Цена надежды

Опершись мощными руками на стол, Антон чуть склонился в мою сторону и спокойно, размеренно произнес:

– Мне очень жаль. Но я. Не занимаюсь. Благотворительностью. Увы.

Я шумно выдохнула. Это все было зря. Нужно искать деньги в другом месте. Ничего не ответив, я начала подниматься со стула, но Антон, в два шага преодолев расстояние между нами, встал со спины и положил тяжелые теплые руки на мои костлявые плечи, усаживая меня обратно на стул.

– Но ты, дорогая, могла бы не просто попросить у меня деньги, а предложить мне что-то такое, за что я сам захочу тебе заплатить.

Его руки начали медленно и нежно массировать мои плечи, но расслабиться не получалось – наоборот, я сжалась как глиняный комок от прикосновения чужих, пусть и таких умелых, рук.

– И что я могу тебе предложить? – отрывисто спросила я, уже примерно понимая, что он скажет.

– Что может предложить красивая девушка, ворвавшаяся в мой кабинет посреди рабочего дня с пустыми руками? Разумеется, себя. И только, – обыденным тоном произнес он. Я все еще не могла пошевелиться. Еще пять минут назад мне казалось, что я настроена решительно и готова услышать от него все, что угодно. Но когда услышала – потеряла дар речи.

Он подошел к своему столу, снял трубку стационарного телефона и деловито скомандовал: – Юля, меня не беспокоить следующие полчаса.

Потом грациозно прошагал к кожаному дивану, стоящему у стены за моей спиной, и вальяжно уселся на него, широко расставив ноги. Ткань брюк обтянула его объемные спортивные бедра.

–Ну же, не бойся, иди ко мне, – он похлопал по своим бедрам, приглашая меня присесть.

Все, что мне стоило сделать в тот момент – встать и уйти, но отчаяние и ложная надежда на возможность получить необходимые деньги заставила меня подойти к нему и встать прямо между его расставленных ног.

Глядя ему прямо в глаза сверху вниз, я начала медленно развязывать тоненькие тесемки вокруг талии, удерживающие запашные передние полочки платья. В голубых глазах Антона вспыхнул такой огонь, что по моему телу пробежала дрожь. Он обхватил своими большими руками мои ноги чуть выше колен и стал медленно гладить их, поднимаясь к ягодицам. Распахнув платье и оставив его висеть на плечах, я невольно подумала: «Хорошо, что на мне новое белье, а не любимый застиранный хлопковый комплект». Вожделенно рассмотрев мое кружевное молочное белье, Антон почти рыкнул, притягивая меня животом к себе. Крепко держа меня за талию, он принялся жадно целовать мой живот, пупок, кожу над поясом трусиков. Чем сильнее он распалялся, тем громче мой внутренний голос начинал кричать прямо где-то надо ухом: «Что я делаю? Что я делаю? ЧТО Я ДЕЛАЮ??» Какого хрена я пришла к нему в этом платье? На что я рассчитывала, попросив деньги у этого человека? Он ведь даже может вообще не заплатить. Он не миллионер, а всего лишь муниципальный служащий. С чего я решила, что он богат и щедр? Даже если и заплатит мне пару тысяч, какой с них толк? Разве стоят они этого позора?

Из размышлений меня выдернул резкий притягивающий рывок. Антон одним движением усадил меня верхом на его бедра. Ткань в его паху уже настолько вздулась, что сомнений в его дальнейших намерениях не оставалось. «Возможно, мне сейчас будет очень больно, – не переставала думать я, – ведь у меня не было секса уже почти три месяца, и сейчас я не смогу возбудиться настолько, чтобы все прошло как по маслу. Сначала больно, потом стыдно – вот чем все закончится».

Антон, увлеченный собственным вожделением, уже грубо целовал мою грудь, пытаясь языком стянуть ткань лифчика вниз и обнажить сосок. Руками он крепко удерживал меня на своих коленях, словно боясь, что я могу внезапно спрыгнуть с них. Перейдя страстными, почти болезненными поцелуями на мою шею и линию челюсти, он выпрямился, пытаясь достать до губ, но я отклонилась назад, не позволяя ему дотянуться до них. Торопливо, трясущейся от возбуждения рукой он протиснулся между нашими телами к своему ремню. Щелчок ремня – вот что отрезвило мое сознание, словно резкий вдох нашатыря после обморока. Я мягко, но уверенно оттолкнула его от себя, положив руки на мощные плечи. Он взглянул меня расфокусированным, затуманенным взглядом:

–В чем дело? – не без раздражения спросил он, глядя мне в глаза.

– Деньги вперед, – прошептала я, собрав в кулак остатки уверенности в себе.

– Что? – усмехнулся он. – Деньги получишь, если мне все понравится, – он даже не пытался скрыть самодовольной улыбки.

– Тебе не понравится, ведь я не профессионал в этой… сфере, – злость разливалась по моим венам раскаленной лавой. Сердце стучало так громко, что я почти не слышала собственного голоса.

– Значит, тебе придется сильно постараться, – промурлыкал он и снова прильнул губами к моей шее.

Внутри меня поднимался настоящий вулкан эмоций. Страх обратился в ярость, которая только нарастала с каждой секундой и требовала немедленного выхода на поверхность. Я ненавидела его, себя, этот кожаный диван и эту жизнь. Мне хотелось разрушить в этом кабинете все, до чего только можно быть дотянуться. Резким рывком я оттолкнула Антона от себя, злобно прошипев «Да пошел ты!», вскочила с его коленей и кинулась к входной двери, даже не запахнув платье.

– Детка, да брось, я заплачу тебе сейчас, вернись! – его голос звучал в паре метров позади меня, но так глухо, словно из соседней комнаты. Меня оглушало собственное сбивчивое дыхание. Когда повернув замок, я выскочила в приемную, на ходу запахивая платье, секретари глянули на меня ошалелыми глазами. Примерно таким же взглядом проводил меня тот самый седой охранник в фойе. Быстро отстукивая шаги по мраморному полу, я все еще не до конца разобралась с завязками платья. Возможно, кто-то увидел мое нижнее белье, но мне быть плевать. Да и белье новое, не стыдно.

Усевшись в раскаленный от жары салон машины, я закрыла все двери кнопкой на подлокотнике, хотя никто и не думал меня преследовать. Не думаю, что Чернышевский выскочил бы вслед за мной с расстегнутым ремнем и в спущенных штанах. Боже, теперь секретари будут бояться оставаться с ним наедине. Зато девушку, выбегающую из кабинета замглавы администрации в распахнутом платье, будут обсуждать еще долго. Вот черт, пришла без приглашения, да еще и опозорила старого знакомого на его работе. Вдруг у него теперь будут проблемы из-за меня? Ой, да и черт с ним! Это мысль меня почему-то рассмешила настолько, что я залилась звонким хохотом до слез, который постепенно превратился в беззвучные рыдания на раскаленном руле.

Через пару минут мой телефон завибрировал, оповещая о входящем сообщении. Утерев заплаканные глаза тыльной стороной руки, которая все еще хранила аромат парфюма Чернышевского, который теперь казался нестерпимо отвратительным, я взглянула на дисплей. Мобильное приложение банка сообщало о переводе 500 рублей от Антона Андреевича Ч., сопровождаемом комментарием: «Детка, захочешь получить остальное – вернись» с подмигивающим смайликом. «Вот ведь жадный ублюдок!» – подумала я, бросив айфон на пассажирское сидение, и повернула ключ зажигания.

Глава 5

За те два месяца, что я ежедневно посещала Ярослава в больнице, мы здорово подружились со старшей медсестрой отделения Любовью Васильевной. Я часто останавливалась у поста, чтобы поговорить с ней о Ярославе и не только. Она одна из тех немногих знакомых мне медиков, которые, несмотря на огромный стаж работы в медицине, сохранили способность к эмпатии и эмоциональный интеллект. Она подбадривала меня и говорила, что Ярослав «держится молодцом». На самом деле я понимала, что за последние два месяца никакого улучшения его состояния не наблюдается, но ее слова было так приятно слышать. Все решит операция на мозге, но для того, чтобы ее проведение стало возможным, мне нужно продолжать поиски денег.

Странно, но за два месяца ежедневного посещения больницы я ни разу не пересеклась там с родственникам Ярослава – его родителями и сестрой с ее семьей. Не то, чтобы мы испытывали друг к другу такую сильнейшую неприязнь, что даже не желали видеться друг с другом. Но и какого-то душевного родства, позволяющего одновременно сидеть в палате Ярослава, тем самым разделив момент общей боли, у нас тоже не было. Единственным связующим звеном моего общения с этими, неплохими в общем-то, людьми был мой муж. Поэтому сейчас, когда он был не в сознании, у меня не возникало ни малейшего желания разделить с ними свои переживания, и это, судя по всему, было взаимно. Я приходила навестить Ярослава ровно к пяти часам. А его родственники – Любовь Васильевна мне рассказала – к половине седьмого, пару раз в неделю.