маниакальной жадностью. Попутно он совал печенье, сухофрукты, сандвичи и столовые приборы в карманы и в сумки. На лавку я садиться на стал, уж больно всё вокруг было мало для меня, кроме, разве что, порций. Огромный чаник разлил кипяток по кружкам, где заваривалася ча и коф для Мэдлин, после чего вернулся на огонь.
Переставив из огромного буфета на подоконник небольшой горшочек, хозяин смиала уселся сам с двузубой вилкой и ножом в руках. Он аппетитно уплетал яичницу, обжигаясь, охая, запивая прохладным соком и получая от процесса огромное удовольствие. То и дело откидываясь на спинку стула, полурослик мечтательно прикрывал глаза и совал морщинистую ладошку в карман жилетки, после чего опять возвращался к тарелке.
Мэдлин появилась при полном параде: на высоких платформах, в обтягивающих бриджах и корсаже, держа плащ и шляпу в одной руке, неся посох в другой. Сегодня она выбрала серебряные серьги-полумесяцы с крупными тёмно-красными камнями, кольцо-коготь, и, неожиданно, пояс-цепочку с медальонами, на которых светились непонятные символы. Ворон перелетел с посоха на подоконник и стал клевать сырое мясо из горшочка.
— С добрым утром, барышня! — улыбнулся Ульбо. — Как спалось?
— Великолепно, благодарю, добрый друг. Коф заварен, как мило.
— А патропнафты уу’? — спросил Гринботтом со ртом, полным сосисок.
Ведьма отложила хлеб, на который аккуратно намазывала масло, изящно вытерла руки салфеткой.
— Подробности, Ангус? В письменной форме подойдёт?
Гоблин через силу проглотил еду, чуть не задохнулся, но всё же выжил.
— Да-да! Разумеется!
Кивнув, Мэдлин вытянула из инвентаря листок пергамента и положила его перед гоблином. Лиззи привстала, пытаясь заглянуть.
— Это список Грезящих и аборигенов, которые имеют к тебе вопросы материального характера. Ниже указаны все претензии с учётом процентов за прошедшее с каждого инцидента время. Во всех подробностях, не благодари.
Гринботтом благодарить не намеревался. Заскорузлая лапа археолога отдёрнулась от пергамента как от ядовитой змеи, он с ужасом смотрел на текст, покрываясь пахучей испариной и пятнами. Лиззи расхохоталась под маской.
— Эх, молодость, — добродушно заметил полурослик, водя по тарелке хлебной корочкой.
Завтрак продолжился, я с удовольствием набивал живот мясом, а мумия, завладев «подробностями» пугала ими нашего гида. Гоблин начинал тонко повизгивать, когда она подносила пергамент к его лицу.
После я вышел на порог и окинул Дормстон взглядом, опять поразившись, как с такой перспективы местность походила на совершенно дикий угол. Благодаря растущим невпопад деревьям и кустарникам можно было подумать, что вокруг не было ничего рукотворного кроме великолепной мельницы и моста.
— Старый добрый Дормстон, — вздохнул Ульбо Штрумпинс и сел на скамью близ калитки.
Он стал набивать трубку, трамбуя табачный лист пальцем, затем достал из внутреннего кармана жилетки допотопные спички, громко запыхал, раскуривая.
— Прекрасное место.
— И не говорите, дуг мой, — морщинистая ладошка опять скользнула во внешний карман жилетки, — лучшее в мире.
— Можно и всю жизнь прожить.
— О-хо, это самое милое дело для моей родни! Никуда не ходить, ничем не интересоваться, копаться в земле, растить турнепс. Нам, знаете ли, нравится всё, что растёт из земли. Есть в этом что-то прекрасное.
— Понимаю, — согласился я, — квинтэссенция понятия жизни. Но сами вы, Ульбо, кажетесь полуросликом авантюрным. Не сочтите за резкость. Путешествовали?
— Были времена, — мечтательно согласился Штрумпинс, — да, побродил по миру. Чего только не было, и тем слаще, скажу вам, Антон, греться сейчас на солнышке, в милом Дормстоне, где никогда ничего не происходит, придаваться воспоминаниям…
— Господин Ульбо! — донеслось издали. — Господин Ульбо!
От подножья холмика бежал полурослик в соломенной шляпе, вспотевший и краснолицый, с большим звонким колокольчиком в руке.
— Господин… — просипел он, задыхаясь, — Ульбо… Беда…
— Доброе утро, — кивнул ему хозяин. — Отдышись-ка.
— Доброе… утро… Беда, господин… Ульбо…
— Что происходит? — Из круглой двери, пригибаясь, появилась Мэдлин.
— Злые силы напали! — сообщил незнакомый полурослик, заламывая руки. — Из-за дальних холмов, на низкой высоте вылетел шаланд, а там — слуги Тёмного Властелина! Выскочили, и давай в трюм стада травоглотов загонять! Беда, господин Ульбо, собирается ополчение, велено вам танову булаву преподнести! Они же скоро в деревню придут за мукой, табаком и сидром!
Пожилой Ульбо отложил трубку, решительно встал и скрылся в жилище.
— Что происходит? — спросил я у ведьмы.
— Стандартный ивент для Щедрых Холмов. — Она проверила тугой пучок на затылке, надела шляпу. — Налёт на деревню полуросликов. Слуги Тёмного Властелина собирают оброк.
Я удивился.