В тени невинности

Мальчик тут же схватил свой драгоценный рюкзак, жадно прижимая к себе.

– Что же тогда?

– Кто ты такой? Откуда шел? И кто твой спутник?

Он опустил взгляд, будто раздумывая. Эта тишина… Она меня съедала изнутри. На улице начинало смеркаться, и медленное наступление темноты еще больше давило мне на нервы. Видимо, мальчик заметил перемену на моем лице.

– Он был… – голос его задрожал. – Он был моим отцом. Черт… Это всё из-за меня! Я… я не знаю, что делать дальше.

Он опустил взгляд, обреченно выдыхая. Весь вид его кричал о раздирающей душу печали, но я ему не поверил. Хотел бы, но не смог.

– И?

Мальчик удивленно взглянул на меня, теряя свой жалостливый образ. По правде сказать, в этот момент я был уверен, что он всего лишь отличный актер. Слишком театральной казалась его грусть. Но если мальчишка и пытался надавить на меня жалостью, то останавливаться явно не собирался.

– Прошу, не убивай меня. Я ведь не желаю тебе зла. Я безоружен, беспомощен, а теперь и одинок. Что я могу?..

Он опустился на колени и отчаянно зашептал:

– За что? Разве я заслужил этой судьбы? Умереть от пули в закусочной или быть растерзанным мертвецами…

Я покачал головой. Стоило убираться отсюда, пока окончательно не стемнело, но заставить себя уйти не получалось.

– Я не хочу умирать, – сказал мальчик, смотря на меня уставшим взглядом. – Не знаю, веришь ли ты во всевышние силы, но я в них не верю. Не верю, что чудо способно меня спасти. А сам себя я не смогу защитить. Никто больше не сможет.

Он всхлипнул и продолжил:

– Будь у меня шанс, я бы вернулся в самое в начало. Я бы всё исправил. Не стал причиной смерти дорогих мне людей. Но… я всё равно хочу жить. Скажи, почему я этого не заслужил? Потому что я маленький и меня легко обидеть? Потому что в этом мире право на жизнь имеют только сильные люди?

Что ж, похоже, он добился того, что хотел. В душе моей не осталось ничего, кроме пустоты. Все воспоминания, сожаления и переживания, которые я прятал в себе многие годы, вновь вырвались наружу, отравляя сознание. И плевать стало на осторожность, что я так старательно поддерживал каждый день.

– Каждый из нас этого хотел. И что с того? – стараясь сохранить внешнее равнодушие, спросил я.

– Прошу.

– Нет.

– Пожалуйста… Дай ночлег. Всего на одну ночь. Прошу…

Как же я ненавидел принимать важные решения, от которых зависели жизни людей. Но кроме меня принимать их было некому.

– Я не могу.

– Почему?

Потому что не доверял ему. Но и оставить этого мальчишку с большими грустными глазами было выше моих сил.

– Слушай, я не стану тащить тебя домой.

– Не надо домой. Ты же наверняка знаешь безопасные места в городе, где я мог бы переночевать. Тебе же ничего не стоит!

И вправду, чего мне это стоит? Спокойствия? Порядка? Жизни?

– Пожалуйста…

Как бы на моем месте поступил Освальд? Он бы придумал верный выход. Он всегда это делал.

Ах, Освальд, правильно ли я поступаю? Иду на глупую провокацию, доверяя смазливому детскому личику. Поддаюсь своему слепому желанию забыть об одиночестве, рискуя при этом последним, что у меня осталось. Моим домом.

– Ладно… Ладно. Я знаю одно место.

Его лицо в этот момент выражало одновременно всё и ничего. Да что там лицо: он был весь соткан из странного, непонятного мне выражения. Его действия, эмоции, слова… Может, я просто отвык от людей, но выкинуть свое предубеждение никак не получалось.

Он чужак. Чужак, который после всех своих слезных речей просто кивнул и принялся собирать рюкзак, запихивая выкинутые мной вещи обратно.

Хотелось бы узнать, что творилось в его голове. Но вместо пустых рассуждений я потянулся к спортивной сумке и рюкзаку – вещам, вероятно принадлежавшим отцу мальчишки. Сумки были довольно увесистыми.

– В черной сумке есть автомат. Но на него нет патронов, – предупредил мальчик, смотря на меня. – Можешь оставить себе в качестве платы. Он мне не нужен.

Что ж, оружие лишним не бывает. Накинув рюкзак и сумку на плечо, я обернулся к своему новому спутнику.

– Я отведу тебя в подвал бывшего музея, через две улицы отсюда. Там есть, где расположиться на ночь.

– Ладно.

– Но… это только на одну ночь.

– Я знаю. Мне нет смысла здесь задерживаться.

– Куда вы держали путь?

Мальчик прошел мимо меня, направляясь к выходу. Мне показалось, что он не услышал вопроса, и я уже собирался повторить, как вдруг мальчишка остановился, взглядом задерживаясь на двери подсобного помещения. Похоже, он и вправду сокрушался о смерти спутника. Стало неловко, ведь я не сразу поверил ему.

– В Лейтхилл. Большой город за мостом. Так нам говорили.

– Отсюда до моста часа два, не меньше.

– Значит, завтра успею до обеда.

Я не стал возражать, говорить, что идти в Лейтхилл опасно. Он должен был сам знать о том, что в больших городах невозможно свободно передвигаться без транспорта и оружия. Идти туда – самоубийство.

До музея мы шли молча. Я не мог найти темы для разговора, а мальчик, похоже, просто не хотел говорить. Он выглядел подавлено. Смотрел только себе под ноги и изредка кидал на меня косые взгляды. Когда мы дошли до одноэтажного здания, стены которого были покрыты почти полностью отслоившейся краской, он остановился, оглядываясь.

– Слышал?

Я прислушался. Где-то вдалеке раздался протяжный мучительный вой.

– Они просыпаются, – подтвердил я свои мысли.

– Так пошевеливайся.

Мальчик показательно обошел меня, открыл железную дверь и скрылся внутри. Вот же… Он явно был не из робкого десятка.

– Помоги мне, – донесся его голосок из главного зала, стоило мне закрыть железную дверь.

Блондин уже стоял у антикварного письменного стола, уперев руки в столешницу.

– В этом нет необходимости…

– Тебе помешает лишний раз убедиться в своей безопасности?

Я покачал головой. Пришлось помочь ему дотянуть стол (очень тяжелый стол) до двери, забаррикадировав тем самым единственный вход. Говорить о том, что скрежетом дубовых ножек о пол мы могли привлечь к себе внимание, я не стал. Я вообще не знал, как правильно разговаривать с этим… новым знакомым. Поэтому без лишних слов открыл дверь, ведущую в подвал, и позволил ему спуститься по бетонным ступеням.

Мальчик бегло огляделся, пытаясь разобрать хоть какие-то очертания в кромешной темноте. Пока он на ощупь двигался по комнате, шкрябая ногами по холодному кафелю, я зажег несколько свечей и поставил их на усыпанный трещинами стеклянный стол. Пламя свечей освещало пыльную тахту, стоявшую рядом со столом, несколько сломанных стульев и мерзко пахнущую ветошь, валяющуюся по всей комнате и в особенности у тахты.

Мальчик заморгал, привыкая к свету, и настороженно подошел к тахте. Краем глаза он наблюдал за мной, что не укрылось, конечно же, от моего взгляда. Чтобы позволить ему немного расслабиться, мне пришлось опуститься на один из стульев и кивнуть, показывая, что он может сесть. Я постарался сделать это как можно дружелюбнее. Только сейчас я в полной мере осознал, что спустя томительный год одиночества мне повстречался настоящий живой человек. Эта мысль будоражила, хоть я всё еще не доверял мальчишке.

– Часто ты тут бываешь?

– Нет, это просто запасное убежище. На черный день.

– Ясно. Так… Как тебя зовут? – спросил он, садясь на тахту и подгибая под себя ногу.

– Тебе это необязательно знать.

– Но…

– Нет.

Он вновь нахмурился, смотря на меня исподлобья.

– Ладно.

Напряжение… Я уже забыл, что это значит. Тягучее чувство, давящее на тебя. Я не понимал, как избавиться от этого, поэтому предпочел просто промолчать.

Мальчик уже не выглядел настороженным. Он поставил рюкзак рядом с собой, стянул с себя обувь и жилетку. Заметив, что я пристально слежу за каждым его движением, с его губ сорвалось что-то напоминающее задумчивое "хм".

– В чем дело? – безэмоционально поинтересовался он.